Ну всё, билеты куплены, жилье забронировано, очевидно, необходимо признать, что в этом году я на Зиланте - просто так, повидаться с друзьями и знакомыми.

---

О. О! Нашел хорошее исполнение на испанском.

@темы: у Лу была гитара, ukulelelelele, мой playlist

---

Не посмотрел Em7, прыгал с Dm на Em, замена нормальная в данном случае. Но там этих прыжков три подряд и довольно быстро. Страдал - на укулеле не самая удобная комбинация. А потом случайно в другом месте показали Em7. Так это же проще! Вообще хоть пальцами не шевели, совсем рядом.
И сразу все получается. Ну надо же.
+
Благодаря записи в следующем посте поймал нужный ритм и бой.
Да неужели ж?
Сам не верю, а оно, кажется, начинает получаться.

---

Поскольку предполагаю улучить возможность посидеть на Зиланте с друзьями с гитарами, тащу с собой уке-тенора, ну и приспичило к Ojos Azules и Sto perigiali добавить еще вот эту.
Не осилю пока португальский, а на испанском - почему бы нет. И, конечно, бой... мое самое слабое место (не считая пения и попадать по ладам).

Am Dm7Am
Azul, la mañana es azul,
Dm7G7C A7
el sol si le llamo vendrá;
Dm7G7CAm
se detendrá en mi voz y hasta la eternidad,
Dm7 F E7 Am
en su camino irá, hacia otro azul.

Am Dm7 E7 Am
Después, yo no sé si hay después,
A7 Dm
si el sol volverá a despertar

E7 Am F
¿Por qué la canción, no ha de ser verdad,
E7 Am
por qué en Carnaval?

Dm7 Em7 Dm7 Em7
Cantará el corazón, la razón de vivir,
Dm7 Em7 Am
cantará sin hablar ni sentir.

Azul, la mañana es azul, señal de que todo acabó;
es que te busco yo aunque no habras de estar
y mentirá tu voz en el azul

Después, yo no sé si hay después,
Si el sol volverá a despertar
¿Por qué la canción, no ha de ser verdad,
por qué en Carnaval?

Dm7 Em7 Dm7 Em7
Cantará el corazón, la razón del vivir,
Dm7 Em7 A
cantará sin hablar ni sentir.

@темы: у Лу была гитара, ukulelelelele

---

...Что идеал - это такая нарисованная картина, она восхитительна, но не имеет отношения к настоящей реальности и живой жизни.
Чтобы быть как тот Давид, мне нужно быть мраморным. Каменным, холодным, не живым. Иначе невозможно стоять пятьсот лет в одной красивой позе и не дышать. Стоять в любую погоду, в любых обстоятельствах, и - немаловажный пункт - ничего больше не делать. Не дышать, не чувствовать, не быть живым. Тогда - да. Идеально. Без изъяна. Безупречно. Безошибочно.
Так - да.
Иначе - нет.
И кстати, непременно на пьедестале, потому что именно под такую перспективу у статуи искажены пропорции человеческого тела - чтобы смотреть на нее снизу вверх, но видеть, как будто нормально, - и для выразительности. Плечищи - во! Ручища - во! Могучий герой!
Кроме того, между правой лопаткой и позвоночником не хватает одной мышцы.
Что-то я, кажется, не готов.
А ведь собирался.

(А чтобы быть, как Джоконда, надо быть плоской и в мелкую трещинку.)

Из разговора с другом:
- Что ж я к себе такой придирчивый, такой несправедливый и беспощадный? Может, я того, нарцисс? Ах, да, я ж нарцисс, ну конечно. Уффф, все в порядке, полегчало.

@темы: головология

---

- Какая смешная ебанина у меня в голове... - сказал клиент, глядя в себя изумленными глазами.
- Ну, смешная-то смешная, а как кусается, - откликнулся я.
И тут мой мир необратимо изменился. Потому что в этот момент я увидел, что в голове водятся не тараканы, понимаете, а маленькие смешные собачки, много-много, носятся туда-сюда, лают и кусаются.
Вечером пришел друг, я рассказал ему про собачек. Говорю:
- Представляешь, там множество чихуахуа и йорков... а пекинесы! Пекинесы самые упоротые! Бегают с выпученными глазами... Они там все мелкие-мелкие, скачут во все стороны, кусаются...
- И некоторые с бантиками, - серьезно заметил друг.
И всё, на этом я всё.
Очень смешной сегодня день. В хорошем смысле.

(А у вас кто в голове скачет?)

---

Вечернее: очень довольный психотерапевт после очень насыщенного рабочего дня, после насыщенной рабочей недели.
А потом хорошие мальчики показывают себе сериальчики.
Смотрю Холистическое детективное агентство Дирка Джентли.

Меня осенило на третьей серии второго сезона.
Во очередной раз повторили "все взаимосвязано!" - и я узрел.
Всё это безумное кино - прямо как процесс терапии. Сериал-то вообще не про это... Но это оно.
Вот это всё - там, внутри.

В очередной раз как та девочка в каске - бегаю и смеюсь, не могу остановиться.
Стохастический метод! Холистический подход!

