По тому, как она говорит, Йони понимает, что это цитата. Вопросительно приподнимает бровь. Она отводит глаза, как будто выдала себя чем-то – но в чем? – и теперь испугана.
- Если что, я ничего не понял, - на всякий случай говорит Йони. – Наверное, нам не стоит здесь торчать. Давай на острова?
- Если что, - в тон ему отвечает она, - я не умею плавать.
- Лодку незаметно не взять. Можешь крепко держаться за плечи?
Она кивает.
- Не бойся.
В ее улыбке больше отчаяния, чем веселья.
- Я не боюсь.
- Что будет, если твое отсутствие обнаружат? – спрашивает Йони.
Они лежат на песке, утреннее солнце сушит капли речной воды на покрытой мурашками коже. Река, кажется, застыла, лишь изредка проплывающий узкий лист, или веточка, или утиное перо выдают движение. Кузнечики стрекочут в траве, как испортившийся часовой механизм. Порхают бабочки – медленные, неразличимые между собой, нереальные в своем нарядном и беспорядочном полете.
- Ничего не будет, - отвечает она.
- Я думал, это серьезный проступок.
- Проступки бывают у людей. Как и преступление, наказание, вина, раскаяние, искупление, перевоспитание, исправление, возвращение на верный путь.
- А что у вас?
- Ты не знаешь?
- Никогда не вникал в это, честно говоря. Я вообще-то не ожидал, что так… так обернется. Наверное, это глупо и даже стыдно, и мне неловко перед тобой. Но я правда никогда об этом не задумывался. Расскажи мне.
- Оно тебе надо?
- Прости. Я действительно не замечал ничего… Никто вокруг никогда ничего такого не замечает, наверное. Я тоже. Это не оправдывает меня, если ты обвиняешь.
- Разве я могу обвинить человека?
- Ты в своем праве, - покорно соглашается с ее обидой брат Йонгельд. Хочет продолжить, но отворачивается, молчит.
Река стоит, как темное стекло между островом и обоими берегами, между ней и мужчиной и городами, которым они принадлежат.
читать дальше