Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
Неокончательный диагноз: Совмещение отражений
В ноябре он ехал на занятия: записался на курс по экзистенциальной психологии, который вел как раз Дмитрий Алексеевич Леонтьев, кроме всего прочего, автор того самого предисловия к Франклу.
По дороге, в метро, вспоминал те бетонные стены, возле которых видел себя в коротких картинках, всплывающих время от времени: то ночью в поезде по дороге из Питера, то в двадцатой и двадцать пятой сессии... И бетонный пол, который видел тогда же и еще во сне про Кима. Во всех случаях это помещение сообщается с другим через дверной проем, и второе помещение более светлое.
И вдруг попытался наложить одну картинку на другую и понял, что это одно и то же двойное помещение, и он мог бы начертить его план.
И сжался.
читать дальшеХаронавтика: Сессия №29, 11 ноября 2013, «И тайная комната»
- Та комната, что за проемом, более освещена. Кажется, по стене какие-то провода пропущены. Эта, в которой я, бетонная. В первый раз я видел свои мокрые брюки, во второй раз я понимаю, что там влажный пол, лужи на полу…
Его облили водой?
Лу смотрел туда, на эти комнаты, и ему было очень плохо. Все было пусто и размазано, и было отупение и равнодушие, и здесь, в кабинете у М., ему очень трудно было сохранять внимание, следить за «отверткой», не терять ее. Глаза закрывались, Лу через удерживал их открытыми, не всегда и удавалось. В конце концов он сказал:
- Не знаю, что там. Я не могу туда смотреть и не знаю, что там видеть.
Но там что-то было – в той, второй, более освещенной комнате, в которой была дверь наружу, из этого помещения. Железная дверь, выкрашенная серой краской. Лу не увидел ее. Он про нее знал. Там было что-то, оно было и в прошлый раз, когда он лежал там на полу и стонал. Ему просто было не до того, а шкаф там был… кажется. Шкаф, прозрачный, со стеклянной дверью, стеклянными стенками. Лу не смог его назвать. Очень осторожно, насколько смог приблизиться, описал: «как в кабинете биологии».
(Когда вечером рассказывал об этой сессии партнеру, снова споткнулся на этом месте. Партнер спокойно переспросил: медицинский? Лу судорожно вдохнул, сказал: ага…)
М. это тоже поняла, но не сказала вслух, чтобы не привносить свои смыслы в сессию.
Лу долго не мог признать, что видит его там. Очень подозрительно проверял, не вытащил ли его из какой-нибудь здешней поликлиники или из кино. Но шкаф оставался там, на своем месте, недалеко от двери, ведущей из той второй комнаты. Смотреть на него было тошно, то есть физически тошнило. Когда Лу наконец поверил в его существование и попытался посмотреть без подозрительности, ему тут же захотелось спрятать руки за спину. Было ощущение физического прикосновения, очень неприятного, тупого давления на локтевые сгибы с внутренней стороны. Как будто игла долго остается в вене, ноющее давление, не сильное, но неприятное.
- Мне не интересно про это место, - сказал Лу. – Я хочу в принципе знать, что там у меня было в Школе Америк или в другом месте в зоне канала. Но вот прямо сейчас у меня нет потребности смотреть на эти комнаты. Там все ясно. Меня там мучили и замучили, но ничего не получили от меня. Это была тяжелая работа, моя работа, я с ней справился. Остальное не важно. Я хочу понять происходящее, но мне важно получить информацию. А эти… Я устал проживать заново этот кошмар.
- Это никак не обойти, - сказала М.
- Я знаю. Я понимаю, как и почему. Просто устал. Сколько времени я уже смотрю на эти комнаты? Минут пятнадцать?
- Сорок пять.
- Что?!
- Сорок пять минут интенсивной работы.
- Да. Я точно устал.
Неокончательный диагноз: Зима близко
Он устал.
Перестал радоваться каждой крупице информации, сколько бы боли ее ни сопровождало – такая цена представлялась теперь слишком высокой.
В тридцатой сессии обнаружил, что не зря подумал о пытке электричеством во время второй. Оказалось, что и это ему знакомо, спасибо доблестному военно-морскому флоту. Скорее всего, потом тоже было, конечно. Это и было «что-то очень плохое», что с ним делали, от чего он вжимался в спинку дивана и о чем никогда не хотел говорить.
Уже ничему не удивлялся, всему верил. Складывал деталь к детали, связывал нить с нитью, привычно ежился, привычно рыдал, привычно молотил грушу, привычно выравнивал дыхание, привычно хватался за партнера, если совсем никак не справлялся сам. Отработанно и дисциплинированно делал дело: перерабатывать травматические переживания в опыт.
И жил в это самое время здесь и сейчас, жизнь не откладывал, не отодвигал. Общался с друзьями. Любил и заботился о партнере. Написал и издал книгу. Учился. Работал. Выступал. Снова писал, в основном стихи: на прозу не хватало сил. Однако начал делать наброски для этой книги: перечитывал отчеты и дневниковые записи, делал заметки и планы.
Иногда вспоминал, как в прежние дни, до начала работы с М., то и дело проваливался в ужас: меня нет, я не я – кто я? Радовался: давно такого не было.
И правда, давно. Не меньше года продержался в спокойной уверенности, ясном осознавании себя, прочном ощущении связности и цельности своей жизни – тогда и теперь. Даже когда сомневался, было ли всё это на самом деле, продолжал чувствовать себя отчетливо и крепко. Скорее сомнения касались того, как хотя бы для себя самого объяснить эту непрерывность жизни. А так-то всё у него было хорошо.
Главное – не задавать вопросов, на которые нельзя отвечать.
Первого декабря, в воскресенье, он начал сессию №31 с того, что спросил: на кого я работал? И попал в туман, а когда туман рассеялся – там оказалась прозрачная вязкая пустота.
Записки сумасшедшего: Вот я был, вот меня нет
Четверг, 19 декабря 2013
Просто я не должен был выжить.
В смысле - не мог. Невозможно. Там, в том, что происходило, в том, что со мной делали…
А я и не выжил.
…И в том, что я сам сделал с собой.
И меня нет.
А теперь - вот, живой.
Как бы это могло не рвать сознание в клочья?
Удивительно не то, что со мной бывают такие провалы. Удивительно, что бывает время, когда мне спокойно и крепко в себе.
Пятница, 20 декабря 2013
Я это сегодня запишу, а то завтра сессия, и что там еще обнаружится, и как оно после уляжется, неизвестно. Это будет уже что-то другое.
