Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
ВНЕШНЕЕ ВНУТРЕННЕЕ
Я согласен лететь по 'чужому' билету, я согласен получать деньги по ведомости, в которой стоит это имя, я согласен на множество подобных ситуаций - это все снаружи, это все внешние обстоятельства жизни. Вряд ли я смогу что-то изменить в этих внешних обстоятельствах, не принеся ритуальные кровавые жертвы на хирургическом столе, ну и ладно. Я знаю, что есть люди, которым операция по перемене пола жизненно необходима. Но я не отношусь к ним. Для меня это действительно было бы уступкой под давлением общества, и чем сильнее давление на меня, тем больше моя готовность сопротивляться.
читать дальшеПоэтому я спокойно говорю: кесарю - кесарево, имея в виду документы и ситуации официального общения. Но только кесарево, пожалуйста. Больше требовать не стоит - дальше начинается 'отступать некуда'.
Не согласен я на то, чтобы рассказанные мной истории, сложенные мной стихи были подписаны чужим посторонним именем.
Уберите вашу маску, я ее не надену. Я хочу с открытым лицом стоять рядом со своими стихами и историями. Это - мое. Это сделал я. И говорить об этом стоит - со мной. Зачем мне это постороннее имя между мной и читателем? Я все еще здесь, я готов слушать ответы на мои реплики, но как я отвечу, прячась за маской? Я был искренним, когда сочинял свое сочинение - как мне притворяться теперь?
Для чего я должен обманывать в комментариях, откровенно высказавшись по существу?
Да, мне приходилось отказываться от публикаций, когда редакция настаивала на паспортном имени.
И моя первая книжка стихов точно не вышла бы, если бы мой друг не убедил издателей поставить на обложку не паспортное имя, а псевдоним. Я, в силу редкостной упертости характера, мог только отказаться от издания. Друг смог договориться.
Я упертый, зараза, это правда. Мама это давно заметила, еще в младших классах. С возрастом я стал только хуже.
Наверное - даже наверняка! - мудрость не в этом. Мудро было бы, наверное, не создавать трудности людям, которые хотели бы или действительно хотели помочь мне на моем пути. Но, видите ли, во мне все на дыбы становится, когда я только представляю чужое имя на обложке - а для меня это имя чужое. Какого черта?
И то же касается устной речи - я вот вам стихи прочитал, отринул завесы, встал посреди мира и говорил вслух, я. А теперь - неважно, до или после,- начну притворяться кем-то не мной? Да ну, глупости какие... Что же себя дураком на людях выставлять? Да, именно это и было бы для меня 'выставлять себя дураком', а не то, что я делаю сейчас, как бы это ни смотрелось, если глядеть из ваших глаз.
Это то, что касается моего дела. Стихов, рассказов, романов. Историй, которые я рассказываю. А вот что касается работы - вопрос еще более сложный.
Со всей этой удивительной и прекрасной - или ужасной, кому как,- конструкцией в голове я дерзаю работать такую особенную работу, как гештальттерапия. Психотерапия в гештальтподходе. Это такая работа, что я сам себе рабочий инструмент. Это такая работа, что неискренним, отстраненным, изображая из себя кого-то другого не то что много не наработаешь - вообще ничего не наработаешь. Не работается в гештальте ни через скафандр, ни через театральный костюм с гримом. 'Я здесь' - и это буквально половина главной заповеди гештальтподхода, остается добавить только 'и сейчас'. Так что мне не отвертеться от того, чтобы присутствовать, быть, жить, не уклоняясь, слушать человека напротив, слушать себя, внимательно и пристально.
Могу ли я в такой работе притворяться кем-то другим?
И это создает определенные трудности.
Конечно, клиент, которому это не подходит, ко мне и не придет. Именно для этого я старательно и методично всегда сообщаю о своей особенности. Это в значительной степени ограничивает меня как профессионала, потому что я гожусь не для каждого клиента. С другой стороны, в какой-то степени то же самое можно сказать про любого терапевта. Все мы имеем личные особенности и различные убеждения, все мы люди, то есть - все мы разные.
И эта же самая особенность может быть моей особенной ценностью. У меня есть особенный опыт, я человек, который выстоял и построил благополучную жизнь, сделав такой выбор - ого! - в нашей стране, в наше время. Со всем своим опытом, со всеми своими личными качествами я присутствую здесь, в работе. Мне есть чем делиться, и не только с такими же особенными, как я.