(Я еще не досмотрел, понятное дело, и за весь сериал ничего сказать не могу, но пока что мне это бесконечно напоминает всё - и как оно связано со всем.
И - не про то, что мы в ней _делаем_ (хотя и это тоже), а! про то, что в ней происходит. Как процесс.
Всё. Со всем.)

Не могу объяснить. Просто... кто там был, тот видел.

---

@темы: мой playlist

---

Породил метафору - сил нет, хочу поделиться, такая красота. У меня они и вообще прямо картинками из головы выпрыгивают, а когда работаю - и того пуще.

Слушайте про Муция, Шиву и мешки с добром.

Когда что-то случается, чего психика сразу переработать не может - и тьма причин тому, начиная с детского, вполне в соответствии с возрастом, но еще не до конца развившегося мозга, и заканчивая слишком, слишком большой случившейся бедой, - часть, частичка психики как бы остается в этом моменте и удерживает всю боль на себе, позволяя остальному организму продолжать существовать, идти дальше.

Но мы не можем отбрасывать кусочки себя, как ящерицы отбрасывают хвост. Та частица остается всегда с нами, в нас. Но мы как будто не чувствуем той боли, нам кажется, что все давно прошло, а то и вообще не помним о том давнем происшествии, да что там помнить.

Живем, как будто бы как ни в чем ни бывало. Как будто бы - ключевое слово. На самом деле нет.
На самом деле организму все время приходится тратить херову гору сил на то, чтобы изолировать больное место, удерживать запертой дверь. И поверх всего делать вид, что всё в порядке. На самом деле сигналы есть, но это надо знать, куда смотреть, и в других, и в себе самом.

Помните - кто помнит? кто еще в школе проходил? - древнеримского героя Муция Сцеволу?
Это тот чувак, которого враги поймали, а он руку прямо на угли в жаровне положил и с улыбочкой так главному врагу говорит: валите отсюда от греха подальше, у нас там все такие, мы вас с костями пережуем и не подавимся, - или что-то в этом роде.

Ну, главный вражеский царь поблагодарил за предупреждение и срочно войско свое эвакуировал, а Муция как раз и стали звать Сцеволой, то есть Левшой, потому что руку он положил на угли правую, и держал ее на углях, пока вражеский царь не впечатлился. И улыбался.

Так вот, как показывают теория и практика, у каждого человека есть рука на жаровне. Та самая часть психики. И не одна, чаще всего - далеко не одна.

А остальным организмом мы справляемся с жизнью - и сука улыбаемся.

Я снимаю шляпу перед всеми нами, в огромном уважении ко всем нам.
Мы улыбаемся. Криво. Косо. Со слезами на глазах. Мы рычим, мы рыдаем, мы живем, мы улыбаемся.

Тут я представляю себе великолепное существо, многорукое, как Шива, прекрасное, сильное, и оно идет по жизни, улыбаясь - а руки его, множество его рук - на жаровнях. И это так больно, что оно даже не чувствует своей боли. Человек идет. Человек улыбается.
Жаровни, дребезжа и лязгая, волочатся за ним.

Это еще не всё. Оставшимися руками - множеством их - мы тащим мешки с чем-то, что когда-то было важно для выживания: нашего, нашей семьи, наших предков. Оно сейчас уже никуда - в текущей реальности. Но для того, чтобы это понять, надо остановиться, пересмотреть содержимое мешков, рассортировать, выкинуть устаревшее, побитое молью, всякое, что-то на переработку, что-то в музей, что-то на удобрение пойдет. А что-то на самом деле ценно и сейчас, и всегда, и если его освободить от налипшего хлама, почистить, проветрить и подсушить - оно бы нам как перпетуум мобиле и молодильное яблоко в одном флаконе, но это уже другая сказка, об этом потом.

Но поди его откопай там еще.
Но некогда, и все силы еще на то, чтобы идти и улыбаться, а если остановишься - не дай же бог, почувствуешь, какие мешки тяжелые и неудобные, как болят на старых непогасших углях руки, руки, живые руки.

И вот, со всем этим богатством, относительно твердым шагом мы идем по жизни и улыбаемся.
И у нас еще в запасе есть свободные руки - у кого-то с десяток, у другого, может, и две, максимум три.
И этими оставшимися свободными руками мы что-то в жизни делаем, Муции Шивовичи, и делаем, и творим, и строим, и укрепляем, и улыбаемся, и песни поем.

Я снова снимаю шляпу перед всеми нами. И признаюсь в любви. Я такой же, еще один из рода человеческого.

И знаете, почему я так люблю мою работу?
Потому что мы там снимаем мешки и аккуратно сортируем их содержимое, достаем и отряхиваем сокровища и запускаем волшебные механизмы, а то, что уже не годится, сдаем в утиль или в музей.
Потому что мы там гасим угли, снимаем руки, лечим, что можно, а можно намного больше, чем в древнеримские времена, это уж точно.
Я говорю "мы", потому что, во-первых, любой хороший психотерапевт был и остается клиентом сам (не жаровни, так мешки есть у всех, и жизнь так устроена, что того и гляди - то новых нацепляешь, то старые реинкарнируют).
И еще потому что в том направлении психотерапии, в котором я работаю, клиент и терапевт - два эксперта, два партнера в работе, один больше знает о процессах в психике, другой больше знает о себе и своей жизни, и так вместе они могут искать пути, как клиенту избавиться от своих мешков и жаровен и улыбаться уже так улыбаться, всем собой.