Запишу поэтому сегодня: не знаю, сколько времени (опять такое же сплывание всего и слипание в один пласт) меня опять донимало то, что «меня нет» и «кто я».
Тридцать первая сессия была 1 декабря, 12 декабря я вслух признал, что мне плохо. Но мне было плохо и до того – и я не знаю точно, когда это началось.
Я долго бился об это, но ничего не мог сделать. До этого случая очень давно не было таких длинных провалов, да и короткие, совсем короткие – на полчасика – нечасто случались. Я был очень доволен тем, как укрепилось мое чувство себя и связь с теми событиями. Даже вопрос не возникал, кто я, это было совершенно очевидно. И вдруг так глубоко и так надолго. Эмоционально я отдалился от всего, очень сильно и как будто необратимо. Было страшно, было мучительно. Когда мне удавалось зацепиться за себя и память – становилось хорошо и прочно, но это было всего пару раз, причем один из них – когда попался эпизод с «сывороткой правды» в сериале, меня скрутило, но это было большим облегчением: снова чувствовать себя, хотя бы вот так.
Действительно, по-настоящему и прочно стало отпускать только после того, как партнеру удалось пробиться и донести до меня, что это вот бесчувствие и потерянность могут быть последствиями обработки. Того, что они со мной делали. Того, что я сам с собой сделал в конце. И что провалы бывают после того, как я цепляю тему «улитки» или вопрос «на кого я работал».
Только после этого разговора мне удалось вместить в себя понимание, что да, я – вот такой, с этими провалами. Они входят в комплект. Я и есть, в том числе, эти провалы.
Так что вчера мне внезапно и очень сильно полегчало. Вскоре я уже не мог представить то состояние, в котором был буквально накануне, и которое казалось беспросветным. И вдруг всё. И сейчас мне тоже вполне хорошо.
И когда мне стало легче, я подумал… Ведь раньше, когда мне вообще ничего про себя не было известно толком, вопрос «кто я» меня очень сильно занимал. По сути, это единственный вопрос, который я себе задавал тогда. Получается, я регулярно активировал эти остатки защиты информации? И меня выносило в непонимание, неопределенность и потерю ощущения себя, и я еще больше бился в этот вопрос, и еще сильнее затягивал эту петлю?
То-то я убивался об это.
На случай, если такое опять случится, надо придерживаться определенного протокола. После работы на одну из этих тем обязательно ежедневно записывать отчет о состоянии. Иначе не отследить, потому что после таких вопросов все мысли, ощущение времени, ощущение себя – все слипается в один ком, и там только тьма, туман, липучка, меня нет, я не я.
Харонавтика: Сессия №32, 21 декабря 2013, «Защита информации. Машина и корабли»
- Знаешь, такой туман… - говорил Лу. - Да, все эти недели, после прошлой сессии и до позавчера. Я и вспомнить толком не могу, как оно началось, как происходило. Видны отдельные моменты, но я не могу выстроить из них последовательность. Я помню, что было. Я только не помню, что за чем. Помнишь, в начале лета мы пытались восстановить хронологию того периода, когда я здесь только проявлялся, мы даже записали что-то, но у меня по-прежнему нет цельной картины, там все путается. События помнятся как отдельные эпизоды, без последовательности. Одно из другого логически вывести можно, можно восстановить кусочки последовательности. Но потом они как будто приходят в противоречие с другими кусочками.
- Я думаю, - вздохнул он, - кто бы тогда ни был здесь, я или она, это был очень несчастный и очень потерянный человек.
- Но поразительно, что я точно так же не могу вспомнить эти недели. Помню туман, «меня нет», «кто я?» и отдельные события, рассыпанные в беспорядке. До того момента, когда партнер сказал, что это может быть следствием обработки. И вот с этой минуты я все помню последовательно и четко.
- Я придумал такую схему: если в сессии мы хоть краешком дотрагивались до определенных тем, я начинаю превентивно записывать ежедневные отчеты о своем состоянии.
- Это хорошая мысль, - сказала М.
- Надо делать это превентивно, потому что, если я провалюсь в «меня нет», я потом не вспомню, как оно началось и когда. И уж точно не начну записывать, пока не проморгаюсь… А так записи помогут постфактум проследить динамику.
- Дело не в динамике, - сказала М. – С помощью этих записей, возможно, получится извлечь информацию, к которой не удается пробиться другим путем. Здесь может быть вход.
Лу испытал очень резкое изменение физического состояния. Он мгновенно похолодел и замер, как парализованный.
- Ты побелел.
- Это было очень резко, мгновенно.
- Когда я сказала «вход».
- Доступ к информации…
Лу остановился и прислушался.
- Знаешь, там «нет» вот такими огромными буквами. Никак и никогда. Доступ к информации? - НЕТ.
- Подожди, не надо туда… углубляться.
Лу действительно затягивало туда, но он постарался удержаться. М. что-то говорила ему еще, он отвечал, но потом не мог вспомнить, о чем они говорили.
Потом М. спросила:
- Хочешь пойти туда?
- Нет.
Ему и так было достаточно ясно, что к чему. Не стоит зря дергать за такие рычаги…
Но ему стало радостно и легко, спокойно, уверенно. На эту штуку можно положиться. Он был не один там. С ним была хорошая, надежная защита. Вот так он и справился, в том числе и с помощью этой штуки. Лу улыбался и говорил об этом с удовольствием.
Потом понял, что все-таки хотел бы пойти туда: уже отдышался от первого впечатления, и теперь стало интересно.
Но времени оставалось не много, и ему еще предстояло слушать лекции по экзистенциальной психологии с полудня до семи. Учитывая его реакцию на некоторые связанные с этим моменты, решили отложить исследование на более подходящий момент.
Зато поговорили о психиатрах и о том, как можно было бы представлять этот кейс врачу, в его системе координат. Если представить, что ничего этого не было на самом деле, то нужно было бы сказать, что травма, пережитая женщиной, настолько глубока, что пройти туда, в тот период, никак невозможно, просто выбрасывает из этой зоны, когда подходишь поближе.
М. сказала:
- Когда мы пытались восстановить хронологию того периода, когда «ушла» она и «появился» ты, я замечала что-то похожее на то, что было сегодня, такой же «отказ системы».
Лу не согласился.
- Я помню туман. И трудно соображать. Но такого обмирания, холода и паралича я не могу вспомнить. Для меня это точно разные состояния. Туман и потерянность помню, обмирание - нет. Я был ледяной сегодня. Я бы заметил, если бы так же было во время того разговора.