Прежде всего, я сделал все, чтобы человек обязательно знал, к кому он идет, заранее. Мои клиенты находят меня через интернет, я веду несколько блогов и везде открыто говорю о своей трансгендерности. Те, кто приходит благодаря 'сарафанному радио', тоже заранее получают эту информацию.
Тут, правда, тонкий момент, потому что директор института сказал мне, что по причине моей обаятельности и владения средствами языка я произвожу на читателей блога настолько благоприятное впечатление, что они неосознанно совершают над собой насилие, чтобы принять мой мужской род, как будто так и надо, а на самом деле это разрушает их контакт с реальностью.
Так или иначе, я работаю, люди приходят, и я всегда спрашиваю клиента на первой встрече, как ему, что я говорю о себе в мужском роде. Как правило, люди уже имеют опыт такого общения (например, в ролевой среде, или есть трансгендерные знакомые) и не испытывают неудобств.
В порядке обучения большей осознанности я время от времени предлагаю клиентам замечать, как они чувствуют себя в этом месте, в этом пространстве, в это время, с этим человеком. Если предполагаю нужность этого, спрашиваю и о том, как воспринимается такая речь терапевта.
Также клиенты сами делятся наблюдениями за своим отношением, и мы свободно обсуждаем эти вопросы. Я заметил, что довольно часто я оказываюсь в восприятии клиента кем-то между гендерами, кем-то, занимающим промежуточное положение или положение связующего звена.
Это как будто дает возможность чувствовать себя свободнее, надежду быть понятым и принятым со всеми своими 'странностями', получить достаточно пространства для анимы/анимуса. Или дает смелость заговорить о каких-то проблемах, в том числе физиологических, о которых, по признанию клиента, он не решился бы заговорить ни с мужчиной, ни с женщиной 'нормальными'. И то, что я вот такой, имею свободу признавать и принимать себя, как будто дает клиенту смелость и надежду на то, что и он сможет этому научиться, со всем, что он считает неправильным в себе.
Даже не знаю, как бы я мог в этом притворяться. Вот иногда, когда я сажусь на клиентский стул, те, кто работает со мной терапевтом, признаются, что им трудно сохранять мужской род в обращении ко мне, потому что искренность и вовлеченность в процесс не позволяет отстраниться от визуального восприятия меня. Ну, бывает, да. Могу только сказать, что мне отстраниться от внутреннего восприятия себя было бы как минимум не легче.
Я очень рад, что мой терапевт, с которым я работаю постоянно, справляется с тем, чтобы видеть меня - и все равно видеть меня.
Меня. Огосподибожетымой - меня!
Думаю, не только мне такое может быть важно.
И все-таки я должен признать, что у моих коллег еще больше проблем со мной, чем у литераторов. Экая засада - Аше Гарридо, попробуй представить его в профессиональной среде - и кто ты после этого? Психолог или полный псих?
И не каждый клиент - мы помним об этом, - далеко не каждый клиент рискнет доверить свои проблемы такому странному терапевту. Хотя кто-то и наоборот, находит в этой странности надежду на понимание. Но ведь заранее не угадаешь - зачем же пугать людей?
И я говорю вслух, я думаю про себя: без обид, все нормально, я понимаю.
Я правда понимаю: это мой выбор, никто не обязан делать его вместе со мной. Особенно посторонние люди.
Но в некоторых особенных областях совсем посторонние люди оказываются как бы не посторонними. Потому что это такие - внутренние области внешнего мира. Или наоборот.
*Юлия Сиромолот:
Почти все трансгендеры, с которыми мне хотя бы доводилось поговорить и немного пообщаться (и FtM, и MtF), гораздо счастливее, красивее, увереннее в себе, когда они в своем, самоощущаемом поле, а не в том, который в документах. Причем это касается не только тех, кто прошел переход в той или иной мере и тем самым, казалось бы, уложился в бинарную схему, но и неоперированных тоже. Для меня это необыкновенный опыт, очень ценный, очень расширяющий представление о людях вообще - и очень укрепляющий какой-то.
