Шоколадный фондан - такой кекс, у которого внутри начинка из жидкого шоколада. Накануне сессии мы с Д. видели в магазине рекламу конфет, в которых обещали такую же начинку в твердой шоколадной оболочке.
Мне очень пригодился этот образ, когда я пытался объяснить М., как я себя ощущаю между сетами где-то в середине сессии. Я собран и спокоен, готов работать. Это корочка из твердого шоколада. Внутри я жидкий, как жидкий шоколад, от ужаса и бессилия. И есть четкая граница между оболочкой и начинкой.
Это было уже в середине, кажется, или около того. Или в начале, но не в самом начале, потому что сначала мы посмотрели на то, что со мной происходит просто от мысли, что нужно надеть повязку во время ритуала через неделю, и на самом деле - просто от мысли, что нужно просто надеть повязку. И там, в самом начале, мне было очень плохо. Я помню, что попросил М. помочь мне: сказать, что я хорошо справляюсь, что у меня хорошо с контролем. Как бы получить такую поддержку... такое поощрение от старшего. От своего старшего. Хотя я четко различаю, что я сейчас у М. и говорю с М., но мне удобно в трудные минуты проецировать на нее такую фигуру. Иногда пользуюсь этой фантазией, чтобы облегчить работу, когда очень тяжело. "Слышу, сынку, слышу," - как бы вкладываю я себе в слух.
*
- Если хочешь.
-Не то чтобы хочу, но считаю целесообразным.
Наш обычный диалог при обсуждении того, на что мы пойдем смотреть сейчас, когда варианты один другого пакостнее.
- Да, - говорит М. - здесь у нас "хочу" очень странное.
читать дальше*
- Если можешь.
Когда М. говорит это прямо во время работы отверткой, я не могу ей достойно ответить на этот провокационный вопрос: занят, не должен отвлекаться.
Для нее он совершенно не провокационный, но моя первая реакция - "что значит если?!"
При том, что я трезво оцениваю свои силы и, когда действительно не могу, - сообщаю об этом, останавливаю работу, все такое. Но это бывает очень и очень нечасто.
Чаще я говорю, что мне очень, очень тяжело, что я готов.
*
Сначала работали без повязки: надо было следить за отверткой и чувствовать, что в теле, когда я думаю о повязке.
Несколько секунд было нормально. А потом началась засада. Потому что я вижу отвертку, но в то же время мой мозг не воспринимает информацию от глаз. Потому что я не могу видеть, у меня глаза завязаны. (Еще проверить потом: мешок, повязка или все-таки скотч?) По подобию вспомнилось похожее в одной из давних сессий, где было про арест - и я не мог видеть ничего, у меня внезапно там исчезло зрение, я здесь понимал, что мои глаза чем-то закрыты.
В какой-то момент М. сказала: смотри! - потому что у меня действительно остановился взгляд, потому что я же не вижу ничего, хотя физически отвертку я вижу. Потом я старался "толкать" зрение, чтобы не отваливалось, но М. сказала отдать эту ответственность ей, что она скажет, если я опять остановлюсь, а мое дело - заниматься тем, что во мне происходит. Я постарался так и делать в дальнейшем.
*
Зевок - и новая порция ощущений, как будто мозг заглотил добавочную порцию кислорода и в обмен выдал еще кусок архива. И тут меня стало совсем вырубать, я почувствовал, что глаза закрываются, что я падаю. Рывком собрался - и тут в этот же миг отвертка выпала из руки М. Она ее очень ловко подхватила, но я уже не мог продолжать, мне смешно было, потому что как будто передача импульса упасть была такая прямая и мгновенная, как в кино.
- Это в первый раз за то время, что мы работаем.
- Это вообще у меня в первый раз, - ответила М.
Кино блин.
Но немножко полегче стало, когда посмеялся. Однако - пришлось возвращаться к работе.
*
- Вот теперь внутри уже как помадка. Стало погуще, покрепче.
*
Встань, походи. Походил. Вжался в угол - совершенно отчетливо бетонные стены, вжался, хочется скрутиться в комок и кричать.
Озноб. Плед.
Оказывается, я мерзну. Выше пояса и ступни. Ступни скрутил, поджал пальцы. Сам скрутился в одеяле пледе, было холодно. Пришла мысль, что, кажется, мне досталось одеяло - и ощущение холода стало сильнее ненадолго, а потом прошло. Я скинул плед, мне было жарко. В комнате 21 градус вообще-то, одет я соответствующим образом, и как было тепло, так и оставалось.
В голову стали приходить образы. Стадион или казарм, спросил себя я, но тут же сообразил, что одно другого не исключает, потому что они перевозили людей с места на место, это тоже был метод воздействия. И, как кажется, я попал как раз на какой-то момент перемещения, только не могу понять, это я в транспортном средстве сижу у бортика, или в коридоре у стены. Кажется, потом все-таки в коридоре. Желтый свет, коридор неширокий, кажется, и двери я воспринимаю только с той стороны, где сам сижу. Сижу на полу, съежившись, завернувшись в одеяло (в этот момент уже не уверен), вокруг - то есть вдоль стены - стоят и сидят люди, они все усталые, измученные, одежда в беспорядке, грязная, мятая, неполная, волосы растрепанные. Я такой же беззащитный среди беззащитных людей.