В оставшиеся полчаса они говорили о «мустанге» и поездках к Хорхе.
<…>
И хотелось приложить руки к груди, закрывая ее середину, чтобы удержать там? Или спрятать то, что там?
«У меня есть секрет, моя тайна, от которой я счастлив».
Записки сумасшедшего: По краю спирали
Суббота, 21 декабря 2013
В настороженности, поскольку трогали темы «информация» и «кто я».
Все время проверяю, как ранку, как шатающийся зуб: не теряюсь ли?
Но там все ровно и спокойно. Я знаю, кто я.
***
Да, возвращаюсь мыслями к сегодняшней сессии и варианте «кейс для психиатра».
От ума поступает мнение, что, скорее всего, я и есть психологическая защита и какой-нибудь силный анимус, вставший на защиту и все такое.
Но мне всё равно.
Я чувствую себя спокойно и прочно. Я есть, я знаю, кто я.
Суббота, 21 декабря 2013
<…>
Мое личное дело.
***
Я все еще чувствую себя прочно, хотя понимаю, что меня не может быть.
***
А также мелькнула мысль, что вряд ли я теперь дождусь провала в «меня нет», если известно, что из записей в этом состоянии можно попытаться извлечь информацию.
Но это будет тоже показательно.
Опс, обложили со всех сторон... Не проваливаться тоже опасно?
Понедельник, 23 декабря 2013
Как любопытно.
Я рассказываю себе, что меня нет, в совершенно ровном эмоциональном состоянии. Все четко, никакой размытости и потерянности. Доводы мои железны, дух мой бодр.
Доводы мои таковы.
Вспоминаю ее времена, до того, как "руль" перешел ко мне. Она всегда страстно любила играть, уходить с головой в истории, в воображаемые обстоятельсвта и воображаемых людей. В этих играх они с подругой были не просто кукловодами, от головы просчитывающими сюжетные ходы, они полностью вовлекались и проживали свои придуманные истории. И вот, когда было действительно плохо, совсем, игра стала ее убежищем. Когда на книги денег не стало и телевизора не было, заёмные истории уже не могли дать анестезии. Они играли, играли при любой возможности. Она - особенно, вообще вся пыталась туда уйти. Ну и вот, разве ей это не удалось? Разве ей не это удалось?
Разве я не объяснял той же Маше-философу в Ярославле, что женщина не вынесла той жизни и соорудила из себя нечто такое, кого-то такого, с кем не может случиться то, что случилось с ней, свою максимальную противоположность - существо мужского рода?
Нет, я это так не чувствовал. Я вывел это логически из представлений о том, как может вывернуться психика. Это была «версия для печати», годное, успокаивающее собеседника объяснение наружу того, что не было понятно даже внутри. Заодно и возможность показать свой ум и психологическую начитанность, да.
Так вот об играх. Разве это не идеальная бесконечная игра, не идеальная «бесконечная история», не замечательный способ не быть собой - принимать себя за кого-то другого?
Но этот «кто-то другой» изначально не имел ничего за душой, не имел биографии, привычек, вкусов и предпочтений, не имел ничего вообще.
И вот он встречает текст, а в тексте - образ человека, в которого все подряд влюблены.
Роскошный соблазн, почему бы не натянуть на себя этот красивый пиджак?
Очень, очень логично. Всё сходится. Даже без представления кейса психиатру можно обойтись, все равно очень логично выходит, что меня нет, что я - ненастоящий.
И одновременно же, параллельно, я думаю другое. Познакомившись поближе с автоматическими предохранителями на защите информации, я начинаю верить, что действительно мог не сдать им ничего. Теперь меня больше беспокоит, смог ли я достать хоть кого-нибудь из тех, кто был причастен, лично причастен к гибели Хорхе?
Степень моей кровожадности в этом вопросе очень велика.
Речь не об утешении - оно невозможно.
Речь о выполнении должного. Удалось ли? Если да - тогда я совершенно умиротворюсь.
Но кроме предположений насчет связи с миристами и маленького "ролика" про мусоровоз у меня пока ничего про это нет.
Разговоры на полях: Предохранитель
- Похоже, моя вечная песня «меня нет» не с луны мне на голову наделась, а запускается и далее поддерживается даже простым собственным любопытством к тому, что же я все-таки из себя представляю. И раньше я регулярно в этот замкнутый круг влетал. И сейчас влетаю. Но сейчас страдания по поводу «меня нет» могут дать доступ к информации, если я буду записывать отчеты. А я буду записывать. Значит, страданий не будет. Я раньше загибался от таких вот размышлений, как вчера и сегодня. Сейчас они меня не удручают. Теперь то, что меня нет, мне совершенно не мешает.
- Ох, ничего себе конструкция… И захочешь выдумать - не сможешь.
- Ты ее видишь?
- Я вижу из того, что ты описываешь: намерение в поисках информации записывать происходящее в страдании перекрывает доступ к страданию как потенциальному источнику информации. Очень интересный ход, по-своему логичный. Я очень рада, что тебе спокойно. Но интересно, как долго эта конструкция будет самоподдерживающейся. Отчасти это зависит от твоего настроя записывать. И что произойдет при попытке ее раскачать?
- Хм... А как ее раскачивать?
- Давай сделаем перерыв на праздники. Пусть идет, как идет. Как у вас говорят? «Просто побудь с этим»? А у нас – «соберите данные для определения базовой линии».
- Прикольно…
Записки сумасшедшего: Эй, куда делось?
Вторник, 24 декабря 2013
Сегодня с утра я обнаружил, что перестал понимать, в чем смысл вопроса «кто я?»
То есть вот буквально. Тот вопрос, на который я себе отвечал «меня нет», просто испарился из души.
Потому что он не имеет смысла. Я - вот.
Вчера в разгар мыслей о том, что я не настоящий и меня нет, обнаружил, что мои шальные предположения насчет MIR подтверждаются. Магасич пишет, именно миристы поддерживали связь с военными моряками, пытавшимися противостоять заговору - значит, они могли знать имена… <…> Конкретные имена. Тех, к кому у меня был личный счет.
Среда, 25 декабря 2013
Проснулся с мыслью о том, что эта странная путаница в памяти, когда доступны только фрагменты, но общая последовательность не выстраивается, знакома мне в трех вариантах.
В тот период, когда я только-только «просыпался» здесь – раз.
То, что происходит в то время, когда я теряюсь в «меня нет» - два.