*Эйтн:
Я себя долго искал и ломался, метался туда-сюда и не признавал за собой права на существование. Например, на балу, куда я пришел кавалером со своей сестрой, ко мне обратилась одна из дам и спросила, как бы я предпочел, чтобы она ко мне обращалась - в женском роде или в мужском? Я был в шоке. Мне никогда никто на полном серьезе не задавал такого вопроса. В растерянности я ответил неискренне: я сказал, что мне все равно, как ко мне обращаются. Потому что в глубине души был уверен: я не имею права, чтобы ко мне обращались так, как я хочу, потому что 'я все равно ненастоящий'.
*Марина:
Мой муж - трансгендер. С самого начала - с того момента, как он сказал, кто он,- я воспринимала его только как мужчину, и у меня не возникало ни малейших сомнений в том, что это так и никак иначе. Надо сказать, что я исключительно гетеросексуальна и никогда влечения к представителям своего пола не испытывала,- но в данном случае никакой мысли о 'своем поле' мне даже в голову не приходило. И да, это была любовь с первого взгляда.
Муж выбрал путь - пройти через все операции и привести свое тело в соответствие с тем, как он сам себя воспринимает. Принятия в узком кругу друзей для нормальной жизни - мало. Каждый раз дергаться, как от удара, от обращения 'девушка' ему оказалось невыносимо.
Ловить косые взгляды на нас и слышать мерзкий шепоток 'лесбиянки' - при том, что пары с трансгендерами никакого отношения к однополой любви не имеют! - невыносимо (причем мне самой это было бы даже достаточно безразлично, но ему - нет). Невыносимо было знать, что если случится что-то страшное - тебя даже не пустят в больницу к любимому человеку, единственному, с кем ты хочешь прожить жизнь и разделить все, горе и радость. О юридической стороне вопроса, касающейся имущества, наследования, прописок и так далее, - я даже не буду говорить, мы об этом думали уже задним числом, после того, как он поменял документы и мы официально поженились. Операции - это было очень тяжело, и не только в смысле здоровья, и не только для мужа,- для меня тоже.
И все это еще не закончено. Но до того, как муж на это решился, - жизнь за пределами узкого круга друзей и знакомых была для него адом. Сказать, что после операций и смены документов жизнь в социуме стала легче, - не сказать ничего.
Мы не хотим никому ничего доказывать, мы хотим просто жить и радоваться жизни,- так, чтобы никто не тыкал в нас пальцем и не пытался кидать камнями.
Бороться с системой, для которой мой муж - не человек, а пропаганда транссексуализма, у нас нет сил - они все уже потрачены на борьбу с российскими конторами, на суды и на операции. Мы просто хотим жить.
Транссексуалы - совершенно такие же люди, как все остальные. Они ничем не отличаются от других - кроме того, что им вот так не повезло родиться не в своем теле. И они имеют такое же право на нормальную жизнь, как все остальные люди. Объяснять трансгендерность извращенными сексуальными вкусами и 'вывертом мозгов' - это страшная дремучесть, свидетельствующая о полном незнании вопроса. Утверждать, что транссексуализм можно скорректировать при помощи психиатрии - примерно то же самое, что при помощи психиатрии пытаться скорректировать аппендицит или переломы костей.
Кроме мужа, я знаю несколько человек с той же проблемой, все они по-разному приспособились к своему положению в этой жизни: кто-то выбрал радикальный путь, кто-то по разным причинам не может решить проблему хирургически. Но это не мешает мне относиться к ним именно как к тем, кем они себя воспринимают.
Пол - он в первую очередь в голове, в штанах - извините, только первичные признаки.
#аше_яздесь
Я согласен лететь по 'чужому' билету, я согласен получать деньги по ведомости, в которой стоит это имя, я согласен на множество подобных ситуаций - это все снаружи, это все внешние обстоятельства жизни. Вряд ли я смогу что-то изменить в этих внешних обстоятельствах, не принеся ритуальные кровавые жертвы на хирургическом столе, ну и ладно. Я знаю, что есть люди, которым операция по перемене пола жизненно необходима. Но я не отношусь к ним. Для меня это действительно было бы уступкой под давлением общества, и чем сильнее давление на меня, тем больше моя готовность сопротивляться.
