Каменная стена, облицованная по верху пыльной черепицей, обнимает сад, как прячут за пазухой что-то нежное и заветное. Снаружи – весь мир. Здесь, внутри – дом.
Здесь, внутри, апельсиновые деревья сияют оранжевыми праздничными шарами и белым кружевом цветения.
Выметенные дорожки плита за плитой ложатся под неторопливые шаги, мимо свежей травы, мимо розовых кустов, ведут в сердцевину, к старому каменному колодцу с кованой аркой, увенчанной крестом.
Подойти к нему, положить ладони на теплый камень.
Кажется, там, снаружи, пыльный зной перехватит дыхание, но над садом стоит куполом другой воздух: тепло и приятная прохлада, ароматы – апельсиновый цвет, розы, йерба буэна, сальвия, орегано, иссоп – и что-то еще, чего он не может так сразу разобрать, да и не старается: достаточно просто вдыхать этот воздух, словно вдыхаешь время, замедлившееся и загустевшее здесь, однако невесомо-легкое, неспешное, сладкое время покоя.
Дом. Надежное место, где всегда ждут, любят и берегут.
Здесь бывает и трудно, и сложно. Но это – дом, и он здесь, как нигде, в полной мере – он.
Он стоит у колодца в центре сада и не считает времени, не делит его на минуты, разве что на вдохи и выдохи, разве что на нежные взгляды роз и улыбки апельсинов, вздохи кустика лаванды у ног, слюдяной трепет мотыльковых крыльев.
В тени галереи мелькает серый хабит – слышны быстрые шаги – сейчас его окликнут и время потечет с той же скоростью, что и снаружи, может быть, еще быстрее. Он уже почти очнулся от сладостного забытья, но не весь, не совсем. Часть его знает, что в каком-то смысле – в какой-то заводи времени – этот миг между тем как оклик слетает с губ окликнувшего и достигает слуха окликнутого, сохранится, и он всегда будет стоять здесь, у колодца, под куполом теплого покоя и не потревоженной тишины.
И оборачивается раньше оклика, и идет ему навстречу.