Вот.

@темы: работа, головология

---

Ну, вот и песенка.

@темы: у Лу была гитара, ukulelelelele

---

Сумасшедший с тамплиерами (6)

Привет, это снова я.

Мне трудно, но я продолжаю.
У меня на столе лежит маленькая, карманного формата, книжка - справочник по испанским глаголам. Наискось на ней лежит мой телефон, закрывая часть названия, так что видны только буквы
Исп
язы
Мозг наш, тот самый, который стремится довести намек до явности, соединить три точки в треугольник и закрыть гештальт, так уж устроен, и у меня такой же, и он не дремлет.
Исп
язы
Я каждый раз, скользя взглядом по столу, читаю эти буквы так: испытание языком.
Каждый раз. Пять раз за час. Или чаще.
Испытание языком. И ведь не поспоришь.
Я взялся восстанавливать разговорный испанский, чтобы не только читать свободно, но и говорить хоть как-то.
И на первом же занятии понял, что беда мне. Что зря я ругал себя за отсутствие энтузиазма и решительности, за то, что еще несколько лет назад этим не занялся. Были причины, даже если я их отчетливо не идентифицировал. Во-первых, в испанском встречаются слова, которые для меня работают как триггеры. Слова могут быть для постороннего уха совершенно невинные. Cosaco, например. Ну, казак и казак, да? В определенной стране, в определенное время это слово имело определенное значение. И я спотыкаюсь о него.
И сам по себе испанский язык оказывается триггером - его звучание, грамматика, его... температура и запах, его текстура, его движение, его всё.
И я готов заплакать от нежности и тоски, от любви и от страха, от тысячи чувств из тысячи дней моей жизни, какой она не будет уже никогда.
И я записываю это, так же, как записываю всё об этом все шесть лет.

***
Октябрь 2014

Лу старался записывать любые возникающие в процессе явления, какими бы странными они ни казались ему самому.
Записывать удавалось не всё. Иногда процесс разворачивался так естественно, что невозможно было заметить начальную точку, и только в самом разгаре странных мыслей и чувств становилось очевидным, что они относятся скорее к памяти, к прошлому, чем к тому, что на самом деле происходит в жизни сейчас.
Он записывал в дневник:

"Я боюсь, что, если я наконец все переработаю, что мне надо переработать, все эти кошмары и травмы, избавлюсь от ПТСР, отпущу себя-тогдашнего, то умру. Потому что больше мне незачем будет жить. Потому что если не тогдашний - то какой? Другого меня нет, потому что никогда не было. Если я перестану держаться за все, что было тогда, то я просто исчезну, умру - тем или иным способом.
Было вчера. Сегодня я не чувствую эту мысль так, как чувствовал ее вчера, но все же, когда я ее думаю, я чувствую растерянность (и страх?)".

Тем временем, в течение пары недель после той сессии, когда он вспомнил, как лежал в сухой траве под жарким солнцем, как вдыхал ее запах, ни с чем несравнимый, особенный, пьянящий, кое-что изменилось в его привычках.
Он стал замечать, что лежит иначе, чем обычно. Отдыхая, читая, или когда смотрел сериал, он стал непроизвольно закидывать правую руку за голову. Прежде он никогда так не делал. Это получалось само собой, он не замечал, как это происходит, только вдруг обнаруживал себя лежащим в той самой позе, и это было удобно и привычно, как будто так было всегда. Но он знал, что раньше такого за ним не водилось. Это не было для тела привычной удобной позой. До сих пор не было, а теперь, похоже, да.
Как всегда, не доверяя себе в таких вещах, он спросил Д., своего партнера, с которым жил вместе уже два года, и тот подтвердил, что в последние дни замечает это, но раньше никогда не видел.
Это я, думал Лу, кажется, это мое. Этого так мало, но уж сколько есть. Больше, чем ничего. Драгоценность.

Как он и предполагал из предыдущего опыта, новая попытка восстановить свою телесность принесла не только приятные находки. Чтобы принять нынешнюю, нужно сначала попрощаться с тогдашней. Чтобы попрощаться с ней, нужно ее вспомнить, вспомнить то, что связано с ней, и...

"Поздний вечер воскресенья. Появление в сериале пострадавшего от удара током вызвало неожиданный эффект.
Вот только что я смотрю сериал и переживаю за героев, и вот уже я лежу, дышу "вручную", разминаю руки, потому что кисти и ступни онемели до мелкого покалывания в них, и мне страшно и тоскливо, и совершенно не до сериала.
В голове навязчиво крутится воспоминание об эпизодах первых, двухлетней давности, сессий с М.
Это самое начало работы, вторая и третья сессии, крошечные фрагменты. Я чувствую, чувствовал еще тогда, что они связаны между собой, и что в обоих случаях речь идет об электричестве".