читать дальшеПоэтому я спокойно говорю: кесарю - кесарево, имея в виду документы и ситуации официального общения. Но только кесарево, пожалуйста. Больше требовать не стоит - дальше начинается 'отступать некуда'.
Не согласен я на то, чтобы рассказанные мной истории, сложенные мной стихи были подписаны чужим посторонним именем.
Уберите вашу маску, я ее не надену. Я хочу с открытым лицом стоять рядом со своими стихами и историями. Это - мое. Это сделал я. И говорить об этом стоит - со мной. Зачем мне это постороннее имя между мной и читателем? Я все еще здесь, я готов слушать ответы на мои реплики, но как я отвечу, прячась за маской? Я был искренним, когда сочинял свое сочинение - как мне притворяться теперь?
Для чего я должен обманывать в комментариях, откровенно высказавшись по существу?
Да, мне приходилось отказываться от публикаций, когда редакция настаивала на паспортном имени.
И моя первая книжка стихов точно не вышла бы, если бы мой друг не убедил издателей поставить на обложку не паспортное имя, а псевдоним. Я, в силу редкостной упертости характера, мог только отказаться от издания. Друг смог договориться.
Я упертый, зараза, это правда. Мама это давно заметила, еще в младших классах. С возрастом я стал только хуже.
Наверное - даже наверняка! - мудрость не в этом. Мудро было бы, наверное, не создавать трудности людям, которые хотели бы или действительно хотели помочь мне на моем пути. Но, видите ли, во мне все на дыбы становится, когда я только представляю чужое имя на обложке - а для меня это имя чужое. Какого черта?
И то же касается устной речи - я вот вам стихи прочитал, отринул завесы, встал посреди мира и говорил вслух, я. А теперь - неважно, до или после,- начну притворяться кем-то не мной? Да ну, глупости какие... Что же себя дураком на людях выставлять? Да, именно это и было бы для меня 'выставлять себя дураком', а не то, что я делаю сейчас, как бы это ни смотрелось, если глядеть из ваших глаз.
Это то, что касается моего дела. Стихов, рассказов, романов. Историй, которые я рассказываю. А вот что касается работы - вопрос еще более сложный.
Со всей этой удивительной и прекрасной - или ужасной, кому как,- конструкцией в голове я дерзаю работать такую особенную работу, как гештальттерапия. Психотерапия в гештальтподходе. Это такая работа, что я сам себе рабочий инструмент. Это такая работа, что неискренним, отстраненным, изображая из себя кого-то другого не то что много не наработаешь - вообще ничего не наработаешь. Не работается в гештальте ни через скафандр, ни через театральный костюм с гримом. 'Я здесь' - и это буквально половина главной заповеди гештальтподхода, остается добавить только 'и сейчас'. Так что мне не отвертеться от того, чтобы присутствовать, быть, жить, не уклоняясь, слушать человека напротив, слушать себя, внимательно и пристально.
Могу ли я в такой работе притворяться кем-то другим?
И это создает определенные трудности.
Конечно, клиент, которому это не подходит, ко мне и не придет. Именно для этого я старательно и методично всегда сообщаю о своей особенности. Это в значительной степени ограничивает меня как профессионала, потому что я гожусь не для каждого клиента. С другой стороны, в какой-то степени то же самое можно сказать про любого терапевта. Все мы имеем личные особенности и различные убеждения, все мы люди, то есть - все мы разные.
И эта же самая особенность может быть моей особенной ценностью. У меня есть особенный опыт, я человек, который выстоял и построил благополучную жизнь, сделав такой выбор - ого! - в нашей стране, в наше время. Со всем своим опытом, со всеми своими личными качествами я присутствую здесь, в работе. Мне есть чем делиться, и не только с такими же особенными, как я.
Прежде всего, я сделал все, чтобы человек обязательно знал, к кому он идет, заранее. Мои клиенты находят меня через интернет, я веду несколько блогов и везде открыто говорю о своей трансгендерности. Те, кто приходит благодаря 'сарафанному радио', тоже заранее получают эту информацию.
Тут, правда, тонкий момент, потому что директор института сказал мне, что по причине моей обаятельности и владения средствами языка я произвожу на читателей блога настолько благоприятное впечатление, что они неосознанно совершают над собой насилие, чтобы принять мой мужской род, как будто так и надо, а на самом деле это разрушает их контакт с реальностью.