И обе эти путаницы похожи на то, как я вижу последние месяцы там. Эпизоды, фрагменты, ощущения и картинки, непонятность логики и последовательности. Это три.
И мне от этой мысли стало как-то так... не сказать, чтобы весело - но я определенно развеселился. Даже пару смешков издал. Хотя было и довольно нервно при этом. Но до чего интересно!
И я подумал, что работа по выстраиванию последовательности событий здесь, когда я «просыпался», неожиданно может вывести на события в конце, в зоне канала, чтобы получить больше ясности о происходившем там. Толчком - небольшая тошнота и как будто мало кислорода в воздухе. Смутное напряжение и одновременно ощущение слабости в теле. Пока не буду в это углубляться. Но я уже заметил: где химия, там и тошнота. Это как-то связано?
Неокончательный диагноз: «Артишок»
Ближе к концу той зимы он находит в книге Тима Вейнера «История ЦРУ» информацию о том, что в зоне Панамского канала у ЦРУ была большая секретная тюрьма, в которой «было позволено всё; как в Гуантанамо».
Лауреат Пулитцеровской премии, двадцать лет изучения документов и интервью с действующими агентами, ветеранами и директорами, все такое.
То есть, что – правда была тюрьма именно там?
Ничего себе.
До того Лу встречал упоминания только о секретной тюрьме в Германии.
Парой абзацев ниже Вейнер сообщает, что в панамской тюрьме велись работы по проекту «Артишок». Значит, думает Лу, там как раз и были подходящие специалисты.
Его тошнит. Он радуется.
Харонавтика: Сессия №33, 28 декабря 2013, «Сила живого»
Лу немедленно поделился с М. своим открытием: путаница во времени и невозможность выстроить связную последовательность, логику событий, наблюдается не только в воспоминаниях о том периоде, когда он только «просыпался» здесь, и не только в попытке вспомнить те «провалы», когда он мучительно пытается нащупать, кто он, есть ли он вообще, и пытается доказать себе, что его нет. Есть еще третья зона такого же тумана и разрозненности воспоминаний. Он уже довольно много вспомнил и понял про то, что происходило после ареста. Но он не может выстроить эти воспоминания в последовательность. Они плавают отдельными обрывками, кажется невозможным их выстроить в линию, как будто невозможен такой порядок, в котором они могут расположиться.
М. сказала:
- Значит, их четыре.
- Четыре? – удивился Лу.
- Да. Твое появление здесь, плюс твои «провалы», плюс воспоминания о пытках - и четвертое… Может быть, ты переживаешь это по-другому. Но для меня оно выглядит похоже. Вспомни, ты рассказывал, как писал роман про мастеров. Какое-то время казалось, что это отдельные рассказы, их можно читать в случайном порядке. И ты долго не мог найти им место в последовательности.
И тут Лу посмотрел на нее и тихо, медленно сказал: ё-мое.
- Посмотри, - сказал он, - как там устроен мир. Обрывки во тьме. Мир был, и он был разрушен, и остались такие маленькие разрозненные клочки, и вот мастера их расширяют и связывают в целое...
Он очень сильно почувствовал, что в нем что-то происходит, настолько глубокое, подспудное, что и не описать, но совершенно точно оно происходит. Какое-то усиление…
Он сказал:
- Получается, даже когда я совсем ничего не знал о себе, не помнил и не понимал, я с такой силой стремился к восстановлению… Собрать себя, собрать в целое. Какой же я сильный.
- И как сильно меня... Не убило, потому что вот же я - есть. И не ранило. Рана - это дыра в чем-то целом. А меня... растерзало?
- И разметало.
- Да. Но какая сила… во мне.
- Есть такие существа, миксомицеты. Знаешь? Очень древние существа. Их можно растереть в ступке, и они снова собираются в единый организм. Просто воплощение силы жизни, которая стремится собрать разорванное в целое. Очень древняя сила.
- Очень необычное переживание – вот так знакомиться с собой. Стоять с таким собой лицом к лицу.
- Очень странно было, когда ты молчал после моих слов про тот же паттерн в романе. Что-то происходило, быстро и сильно, это было видно снаружи, но совершенно непонятно.
- Да, как раз в это время я и стоял лицом к лицу с этой силой во мне. С жаждой цельности, которая даже неосознаваемая работает с такой… страшной мощью. Я принимал себя.
Неокончательный диагноз: Лабиринт перевертышей с видом на жизнь
После этого пришла пора попрощаться с провалами и «меня нет». Лу сделал это довольно быстро и, кажется, даже красиво. Пятого января он записал в своем дневнике:
««Меня нет» подкралось по-тихому, незаметно. Вкралось.
Кто я теперь?
Каким мне быть?
Кто я без моего дела?
Какое дело должно быть у меня, чтобы я мог, имел право считать себя собой?
«Я - это я? И если да, то насколько?» - так называется книга одного философа, которую я сейчас читаю, и это название точно описывает нынешний лабиринт. Отрадно, что не обязательно иметь такой опыт, как у меня, чтобы терзаться этим вопросом».
Седьмого января:
«Простая мысль быстро и качественно помогает прийти в себя: это сейчас со мной происходит из-за того, что происходило там. Это последствия обработки и собственного финта с «улиткой».
Я думаю: «это будет повторяться, от этого никуда не деться, надо учиться жить с этим, жить как выживший». Через это очень легко понять: «я справился тогда, справлюсь и сейчас».
И всё, очень быстро всё проходит».
Последнюю запись о провалах в отрицание себя он сделал через неделю, 15 января 2014 года:
«Это я ловко придумал - переделать сомнения, которые раньше были доказательством того, что меня нет, в доказательство того, что я есть.
Раньше, наткнувшись на эти сомнения, я считал, что они как раз и означают, что я - фикция, конструкция, защита, что меня нет.
А теперь я себе говорю, что так и должно быть. «Меня нет» - это результат всего, что со мной делали и что я с собой сделал в конце. Результат интенсивного промывания мозгов. Краешек моей «улитки». И раз это происходит - значит, я есть. Более того, я это именно я, тот самый, с кем это произошло.
И теперь «меня нет» заканчивается, практически не начавшись. И даже когда оно пытается продолжаться, я учитываю его не в минус, а в плюс».