Лу сверился с записями, благо старательно вел их почти с самого начала работы с М. Перечитал: "там что-то очень плохое делают со мной" - да, тогда он еще не решался называть вещи своими именами. Тому были две причины: и слишком странным, невозможным казалось всё; и сами по себе вещи были слишком страшны, называть их по имени было невыносимо. Но отказ называть не избавлял от ясности ощущений.
Он вспомнил, как не мог удержать кружку с водой, потому руки не слушались, и как он пытался объяснить М., ничего не называя, что после пытки электричеством нельзя пить, и как М. не понимала его, а он не решался произнести вслух то, что было в мыслях и чувствах.
Вспомнил, как тридцать сессий спустя они снова попали в те же эпизоды, и он уже мог говорить гораздо яснее, описывал свои ощущения прямо, и М. сказала тогда, что этот кусок еще придется обрабатывать. Прошло - Лу перелистал дневник - прошло одиннадцать месяцев, и вот он снова здесь, в этой же области кошмара.
Он поднял тему тела, возвращения себе телесности в полном объеме, и приходится принимать в себя все, что связано с телом, тем телом, тогда. Он написал в дневнике: "Страшно, больно, деваться некуда, мы победим".

Как ни бодрился, он не мог не чувствовать существенного увеличения дискомфорта. Полгода перерыва, пока он писал книгу, прошли, конечно, не совсем спокойно. Ему приходилось обрабатывать свои записи, снова встречаться со всем этим. Но создание текста требует отстраненности, и он отстранялся, насколько мог, пересматривал свои впечатления скорее разумом, задействовал префронтальную кору, переводя впечатления в слова. Так было, несомненно, легче.

А теперь он сам себе бросил вызов, и сам отвечал на него. Теперь он взялся внимательно выслушать ту часть себя, которая ни на миг не могла отстраниться, не могла отсутствовать, когда всё это происходило. Ту часть, которая не могла спрятаться в диссоциации, а должна была - вынуждена была - полностью пройти через все это, ничем не защищенная.

Он рассказал об этом М., когда пришел к ней в очередной раз.

Харонавтика: #5(48).22.10.2014. "А у окна стоял мой чемоданчик..."

- Раньше это был привычный уровень. Мы работали, я все время в этом был, привычно, не замечал уже. Теперь замечаю. Не имею ничего против, но замечаю. О чем хочу сегодня? Не знаю, с чего начать, за что браться. Каждый выбор - отказ от чего-то. Как всегда.
- Что первое пришло в голову? Вот сейчас.
- Вот сейчас? Вообще много пришло в голову уже. Но первое, что пришло после того, как ты спросила... Очень трудно говорить. В мыслях вполне естественно и просто, и кажется: ничего не стоит назвать. Но при попытке говорить - всё останавливается, сжимается, электричество.
Он произнес это слово именно так: быстро, без паузы, чтобы оно не прозвучало отдельно от предыдущих слов. "Спрятал" его. Только так получилось сказать.
Потом - это было уже легче - рассказал о том, что случилось, когда он смотрел сериал, как удивился этому, не ожидал. Как вспомнились сами собой все "кусочки" из предыдущей работы.
И о том, что раньше он не мог называть это, и вот, кажется, сейчас тоже не очень получается.
Я помню, - сказал он, - как тяжело и страшно работать про химию, но вот сейчас...
Сейчас именно электричество Лу воспринимал как самое страшное и тяжелое воздействие. Не умозрительно - по непосредственной реакции тела.

- Эта тема много времени не появлялась, - заметила М.
- В тридцатой сессии целиком про это. И потом опять не появлялась.

- Электричество - другое, - объяснял Лу. - Химия - очень тяжело. Но это другое. Это более телесный страх. И он очень возвращает в тело.

- Ты говоришь, что много разного в голове было, о чем хочешь работать сегодня, до того того, как выбрал электричество?
- Мысли о том, что меня нет, опять появляются. Дней пять меня одолевали. Как именно меня нет: что я занимаю чужое место; что меня нет и не должно быть. Когда дошло до этой формулировки, я опознал ее, и больше таких мыслей не было. С тех пор, как Д. предположил, что это состояние является следствием того, что со мной делали, оно проходит, как только я его замечаю.