Так или иначе, я работаю, люди приходят, и я всегда спрашиваю клиента на первой встрече, как ему, что я говорю о себе в мужском роде. Как правило, люди уже имеют опыт такого общения (например, в ролевой среде, или есть трансгендерные знакомые) и не испытывают неудобств.
В порядке обучения большей осознанности я время от времени предлагаю клиентам замечать, как они чувствуют себя в этом месте, в этом пространстве, в это время, с этим человеком. Если предполагаю нужность этого, спрашиваю и о том, как воспринимается такая речь терапевта.
Также клиенты сами делятся наблюдениями за своим отношением, и мы свободно обсуждаем эти вопросы. Я заметил, что довольно часто я оказываюсь в восприятии клиента кем-то между гендерами, кем-то, занимающим промежуточное положение или положение связующего звена.
Это как будто дает возможность чувствовать себя свободнее, надежду быть понятым и принятым со всеми своими 'странностями', получить достаточно пространства для анимы/анимуса. Или дает смелость заговорить о каких-то проблемах, в том числе физиологических, о которых, по признанию клиента, он не решился бы заговорить ни с мужчиной, ни с женщиной 'нормальными'. И то, что я вот такой, имею свободу признавать и принимать себя, как будто дает клиенту смелость и надежду на то, что и он сможет этому научиться, со всем, что он считает неправильным в себе.
Даже не знаю, как бы я мог в этом притворяться. Вот иногда, когда я сажусь на клиентский стул, те, кто работает со мной терапевтом, признаются, что им трудно сохранять мужской род в обращении ко мне, потому что искренность и вовлеченность в процесс не позволяет отстраниться от визуального восприятия меня. Ну, бывает, да. Могу только сказать, что мне отстраниться от внутреннего восприятия себя было бы как минимум не легче.
Я очень рад, что мой терапевт, с которым я работаю постоянно, справляется с тем, чтобы видеть меня - и все равно видеть меня.
Меня. Огосподибожетымой - меня!
Думаю, не только мне такое может быть важно.
И все-таки я должен признать, что у моих коллег еще больше проблем со мной, чем у литераторов. Экая засада - Аше Гарридо, попробуй представить его в профессиональной среде - и кто ты после этого? Психолог или полный псих?
И не каждый клиент - мы помним об этом, - далеко не каждый клиент рискнет доверить свои проблемы такому странному терапевту. Хотя кто-то и наоборот, находит в этой странности надежду на понимание. Но ведь заранее не угадаешь - зачем же пугать людей?
И я говорю вслух, я думаю про себя: без обид, все нормально, я понимаю.
Я правда понимаю: это мой выбор, никто не обязан делать его вместе со мной. Особенно посторонние люди.
Но в некоторых особенных областях совсем посторонние люди оказываются как бы не посторонними. Потому что это такие - внутренние области внешнего мира. Или наоборот.
*Юлия Сиромолот:
Почти все трансгендеры, с которыми мне хотя бы доводилось поговорить и немного пообщаться (и FtM, и MtF), гораздо счастливее, красивее, увереннее в себе, когда они в своем, самоощущаемом поле, а не в том, который в документах. Причем это касается не только тех, кто прошел переход в той или иной мере и тем самым, казалось бы, уложился в бинарную схему, но и неоперированных тоже. Для меня это необыкновенный опыт, очень ценный, очень расширяющий представление о людях вообще - и очень укрепляющий какой-то.
*Эйтн:
Я себя долго искал и ломался, метался туда-сюда и не признавал за собой права на существование. Например, на балу, куда я пришел кавалером со своей сестрой, ко мне обратилась одна из дам и спросила, как бы я предпочел, чтобы она ко мне обращалась - в женском роде или в мужском? Я был в шоке. Мне никогда никто на полном серьезе не задавал такого вопроса. В растерянности я ответил неискренне: я сказал, что мне все равно, как ко мне обращаются. Потому что в глубине души был уверен: я не имею права, чтобы ко мне обращались так, как я хочу, потому что 'я все равно ненастоящий'.
*Марина:
Мой муж - трансгендер. С самого начала - с того момента, как он сказал, кто он,- я воспринимала его только как мужчину, и у меня не возникало ни малейших сомнений в том, что это так и никак иначе. Надо сказать, что я исключительно гетеросексуальна и никогда влечения к представителям своего пола не испытывала,- но в данном случае никакой мысли о 'своем поле' мне даже в голову не приходило. И да, это была любовь с первого взгляда.