Раньше внутренний диалог на эту тему выглядел примерно так:
- Кто я…
- Не знаю…
- Меня нет…
- Раз ты так думаешь, значит, тебя действительно нет…
- И не может быть, потому что в научной картине мира для меня нет места…
- И психиатры так говорят…
- А кто я…
- Тебя вообще нет…
- Но я же кто-то…
- Все равно тебя нет, потому что в научной картине мира…
Теперь – примерно вот так:
- Кто я… Меня нет… Раз я так думаю, значит, меня на самом деле нет…
- Эй, чувак, тебя пытали, тебе промывали мозги, а потом ты сам себя уничтожил. Так и должно быть.
- Да? Точно! Круто. Пойдем жарить мясо и смотреть кино.
Или еще что-нибудь делать. Что-нибудь такое, из чего состоит нормальная человеческая жизнь.
Работать и любить, как определил Фрейд.
Учиться, как завещал Ленин.
Играть, как напомнил Винникот.
Получать удовольствие от жизни, как уточняет Нэнси Мак-Вильямс.
Кататься на велосипеде.
Бегать.
Путешествовать.
Читать длинные романы.
Сочинять стихи.
Рассказывать истории.
Например, вот эту.
Да-да, эту самую, которая вот прямо сейчас подходит к концу: историю про человека, которого нет. Мы же договорились: представим себе, что это фантастика. Поиграем в прятки, а потом, когда игра окончена – откроем глаза, разжмуримся. Ну вот, уже можно.
Привет, это я, Лу.
В ноябре он ехал на занятия: записался на курс по экзистенциальной психологии, который вел как раз Дмитрий Алексеевич Леонтьев, кроме всего прочего, автор того самого предисловия к Франклу.
По дороге, в метро, вспоминал те бетонные стены, возле которых видел себя в коротких картинках, всплывающих время от времени: то ночью в поезде по дороге из Питера, то в двадцатой и двадцать пятой сессии... И бетонный пол, который видел тогда же и еще во сне про Кима. Во всех случаях это помещение сообщается с другим через дверной проем, и второе помещение более светлое.
И вдруг попытался наложить одну картинку на другую и понял, что это одно и то же двойное помещение, и он мог бы начертить его план.
И сжался.
читать дальшеХаронавтика: Сессия №29, 11 ноября 2013, «И тайная комната»
- Та комната, что за проемом, более освещена. Кажется, по стене какие-то провода пропущены. Эта, в которой я, бетонная. В первый раз я видел свои мокрые брюки, во второй раз я понимаю, что там влажный пол, лужи на полу…
Его облили водой?
Лу смотрел туда, на эти комнаты, и ему было очень плохо. Все было пусто и размазано, и было отупение и равнодушие, и здесь, в кабинете у М., ему очень трудно было сохранять внимание, следить за «отверткой», не терять ее. Глаза закрывались, Лу через удерживал их открытыми, не всегда и удавалось. В конце концов он сказал:
- Не знаю, что там. Я не могу туда смотреть и не знаю, что там видеть.
Но там что-то было – в той, второй, более освещенной комнате, в которой была дверь наружу, из этого помещения. Железная дверь, выкрашенная серой краской. Лу не увидел ее. Он про нее знал. Там было что-то, оно было и в прошлый раз, когда он лежал там на полу и стонал. Ему просто было не до того, а шкаф там был… кажется. Шкаф, прозрачный, со стеклянной дверью, стеклянными стенками. Лу не смог его назвать. Очень осторожно, насколько смог приблизиться, описал: «как в кабинете биологии».
(Когда вечером рассказывал об этой сессии партнеру, снова споткнулся на этом месте. Партнер спокойно переспросил: медицинский? Лу судорожно вдохнул, сказал: ага…)
М. это тоже поняла, но не сказала вслух, чтобы не привносить свои смыслы в сессию.
Лу долго не мог признать, что видит его там. Очень подозрительно проверял, не вытащил ли его из какой-нибудь здешней поликлиники или из кино. Но шкаф оставался там, на своем месте, недалеко от двери, ведущей из той второй комнаты. Смотреть на него было тошно, то есть физически тошнило. Когда Лу наконец поверил в его существование и попытался посмотреть без подозрительности, ему тут же захотелось спрятать руки за спину. Было ощущение физического прикосновения, очень неприятного, тупого давления на локтевые сгибы с внутренней стороны. Как будто игла долго остается в вене, ноющее давление, не сильное, но неприятное.
- Мне не интересно про это место, - сказал Лу. – Я хочу в принципе знать, что там у меня было в Школе Америк или в другом месте в зоне канала. Но вот прямо сейчас у меня нет потребности смотреть на эти комнаты. Там все ясно. Меня там мучили и замучили, но ничего не получили от меня. Это была тяжелая работа, моя работа, я с ней справился. Остальное не важно. Я хочу понять происходящее, но мне важно получить информацию. А эти… Я устал проживать заново этот кошмар.
- Это никак не обойти, - сказала М.
- Я знаю. Я понимаю, как и почему. Просто устал. Сколько времени я уже смотрю на эти комнаты? Минут пятнадцать?
- Сорок пять.
- Что?!
- Сорок пять минут интенсивной работы.
- Да. Я точно устал.
Неокончательный диагноз: Зима близко
Он устал.
Перестал радоваться каждой крупице информации, сколько бы боли ее ни сопровождало – такая цена представлялась теперь слишком высокой.
В тридцатой сессии обнаружил, что не зря подумал о пытке электричеством во время второй. Оказалось, что и это ему знакомо, спасибо доблестному военно-морскому флоту. Скорее всего, потом тоже было, конечно. Это и было «что-то очень плохое», что с ним делали, от чего он вжимался в спинку дивана и о чем никогда не хотел говорить.
Уже ничему не удивлялся, всему верил. Складывал деталь к детали, связывал нить с нитью, привычно ежился, привычно рыдал, привычно молотил грушу, привычно выравнивал дыхание, привычно хватался за партнера, если совсем никак не справлялся сам. Отработанно и дисциплинированно делал дело: перерабатывать травматические переживания в опыт.
И жил в это самое время здесь и сейчас, жизнь не откладывал, не отодвигал. Общался с друзьями. Любил и заботился о партнере. Написал и издал книгу. Учился. Работал. Выступал. Снова писал, в основном стихи: на прозу не хватало сил. Однако начал делать наброски для этой книги: перечитывал отчеты и дневниковые записи, делал заметки и планы.
Иногда вспоминал, как в прежние дни, до начала работы с М., то и дело проваливался в ужас: меня нет, я не я – кто я? Радовался: давно такого не было.