- Хорошо, давай посмотрим, как электричество связывается с тем, что тебя нет?
Лу мотнул головой: это точно про то, что он есть. Его реакция на этот эпизод в сериале вернула ему ощущение себя,предельно четкое ощущение. Он есть. Есть его реакция, есть и он. Второе, что он подумал - это была просто мысль, никакого подтверждения эмоционально и телесно, но ему кажется, что состояние отстраненности очень трудно сохранять именно вот в этом.
- Что ты имеешь в виду? - переспросила М.
Лу стоило труда ответить на ее вопрос. М. сказала: "Ты говоришь, кажется, одно слово из пятнадцати или из двадцати". Он, сморщившись, пытался объяснить, что имеет в виду.
- Что такое воздействие трудно... - произносил он, и не мог продолжить, крутил пальцами, с трудом выдавливал: - Блокировать? Нейтрализовать...
Очень удивлялся, что М. его не понимает.
Если бы мог сказать связно, сказал бы, что воздействие электричеством очень сильно затрудняет или даже вовсе делает невозможным удержание себя в диссоциации.
Он был уверен, что это так. Он читал в книге о Дэне Митрионе, что электричество действует на мозг, и если французские парашютисты в Алжире пользовались им только как средством причинения физических страданий, то позже их выученики намеренно применяли и эту составляющую воздействия, чтобы ослабить сознание допрашиваемого.
Но в тот день он не вспоминал прочитанное, а переживал собственное знание о том, что все обстоит именно так.

- И когда ты об этом думаешь... Смотри. Дыши.
Волнами по ногам и выше, по животу, груди, плечам - вполне ощутимая вибрация и слабость. Не то чтобы сильно, но отчетливо.
- Еще. Смотри. Еще немножко.
Слабость накатывает ритмичными волнами. Голова запрокидывается назад, как от толчков, в ритме этих волн, взгляд расфокусируется.
- Смотри.
Появилось какое-то изменение, Лу не смог сразу его определить. Постепенно оно стало отчетливым: огромная усталость, даже глаза с трудом удается держать открытыми, тяжело поднимать веки. Очень странным образом расслабились мышцы: как будто обвисли с костей, тяжелые, вялые. Фокусировать взгляд было почти невозможно - ему казалось, что он так и не смог, но М. сказала, что он все-таки следил за "отверткой", хоть и с явными затруднениями.
- О чем задумался? - спросила М. потом.
- О чемоданчиках.
- ...?
- Я читал про них. Здесь. У них были переносные... штуки с электричеством. В виде таких небольших чемоданов. Просто вспомнил, что так. Читал.
- Что ты думаешь по этому поводу?
- А ничего не думаю.
- Дыши. Пошевелись. Походи.
- Вроде ничего, ноги только... разреженные какие-то. Но в целом - ничего особенного. Хотя некоторая слабость.
На этом они в тот раз остановились, оставив чемоданчики точкой входа на следующий раз.
.
.
.

запись создана: 26.09.2018 в 13:34

@темы: человек, которого нет, сумасшедший с тамплиерами

---

@темы: мой playlist

---

Принудительно отдыхать себя - та еще радость. А потому что НАДО.
И даже импульсы в сторону Сумасшедшего тихо придерживаю. Не сейчас. Вылежаться. Выбездельничать.
Сумасшедший для этого совершенно непригоден, ей-богу.
Редкое здравомыслие с моей стороны.

странности

Продолжаю бродить вокруг вчерашнего странного слова.
Попросил себя ночью что-нибудь себе показать и рассказать про это.
Весь сон был о поездке в Испанию, где я старательно старался говорить по-испански (вариантов-то не было), разбирался с визой, валютой, искал хостел...
Запомнилось, как я любовался закатом, лежа в какой-то проходной арке на раскладушке, и думал, что это вот - самый замечательный эпизод этого путешествия, как я лежу на чужой раскладушке, под чужим одеялом, отдыхаю и мне так уютно и спокойно, но в то же время тревожно, потому что - а как придут хозяева и попросят вон, да еще со скандалом?
И я даже знаю, про что этот сон.

Хорошо, хорошо. Я еще буду на это смотреть.
И - я есть. Я здесь.
Все в порядке, я просто опять зацепил растяжку от аннигилятора.

@темы: Вальпараисо forever

---

Сегодня было 5 баллов геомагнитных, так что денек тот еще, что уж...
Завтра продолжит фестивалить, так что держимся, держимся, не расслабляемся.

(Я заподозрил неладное, когда пришел к выводу, что жизнь прошла зря и я умру под забором - ровно на этой пессимистической ноте я охуел и пошел на Гисметео смотреть, что там. А там да, оно.)

---

Марафоническая была неделя: трехдневка третьей (супервизорской) ступени в МГИ в понедельник-вторник-среду; четверг и пятница - рабочая неделя за два дня, и потом подготовка к волонтерскому дежурству на регистрации четвертой международной конференции у поведенческих аналитиков, четвертый поход, в первый мы с Д. оттанцевали красиво, во второй тоже, уже и с Хани, теперь нашу маленькую команду всегда зовут, а мы и рады, только Д. не с нами, но всегда теперь это про него. К тому же это он собрал и записал инструкции для подготовки по итогам первого захода. В общем...
В общем, выяснилось, что, даже если все подготовить вовремя и заранее, в последнюю ночь все равно придется сидеть и резать какую-нибудь фигню до четырех утра. Потому что кроме организаторов конференции и нашей маленькой командочки есть еще поставщики канцтоваров, и это отдельный цирк.
Ну вот, а в половине девятого в субботу - собственно регистрация участников, и потом подежурить два дня на подхвате.
В общем, у меня сегодня с обеда выходные, я вообще ленюсь, туплю, озон не привез кошке корм и теплый домик, сейчас я выйду наружу за маленьким пакетиком корма для кошки и, ладно уж, за мороженым для себя, и как залягу тупить в сериальчик...
Раз уж неведомое слово помешало мне написать прекрасную главу в "Сумасшедшего", буду отдыхать.
Завтра попробуем еще раз, вот.