Муж выбрал путь - пройти через все операции и привести свое тело в соответствие с тем, как он сам себя воспринимает. Принятия в узком кругу друзей для нормальной жизни - мало. Каждый раз дергаться, как от удара, от обращения 'девушка' ему оказалось невыносимо.
Ловить косые взгляды на нас и слышать мерзкий шепоток 'лесбиянки' - при том, что пары с трансгендерами никакого отношения к однополой любви не имеют! - невыносимо (причем мне самой это было бы даже достаточно безразлично, но ему - нет). Невыносимо было знать, что если случится что-то страшное - тебя даже не пустят в больницу к любимому человеку, единственному, с кем ты хочешь прожить жизнь и разделить все, горе и радость. О юридической стороне вопроса, касающейся имущества, наследования, прописок и так далее, - я даже не буду говорить, мы об этом думали уже задним числом, после того, как он поменял документы и мы официально поженились. Операции - это было очень тяжело, и не только в смысле здоровья, и не только для мужа,- для меня тоже.
И все это еще не закончено. Но до того, как муж на это решился, - жизнь за пределами узкого круга друзей и знакомых была для него адом. Сказать, что после операций и смены документов жизнь в социуме стала легче, - не сказать ничего.
Мы не хотим никому ничего доказывать, мы хотим просто жить и радоваться жизни,- так, чтобы никто не тыкал в нас пальцем и не пытался кидать камнями.
Бороться с системой, для которой мой муж - не человек, а пропаганда транссексуализма, у нас нет сил - они все уже потрачены на борьбу с российскими конторами, на суды и на операции. Мы просто хотим жить.
Транссексуалы - совершенно такие же люди, как все остальные. Они ничем не отличаются от других - кроме того, что им вот так не повезло родиться не в своем теле. И они имеют такое же право на нормальную жизнь, как все остальные люди. Объяснять трансгендерность извращенными сексуальными вкусами и 'вывертом мозгов' - это страшная дремучесть, свидетельствующая о полном незнании вопроса. Утверждать, что транссексуализм можно скорректировать при помощи психиатрии - примерно то же самое, что при помощи психиатрии пытаться скорректировать аппендицит или переломы костей.
Кроме мужа, я знаю несколько человек с той же проблемой, все они по-разному приспособились к своему положению в этой жизни: кто-то выбрал радикальный путь, кто-то по разным причинам не может решить проблему хирургически. Но это не мешает мне относиться к ним именно как к тем, кем они себя воспринимают.
Пол - он в первую очередь в голове, в штанах - извините, только первичные признаки.
#аше_яздесь
@темы: я здесь
Я тебе отдельно напишу развернутый отзыв на нашу летнюю работу.
И сразу скажу: то, какой ты, было только плюсом. Мой опыт общения с мужчинами, родившимися в женских телах, говорит в первую очередь за них.
Тут такое дело... Мужчины причиняли мне боль при близком доверительном контакте - пожалуй, ничего, кроме боли.
Женщины... о них и говорить не стоит.
Но мужчины, родившиеся в женском теле - никогда. В этой точке у меня нет страха, предубеждений, опаски, ничего такого.
Это тоже долгая тема, которую разворачивать и разворачивать. Но при любом выборе между цисгендерным мужчиной и мужчиной, родившемся в женском теле, я выберу второго.
сейчас я тут насыплю россыпью всякого, потому что я хожу сюда вспоминать.
во-первых, была одна такая психолог-недоучка. но откуда бы мне в 12 знать, что она недоучка? в общем, она породила концепцию "мама нервничает, давай перед мамой ты будешь изображать девочку". ну чо, два года изображал, потом спятил. потом две попытки суицида и клиническая смерть. выпускница психфака, конечно, не виновата, вряд ли она была подростковый психолог и точно ничего не знала про трансов. но сама идея, блин!!!
Хреново училась, значит!
В СССР операции по изменению пола начали делать в 70-х, а тему изучали и раньше. Так что надо было постараться, чтобы не знать, мне кажется.
Ну и вся эта беготня с бумажками, да.