И правда, давно. Не меньше года продержался в спокойной уверенности, ясном осознавании себя, прочном ощущении связности и цельности своей жизни – тогда и теперь. Даже когда сомневался, было ли всё это на самом деле, продолжал чувствовать себя отчетливо и крепко. Скорее сомнения касались того, как хотя бы для себя самого объяснить эту непрерывность жизни. А так-то всё у него было хорошо.
Главное – не задавать вопросов, на которые нельзя отвечать.
Первого декабря, в воскресенье, он начал сессию №31 с того, что спросил: на кого я работал? И попал в туман, а когда туман рассеялся – там оказалась прозрачная вязкая пустота.
Записки сумасшедшего: Вот я был, вот меня нет
Четверг, 19 декабря 2013
Просто я не должен был выжить.
В смысле - не мог. Невозможно. Там, в том, что происходило, в том, что со мной делали…
А я и не выжил.
…И в том, что я сам сделал с собой.
И меня нет.
А теперь - вот, живой.
Как бы это могло не рвать сознание в клочья?
Удивительно не то, что со мной бывают такие провалы. Удивительно, что бывает время, когда мне спокойно и крепко в себе.
Пятница, 20 декабря 2013
Я это сегодня запишу, а то завтра сессия, и что там еще обнаружится, и как оно после уляжется, неизвестно. Это будет уже что-то другое.
Запишу поэтому сегодня: не знаю, сколько времени (опять такое же сплывание всего и слипание в один пласт) меня опять донимало то, что «меня нет» и «кто я».
Тридцать первая сессия была 1 декабря, 12 декабря я вслух признал, что мне плохо. Но мне было плохо и до того – и я не знаю точно, когда это началось.
Я долго бился об это, но ничего не мог сделать. До этого случая очень давно не было таких длинных провалов, да и короткие, совсем короткие – на полчасика – нечасто случались. Я был очень доволен тем, как укрепилось мое чувство себя и связь с теми событиями. Даже вопрос не возникал, кто я, это было совершенно очевидно. И вдруг так глубоко и так надолго. Эмоционально я отдалился от всего, очень сильно и как будто необратимо. Было страшно, было мучительно. Когда мне удавалось зацепиться за себя и память – становилось хорошо и прочно, но это было всего пару раз, причем один из них – когда попался эпизод с «сывороткой правды» в сериале, меня скрутило, но это было большим облегчением: снова чувствовать себя, хотя бы вот так.
Действительно, по-настоящему и прочно стало отпускать только после того, как партнеру удалось пробиться и донести до меня, что это вот бесчувствие и потерянность могут быть последствиями обработки. Того, что они со мной делали. Того, что я сам с собой сделал в конце. И что провалы бывают после того, как я цепляю тему «улитки» или вопрос «на кого я работал».
Только после этого разговора мне удалось вместить в себя понимание, что да, я – вот такой, с этими провалами. Они входят в комплект. Я и есть, в том числе, эти провалы.
Так что вчера мне внезапно и очень сильно полегчало. Вскоре я уже не мог представить то состояние, в котором был буквально накануне, и которое казалось беспросветным. И вдруг всё. И сейчас мне тоже вполне хорошо.
И когда мне стало легче, я подумал… Ведь раньше, когда мне вообще ничего про себя не было известно толком, вопрос «кто я» меня очень сильно занимал. По сути, это единственный вопрос, который я себе задавал тогда. Получается, я регулярно активировал эти остатки защиты информации? И меня выносило в непонимание, неопределенность и потерю ощущения себя, и я еще больше бился в этот вопрос, и еще сильнее затягивал эту петлю?
То-то я убивался об это.
На случай, если такое опять случится, надо придерживаться определенного протокола. После работы на одну из этих тем обязательно ежедневно записывать отчет о состоянии. Иначе не отследить, потому что после таких вопросов все мысли, ощущение времени, ощущение себя – все слипается в один ком, и там только тьма, туман, липучка, меня нет, я не я.
Харонавтика: Сессия №32, 21 декабря 2013, «Защита информации. Машина и корабли»
- Знаешь, такой туман… - говорил Лу. - Да, все эти недели, после прошлой сессии и до позавчера. Я и вспомнить толком не могу, как оно началось, как происходило. Видны отдельные моменты, но я не могу выстроить из них последовательность. Я помню, что было. Я только не помню, что за чем. Помнишь, в начале лета мы пытались восстановить хронологию того периода, когда я здесь только проявлялся, мы даже записали что-то, но у меня по-прежнему нет цельной картины, там все путается. События помнятся как отдельные эпизоды, без последовательности. Одно из другого логически вывести можно, можно восстановить кусочки последовательности. Но потом они как будто приходят в противоречие с другими кусочками.
- Я думаю, - вздохнул он, - кто бы тогда ни был здесь, я или она, это был очень несчастный и очень потерянный человек.
- Но поразительно, что я точно так же не могу вспомнить эти недели. Помню туман, «меня нет», «кто я?» и отдельные события, рассыпанные в беспорядке. До того момента, когда партнер сказал, что это может быть следствием обработки. И вот с этой минуты я все помню последовательно и четко.
- Я придумал такую схему: если в сессии мы хоть краешком дотрагивались до определенных тем, я начинаю превентивно записывать ежедневные отчеты о своем состоянии.
- Это хорошая мысль, - сказала М.
- Надо делать это превентивно, потому что, если я провалюсь в «меня нет», я потом не вспомню, как оно началось и когда. И уж точно не начну записывать, пока не проморгаюсь… А так записи помогут постфактум проследить динамику.
- Дело не в динамике, - сказала М. – С помощью этих записей, возможно, получится извлечь информацию, к которой не удается пробиться другим путем. Здесь может быть вход.
Лу испытал очень резкое изменение физического состояния. Он мгновенно похолодел и замер, как парализованный.
- Ты побелел.
- Это было очень резко, мгновенно.
- Когда я сказала «вход».
- Доступ к информации…
Лу остановился и прислушался.
- Знаешь, там «нет» вот такими огромными буквами. Никак и никогда. Доступ к информации? - НЕТ.
- Подожди, не надо туда… углубляться.
Лу действительно затягивало туда, но он постарался удержаться. М. что-то говорила ему еще, он отвечал, но потом не мог вспомнить, о чем они говорили.
Потом М. спросила:
- Хочешь пойти туда?
- Нет.
Ему и так было достаточно ясно, что к чему. Не стоит зря дергать за такие рычаги…
Но ему стало радостно и легко, спокойно, уверенно. На эту штуку можно положиться. Он был не один там. С ним была хорошая, надежная защита. Вот так он и справился, в том числе и с помощью этой штуки. Лу улыбался и говорил об этом с удовольствием.