*
Не помню, когда с повязкой или без, потому что для меня, для моего восприятия, повязка была на мне не только когда мы ее надели. В теле огромное "не хочу, чтобы это было со мной". Огромный ужас перед ближайшим будущим, перед пытками.
*
Потом я собрался и успокоился. И очень замедлился. М. спросила, что я чувствую. Машину, сказал я. Работаешь, сказала М. Да. Но выглядеть нужно, как все. Все равно выглядеть нужно - как все.
*
Уже с повязкой, без отвертки. Вроде комфортно, нормально. Но в плечах что-то...
- Прими ту позу, которую хочет принять тело.
Я не торопился, чтобы выделить и не исказить поступающую от тела информацию. Повторилось то, что было в прошлой сессии - руки не на месте. Помедлил, убедился, что это не воспоминание с того раза, а действительно есть сейчас. Убрал руки за спину. Тогда голова наклонилась вниз. И туловище за ней наклонилось вниз и как будто немного "повисло". Стало неприятно, что я перед ними такой... склоненный. И тут же понимание, что голова вниз - очень удобная поза, лица не видно. И если им надо видеть мое лицо, пусть сами поднимают (видимо, за волосы). Но пока не поднимают - это мое время. И тело так наклонено и расслаблено, как от слабости - это нужно, чтобы показать, что мне хуже, чем есть на самом деле, чтобы сохранить кусок ресурса, про который они будут думать, что он у меня уже кончился.
Я сказал М., что обожаю этого парня. Чувака, казал я. Но вообще-то - парня. Кажется, как раз в этот момент.
Потом М. спросила, а сколько там этого ресурса, спрятанного. Предложила сесть так, как я себя чувствую на самом деле в это время, когда показываю, что мне хуже. Я выпрямился. Попытался поднять голову - но нет, лицо надо оставить в тени, под прикрытием волос. А спина прямая, чтобы показать М., сколько ресурса во мне. Ну, довольно много, да. Много.
М. сказала голову все-таки поднять, сесть как совсем на самом деле я себя чувствую там. И тут меня развернуло уже совсем: спина прямая, голова высоко, ровно, и я чувствовал такой гнев и презрение, что они почти не помещались во мне. И очень чувствовал себя в этом гневе, в этом презрении к тем, кто сейчас там сидит передо мной, кто делает все это с людьми.
Потом М. предложила сесть так, как будто контекст вообще другой, как будто я с коллегами что-то обсуждаю, но в повязке. Я живо представил себе ситуации: что-то проверяем, или исследуем, или важно понять, сколько у меня ресурса и как мне в таком положении. И это оказалось очень комфортно, ресурсно. Что бы они там снаружи ни делали, я в них уверен. А что мне может нелегко прийтись - ну, кажется, это еще на входе было мне сообщено и нихрена меня не остановило, значит, мне было зачем подвергать себя всему этому, и мне там интересно и важно. [И тут я вспомнил, и опять раз за разом вспоминаю, когда читаю эту запись, тот сон, где кто-то ("техник") в красном свитере, чернокожий, коричневокожий, не в синеву, проверяет что-то на мне, прикрепленное ко мне, вводит что-то мне? что-то такое, и отходит к каким-то приборам? наблюдать? и я в кресле, полулежа, и разговариваю с ним, мне ок, хотя предстоит трудная работа, но я согласен и готов, шучу, мы о чем-то договариваемся или советуемся, дверь открыта и за ней окно, или прямо за приборами стена, в которой окно, и в окно виден солнечный день и поле, окруженное лесом? рощей? - как будто вытоптанное в середине, и сейчас мне кажется, что это то же самое поле, где играют в футбол, а я на краю поля сижу на бревне и рисую.]
А что нет фидбэка, что я не вижу, как там, снаружи, реагируют на мои слова, так это штатная ситуация. По жизни в общении фидбэк не всегда удается получить, люди могут скрывать свои чувства и намерения, могут сбивать цену, могут давать искаженный сигнал намеренно или ненамеренно. И все это, я понимаю, не должно меня сбивать, не должно мешать мне работать работу, производить нужное впечатление, создавать образ меня, какой мне нужно.
- Ну да, - сказала М. и добавила что-то вроде что меня не испугаешь этим, потому что я же работал с неразличимым критерием. Мне это привычно. А я вспомнил "археологов" и ту сцену, как опытные проверяют молодого, и да, это оно.
М. проверила, чтобы мне в той позе (прямая спина, опора на бока и живот) было удобно, комфортно, чтобы мог в ней час просидеть, я проверил, как мне в ней дышать, жестикулировать (свободные, плавные движения, я открыт, уверен в себе, дружелюбен).
Ну и все.
- Один вход в прошлое испорчен, - сказала М.
- Да, через повязку уже не пройдешь. Но коридор там рядом - он же остался?
- Коридор остался.
- Ну, там еще есть чего посмотреть. Я хочу разобраться с арестами.
Хотя - почему через повязку не пройдешь? Смотря куда. "Нас этому учили" - можно проверить.
-
-
11.09.2016 в 16:33-
-
11.09.2016 в 17:25-
-
11.09.2016 в 17:38