(как удачно дайри подбирает аватарки в последнее время, однако)

---

Задремывать, размышляя о тексте, вспоминать терапевта, спросившую, как это влияет на мою жизнь, и мое непонимание этого ее вопроса (как влияет? что на что? это не влияет, это и есть...), и раствориться в дреме со словом амнезия

странности и непонятки

и проснуться резко от странного слова ольвидеро - просто набор звуков, никак не понимаемых, - и недоумевать, что за слово и почему оно мне должно быть знакомо, и что оно значит, и на каком оно языке, а я на каком, а, это, наверное, что-то про оливы? но нет, конечно, это про Ольвию

и проснуться уже окончательно, поняв, что есть слово olvido - забвение, и ольвидеро, очевидно, связано с ним, но как-то странно.
Ну, чтобы понятно было:
The suffix -ero is used to derive a noun or adjective from another noun or adjective. For example, pan (bread) becomes panadero (baker -one who makes and sells bread). As with the suffix -dor, the use of -ero is not limited to defining just people but almost any noun. For example, limón (lemon) becomes limonero (lemon tree).

И очень соблазнительно думать, что внезапное появление из ниоткуда этого слова как-то связано с амнезией, с которым я засыпал. И оно вполне интуитивно понятно - в своих связях с однокоренными olvido и olvidar. Но. Я не знаю такого слова. И не могу найти. Забыватель? Забывалка? То есть это слово временами выскакивает в очень бытовых сетевых обсуждениях, но словари мне его не дают.

Есть фамилия Olvidero.
Ни о чем мне не говорит, ни на что не намекает. Но тоже надо иметь в виду.

Я всё.
Пусть само как-нибудь разыщется, я хотел писать Сумасшедшего, но провозился полдня с этим словом.

Кстати, должна же быть вторая фамилия? Почему мне никогда это не приходило в голову? То есть вот Greto Fernandez - понятно, а вот тут - постое место. Почему? Почему не возникает естественный вопрос? (Ну, если еще вспомнить, что далеко не сразу мне пришло в голову, что у меня еще и мать вообще-то должна была же быть, а.)

В общем, сижу, как дурак на горке, любуюсь этим безобразием. Философически.

@темы: Вальпараисо forever

---

Пишет Marina Fridman

Физические реалии тоже, кстати, способны очень многое растормаживать. У Н.И. Жинкина была экспертиза человека, сына фашистского офицера, который в раннем подростковом возрасте остался в Кёнигсберге, стал беспризорником, сидел по тюрьмам и немецкий язык, естественно, утратил. Лингвисту удалось найти немецкие марки тех времён, подставки для пивных кружек и другие реалии, целиком принадлежавшие тому месту и времени. После рассматривания их испытуемый заговорил, сначала отрывисто, потом минут пятнадцать довольно бегло. Немецкий у него так сразу не восстановился, но личность была подтверждена.

.
А я удивляюсь, что меня тянет рыдать при попытках говорить по-испански. Ну, говорю, но сначала надо сделать вот это усилие - продавить тугую пленку боли и тоски.

@темы: Вальпараисо forever

---

"Сочинил песню! Новую песню! Красивую песню! Пару недель назад жаловался, что песня не складывается, а вот! Сложил!" - так я хотел написать.
И правда, сложилось - слово к слову, смысл со смыслом связались, отразились друг в друге.
Мелодия наконец перестала блуждать, как река с блуждающим руслом, улеглась между аккордами и больше не расползается.
Строфа к строфе - куплет, припев... три пары строф, и обнаружился диалог между ними. Строчка, казавшаяся странной и не отсюда, встала рядом с новой строфой, как родная, заиграла и засветилась.
Я был доволен и радостен, собирался делиться радостью и похвастаться.
Но главное - я радовался законченному высказыванию, завершенному витку спирали.
Я решил налить себе чаю, а потом записать текст, чтобы не забыть: три пары строф, три пары куплет-припев.
И когда стал записывать, обнаружил, что третья пара не полна. Строфы нет. На месте куплета зияет пустота, незаполненная ячейка в четкой структуре.
А всё сказано, мысль закончена - настолько, насколько я хотел ее закончить, оставляя место для слушателя как соавтора, приносящего собственные смыслы и представления. Моя работа закончена. И в то же время - нет. Остается пустое место посреди песни, а я ведь уже всё сказал, уже почувствовал завершенность.
Что-то теперь надо сделать. Наверное, надо делать ничего, отступить, оставить усилие. Песня мне нравится - буду мурлыкать ее себе и бренчать, бренчать и мурлыкать, в радость и удовольствие. В расслабленный разум на этой волне уж войдет какая-нибудь идея, оно так работает. Формула креативной готовности: после сосредоточенности в усилии - не спешить, не напрягаться, получать удовольствие.
Сейчас очень мне интересно, что из этого выйдет, как, какое.
И я хочу поделиться с вами - прямо тем, что есть сейчас, и своей обескураженностью, и нетерпением, и интересом к тому, как будет дальше. Прямо и предметно.