Потом понял, что все-таки хотел бы пойти туда: уже отдышался от первого впечатления, и теперь стало интересно.
Но времени оставалось не много, и ему еще предстояло слушать лекции по экзистенциальной психологии с полудня до семи. Учитывая его реакцию на некоторые связанные с этим моменты, решили отложить исследование на более подходящий момент.
Зато поговорили о психиатрах и о том, как можно было бы представлять этот кейс врачу, в его системе координат. Если представить, что ничего этого не было на самом деле, то нужно было бы сказать, что травма, пережитая женщиной, настолько глубока, что пройти туда, в тот период, никак невозможно, просто выбрасывает из этой зоны, когда подходишь поближе.
М. сказала:
- Когда мы пытались восстановить хронологию того периода, когда «ушла» она и «появился» ты, я замечала что-то похожее на то, что было сегодня, такой же «отказ системы».
Лу не согласился.
- Я помню туман. И трудно соображать. Но такого обмирания, холода и паралича я не могу вспомнить. Для меня это точно разные состояния. Туман и потерянность помню, обмирание - нет. Я был ледяной сегодня. Я бы заметил, если бы так же было во время того разговора.
В оставшиеся полчаса они говорили о «мустанге» и поездках к Хорхе.
<…>
И хотелось приложить руки к груди, закрывая ее середину, чтобы удержать там? Или спрятать то, что там?
«У меня есть секрет, моя тайна, от которой я счастлив».
Записки сумасшедшего: По краю спирали
Суббота, 21 декабря 2013
В настороженности, поскольку трогали темы «информация» и «кто я».
Все время проверяю, как ранку, как шатающийся зуб: не теряюсь ли?
Но там все ровно и спокойно. Я знаю, кто я.
***
Да, возвращаюсь мыслями к сегодняшней сессии и варианте «кейс для психиатра».
От ума поступает мнение, что, скорее всего, я и есть психологическая защита и какой-нибудь силный анимус, вставший на защиту и все такое.
Но мне всё равно.
Я чувствую себя спокойно и прочно. Я есть, я знаю, кто я.
Суббота, 21 декабря 2013
<…>
Мое личное дело.
***
Я все еще чувствую себя прочно, хотя понимаю, что меня не может быть.
***
А также мелькнула мысль, что вряд ли я теперь дождусь провала в «меня нет», если известно, что из записей в этом состоянии можно попытаться извлечь информацию.
Но это будет тоже показательно.
Опс, обложили со всех сторон... Не проваливаться тоже опасно?
Понедельник, 23 декабря 2013
Как любопытно.
Я рассказываю себе, что меня нет, в совершенно ровном эмоциональном состоянии. Все четко, никакой размытости и потерянности. Доводы мои железны, дух мой бодр.
Доводы мои таковы.
Вспоминаю ее времена, до того, как "руль" перешел ко мне. Она всегда страстно любила играть, уходить с головой в истории, в воображаемые обстоятельсвта и воображаемых людей. В этих играх они с подругой были не просто кукловодами, от головы просчитывающими сюжетные ходы, они полностью вовлекались и проживали свои придуманные истории. И вот, когда было действительно плохо, совсем, игра стала ее убежищем. Когда на книги денег не стало и телевизора не было, заёмные истории уже не могли дать анестезии. Они играли, играли при любой возможности. Она - особенно, вообще вся пыталась туда уйти. Ну и вот, разве ей это не удалось? Разве ей не это удалось?
Разве я не объяснял той же Маше-философу в Ярославле, что женщина не вынесла той жизни и соорудила из себя нечто такое, кого-то такого, с кем не может случиться то, что случилось с ней, свою максимальную противоположность - существо мужского рода?
Нет, я это так не чувствовал. Я вывел это логически из представлений о том, как может вывернуться психика. Это была «версия для печати», годное, успокаивающее собеседника объяснение наружу того, что не было понятно даже внутри. Заодно и возможность показать свой ум и психологическую начитанность, да.
Так вот об играх. Разве это не идеальная бесконечная игра, не идеальная «бесконечная история», не замечательный способ не быть собой - принимать себя за кого-то другого?
Но этот «кто-то другой» изначально не имел ничего за душой, не имел биографии, привычек, вкусов и предпочтений, не имел ничего вообще.
И вот он встречает текст, а в тексте - образ человека, в которого все подряд влюблены.
Роскошный соблазн, почему бы не натянуть на себя этот красивый пиджак?
Очень, очень логично. Всё сходится. Даже без представления кейса психиатру можно обойтись, все равно очень логично выходит, что меня нет, что я - ненастоящий.
И одновременно же, параллельно, я думаю другое. Познакомившись поближе с автоматическими предохранителями на защите информации, я начинаю верить, что действительно мог не сдать им ничего. Теперь меня больше беспокоит, смог ли я достать хоть кого-нибудь из тех, кто был причастен, лично причастен к гибели Хорхе?
Степень моей кровожадности в этом вопросе очень велика.
Речь не об утешении - оно невозможно.
Речь о выполнении должного. Удалось ли? Если да - тогда я совершенно умиротворюсь.
Но кроме предположений насчет связи с миристами и маленького "ролика" про мусоровоз у меня пока ничего про это нет.
Разговоры на полях: Предохранитель
- Похоже, моя вечная песня «меня нет» не с луны мне на голову наделась, а запускается и далее поддерживается даже простым собственным любопытством к тому, что же я все-таки из себя представляю. И раньше я регулярно в этот замкнутый круг влетал. И сейчас влетаю. Но сейчас страдания по поводу «меня нет» могут дать доступ к информации, если я буду записывать отчеты. А я буду записывать. Значит, страданий не будет. Я раньше загибался от таких вот размышлений, как вчера и сегодня. Сейчас они меня не удручают. Теперь то, что меня нет, мне совершенно не мешает.
- Ох, ничего себе конструкция… И захочешь выдумать - не сможешь.
- Ты ее видишь?
- Я вижу из того, что ты описываешь: намерение в поисках информации записывать происходящее в страдании перекрывает доступ к страданию как потенциальному источнику информации. Очень интересный ход, по-своему логичный. Я очень рада, что тебе спокойно. Но интересно, как долго эта конструкция будет самоподдерживающейся. Отчасти это зависит от твоего настроя записывать. И что произойдет при попытке ее раскачать?
- Хм... А как ее раскачивать?
- Давай сделаем перерыв на праздники. Пусть идет, как идет. Как у вас говорят? «Просто побудь с этим»? А у нас – «соберите данные для определения базовой линии».