Вот здесь текст, как он есть сейчас, черновик. Когда придет недостающая строфа, я ее тоже покажу. И в разных местах текста тоже что-то еще изменится, конечно - на языке, в пальцах и текст, и мелодия еще дышат, пробуют сами себя на вкус, на прочность. А пока оно вот так, оно вот так есть.

***
Не в первый раз ты здесь и не в последний
Мы слепо по следам своим идем.
И если каждый сам себе наследник -
Что ты себе поставишь на потом?

Дары какие и долги какие?
Куда дороги, что за тупики?
Пески пустыни иль пути морские -
И где свои поставишь маяки?
Вновь и вновь.

*
И оклик чей во сне тебя догонит?
И облик чей разбудит наяву?
В переплетеньи линий на ладони
Увидишь неизбытую судьбу.

И боль былую от себя не спрячешь,
И страх былой не раз к тебе придет.
О, если бы мы выбрали иначе!
О, если бы мы знали наперед!
Вновь и вновь.

*
.
.
.
.
Не в первый раз мы здесь и не в последний,
Моложе и мудрей себя самих.
И если каждый сам себе наследник -
То я хочу стать лучшим из моих,
Вновь и вновь.

---

Сейчас я буду говорить о нежности.
И я волнуюсь.
Мне хочется спрятаться или замолчать.
Говорить о нежности - о своей нежности - о мягких частях, тонких материях, чувствительных участках тела и души, - всегда очень нежно и уязвимо и, в результате, смело и сильно.
Как говорить о нежности, оставаясь нежным? Как не прятать ее и не симулировать декларациями, а на самом деле быть нежным?
Зажмурюсь - так прячутся маленькие дети, а они очень нежны. И начну.

Я очень нежный.
У меня есть плюшевые мишки.
Я даю клиентам поиграть с ними. Прямо на сессии.

Мне хочется сразу начать оправдываться. И за себя, и за них
- и мишек, и играющих клиентов, - как будто нас всех сейчас уличат в несерьезности.
Мне хочется очень серьезно объяснить, что мишки у меня на самом деле рабочие, они тут на работе, мы с ними разыгрываем вот эти вот... гештальт-мини-психо-драмы-бла-бла-бламы.
Быть нежным, быть открытым, быть уязвимым - конечно, страшно.

Да ведь это на самом деле так и есть, насчет работы. Я работаю. Мишки работают. Клиенты работают. Никаких бла-бла-бла, это очень мощный инструмент для... стоп-стоп, я говорю о нежности.

Нежность. Когда я принес в дом первого плюшевого мишку, я не думал о работе - я даже не был еще гештальтистом, я даже учиться еще не собирался и не знал, что через четыре года побегу учиться со всех ног.

Мне просто было очень плохо. И рядом не было никого, за кого можно было бы подержаться: за руку взять, обняться (окситоцин!). Жизнь моя зашла в очередной тупик - тогда, пятнадцать лет назад, моя жизнь, кажется, и состояла из тупиков. Я шел по улице в чужом холодном городе, среди зимы, одинокий и потерянный. И в киоске увидел маленького мишку в заплатках.

Это было смешно, бессмысленно и очень нежно - я посадил его за пазуху, и мне стало лучше. Я уже был не один, и в то же время я как будто поместил часть себя в этого мишку и взял эту часть на ручки, в тепло и безопасность.

Вот это был финт! Оно работало. День за днем я тайком таскал этого мишку с собой, и мне понемногу становилось лучше. Это потом я узнал, как оно работает и как называется, а тогда я просто таскал за пазухой или в рюкзаке маленького серого заплатанного и, кажется, заплаканного мишку - он мог быть таким, когда я не мог, и я мог дать ему то, чего не имел для себя. Но поскольку я видел в нем отражение себя, я каким-то образом получал то, что давал ему.

С тех пор я нежно люблю плюшевых мишек. В основном я рад тем, которые уже есть у меня, и держу себя в руках. Но время от времени на меня нападает жажда нового, и я иду в окружающий мир (пешком или через интернет) искать нового мишку. Просто потому что они очень милые и нежные, понимаете? Просто поэтому.

А еще они отличные помощники в работе.

У меня есть своя сказка о том, что на самом деле мишки в этом мире существуют специально для того, чтобы приходить на помощь людям, особенно детям - и никто не слишком взрослый для плюшевого мишки, так кажется мне.

У меня есть профессиональное понимание того, как все это работает на самом деле.

И я знаю, что "на самом деле" психологической науки и "на самом деле" сказки - равны. Как в том анекдоте про шамана и этнографа, помните?

Вот как сложно быть нежным - я все время ищу достаточно веские основания, чтобы позволить себе нежность. Так я пытаюсь прикрыть свою уязвимость - от пренебрежительного взгляда, от обидного слова. И тут же раскрываю свою защиту, потому что мне страшновато, да, но я не боюсь.

Мы, нежные люди, нуждаемся в защите. Хорошую нежность нужно хорошо уметь хорошо защищать. Я учился этому - и неплохо научился. И знаю, как это делать и как этому учить. И с большой радостью этим занимаюсь. Я хочу, чтобы нежные люди были хорошо защищены, умели защищать себя и могли себе позволить быть нежными и по-настоящему живыми. Для этого я и работаю, и постоянно учусь еще чему-нибудь полезному для этой работы.

А еще у меня есть мишки.

---

Из Телеграфа
telegra.ph/O-sposobnosti-cheloveka-ubit-drugogo...

В 2005 году телеканал «National Geographic» показал многосерийный документальный фильм о способностях человека убивать человека.

В 1947 году американский генерал Маршалл организовал опрос ветеранов Второй мировой войны из БОЕВЫХ пехотных частей с целью определить поведение солдата и офицера в реальных боевых действиях. Результаты оказались неожиданными. Менее 25% солдат и офицеров боевых пехотных частей армии США во время боя стреляли в сторону противника. И только 2% сознательно целились во врага.

Аналогичная картина была и в ВВС: более 50% сбитых американскими летчиками самолетов противника приходилось на 1% летчиков.

Выяснилось, что в тех видах боев, где противник воспринимается как человек и личность (это пехотные бои, авиационные дуэли истребителей и пр.), - армия неэффективна, и практически весь урон, причиняемый противнику, создается только 2% личного состава, а 98% не способны убивать.

Совсем иная картина там, где военные не видят противника в лицо. Эффективность танков и артиллерии тут на порядок выше, а максимум эффективности у бомбардировочной авиации. Что касается боевых схваток пехоты «лицо в лицо», то их эффективность - самая низкая среди других родов войск. Причина - солдаты не могут убивать.

Поскольку это - серьезнейший вопрос эффективности вооруженных сил, Пентагон подключил к исследованиям группу военных психологов. Выяснились поразительные вещи.

Оказалось, что 25% солдат и офицеров перед каждым боем мочатся или испражняются от страха. В качестве примера «National Geographic» приводит воспоминания ветерана Второй мировой войны. Солдат-ветеран рассказывает, что перед первым боем в Германии обмочился, но его командир показал на себя, тоже обмоченного, и сказал, что это нормальное явление перед каждым боем: «Как только обмочусь, страх пропадает, и могу себя контролировать». Опросы показали, что это - массовое явление в армии, и даже в войне с Ираком около 25% солдат и офицеров США перед каждым боем мочились или испражнялись от страха.

Примерно у 25% солдат и офицеров наступал временный паралич или руки, или указательного пальца. Причем, если он левша и должен стрелять левой рукой - то паралич касался левой руки. То есть, именно той руки и того пальца, которые нужны для стрельбы. После поражения фашистской Германии архивы Рейха показали, что эта же напасть преследовала и немецких солдат. На восточном фронте там была постоянная эпидемия «обморожения» руки или пальца, которыми надо было стрелять. Тоже около 25% состава.

Американские психологи Свенг и Маршан, работавшие по заказу Пентагона, выяснили, что если боевое подразделение ведет непрерывно боевые действия в течение 60 дней, то 98% личного состава сходят с ума. Кем же являются оставшиеся 2%, которые в ходе боевых столкновений и есть главная боевая сила подразделения, ее герои? Психологи четко и аргументировано показывают, что эти 2% - психопаты. У этих 2% и до призыва в армию были серьезные проблемы с психикой.

Суть американских исследований человека в том, что сама биология, сами инстинкты запрещают человеку убивать человека. И это было, вообще-то, известно давно. Например, в Речи Посполитой в XVII веке проводили подобные исследования. Полк солдат на стрельбище поразил в ходе проверки 500 мишеней. А потом в бою через несколько дней вся стрельба сего полка поразила только трех солдат противника.

Человек биологически не может убивать человека. А психопаты, которые в войну составляют 2%, но являются 100% всей ударной силы армии в тесных боях, как сообщают психологи США, в гражданской жизни являются убийцами и, как правило, сидят в тюрьмах.

Ветераны США Второй мировой и Вьетнама, Ирака, и российские ветераны войн в Афганистане и Чечне - все сходятся в одном мнении: если во взводе или в роте оказывался хоть один такой психопат - значит подразделение выживало. Если его не было - подразделение погибало. Такой психопат решал почти всегда боевую задачу всего подразделения. Например, один из ветеранов американской высадки во Франции рассказал, что один-единственный солдат решил весь успех боя: пока все прятались в укрытии на побережье, он забрался к доту фашистов, выпустил в его амбразуру рожок автомата, а потом забросал его гранатами, убив там всех. Затем перебежал ко второму доту, где, боясь смерти, ему - ОДНОМУ! - сдались все тридцать немецких солдат дота. Потом взял в одиночку третий дот…

Ветеран вспоминает: «С виду это нормальный человек, и в общении он кажется вполне нормальным, но те, кто с ним тесно жил, в том числе - я, знают, что это психически больной человек, полный псих».

@темы: реконструкция