- Прикольно…
Записки сумасшедшего: Эй, куда делось?
Вторник, 24 декабря 2013
Сегодня с утра я обнаружил, что перестал понимать, в чем смысл вопроса «кто я?»
То есть вот буквально. Тот вопрос, на который я себе отвечал «меня нет», просто испарился из души.
Потому что он не имеет смысла. Я - вот.
Вчера в разгар мыслей о том, что я не настоящий и меня нет, обнаружил, что мои шальные предположения насчет MIR подтверждаются. Магасич пишет, именно миристы поддерживали связь с военными моряками, пытавшимися противостоять заговору - значит, они могли знать имена… <…> Конкретные имена. Тех, к кому у меня был личный счет.
Среда, 25 декабря 2013
Проснулся с мыслью о том, что эта странная путаница в памяти, когда доступны только фрагменты, но общая последовательность не выстраивается, знакома мне в трех вариантах.
В тот период, когда я только-только «просыпался» здесь – раз.
То, что происходит в то время, когда я теряюсь в «меня нет» - два.
И обе эти путаницы похожи на то, как я вижу последние месяцы там. Эпизоды, фрагменты, ощущения и картинки, непонятность логики и последовательности. Это три.
И мне от этой мысли стало как-то так... не сказать, чтобы весело - но я определенно развеселился. Даже пару смешков издал. Хотя было и довольно нервно при этом. Но до чего интересно!
И я подумал, что работа по выстраиванию последовательности событий здесь, когда я «просыпался», неожиданно может вывести на события в конце, в зоне канала, чтобы получить больше ясности о происходившем там. Толчком - небольшая тошнота и как будто мало кислорода в воздухе. Смутное напряжение и одновременно ощущение слабости в теле. Пока не буду в это углубляться. Но я уже заметил: где химия, там и тошнота. Это как-то связано?
Неокончательный диагноз: «Артишок»
Ближе к концу той зимы он находит в книге Тима Вейнера «История ЦРУ» информацию о том, что в зоне Панамского канала у ЦРУ была большая секретная тюрьма, в которой «было позволено всё; как в Гуантанамо».
Лауреат Пулитцеровской премии, двадцать лет изучения документов и интервью с действующими агентами, ветеранами и директорами, все такое.
То есть, что – правда была тюрьма именно там?
Ничего себе.
До того Лу встречал упоминания только о секретной тюрьме в Германии.
Парой абзацев ниже Вейнер сообщает, что в панамской тюрьме велись работы по проекту «Артишок». Значит, думает Лу, там как раз и были подходящие специалисты.
Его тошнит. Он радуется.
Харонавтика: Сессия №33, 28 декабря 2013, «Сила живого»
Лу немедленно поделился с М. своим открытием: путаница во времени и невозможность выстроить связную последовательность, логику событий, наблюдается не только в воспоминаниях о том периоде, когда он только «просыпался» здесь, и не только в попытке вспомнить те «провалы», когда он мучительно пытается нащупать, кто он, есть ли он вообще, и пытается доказать себе, что его нет. Есть еще третья зона такого же тумана и разрозненности воспоминаний. Он уже довольно много вспомнил и понял про то, что происходило после ареста. Но он не может выстроить эти воспоминания в последовательность. Они плавают отдельными обрывками, кажется невозможным их выстроить в линию, как будто невозможен такой порядок, в котором они могут расположиться.
М. сказала:
- Значит, их четыре.
- Четыре? – удивился Лу.
- Да. Твое появление здесь, плюс твои «провалы», плюс воспоминания о пытках - и четвертое… Может быть, ты переживаешь это по-другому. Но для меня оно выглядит похоже. Вспомни, ты рассказывал, как писал роман про мастеров. Какое-то время казалось, что это отдельные рассказы, их можно читать в случайном порядке. И ты долго не мог найти им место в последовательности.
И тут Лу посмотрел на нее и тихо, медленно сказал: ё-мое.
- Посмотри, - сказал он, - как там устроен мир. Обрывки во тьме. Мир был, и он был разрушен, и остались такие маленькие разрозненные клочки, и вот мастера их расширяют и связывают в целое...
Он очень сильно почувствовал, что в нем что-то происходит, настолько глубокое, подспудное, что и не описать, но совершенно точно оно происходит. Какое-то усиление…
Он сказал:
- Получается, даже когда я совсем ничего не знал о себе, не помнил и не понимал, я с такой силой стремился к восстановлению… Собрать себя, собрать в целое. Какой же я сильный.
- И как сильно меня... Не убило, потому что вот же я - есть. И не ранило. Рана - это дыра в чем-то целом. А меня... растерзало?
- И разметало.
- Да. Но какая сила… во мне.
- Есть такие существа, миксомицеты. Знаешь? Очень древние существа. Их можно растереть в ступке, и они снова собираются в единый организм. Просто воплощение силы жизни, которая стремится собрать разорванное в целое. Очень древняя сила.
- Очень необычное переживание – вот так знакомиться с собой. Стоять с таким собой лицом к лицу.
- Очень странно было, когда ты молчал после моих слов про тот же паттерн в романе. Что-то происходило, быстро и сильно, это было видно снаружи, но совершенно непонятно.
- Да, как раз в это время я и стоял лицом к лицу с этой силой во мне. С жаждой цельности, которая даже неосознаваемая работает с такой… страшной мощью. Я принимал себя.
Неокончательный диагноз: Лабиринт перевертышей с видом на жизнь
После этого пришла пора попрощаться с провалами и «меня нет». Лу сделал это довольно быстро и, кажется, даже красиво. Пятого января он записал в своем дневнике:
««Меня нет» подкралось по-тихому, незаметно. Вкралось.
Кто я теперь?
Каким мне быть?
Кто я без моего дела?
Какое дело должно быть у меня, чтобы я мог, имел право считать себя собой?
«Я - это я? И если да, то насколько?» - так называется книга одного философа, которую я сейчас читаю, и это название точно описывает нынешний лабиринт. Отрадно, что не обязательно иметь такой опыт, как у меня, чтобы терзаться этим вопросом».
Седьмого января:
«Простая мысль быстро и качественно помогает прийти в себя: это сейчас со мной происходит из-за того, что происходило там. Это последствия обработки и собственного финта с «улиткой».
Я думаю: «это будет повторяться, от этого никуда не деться, надо учиться жить с этим, жить как выживший». Через это очень легко понять: «я справился тогда, справлюсь и сейчас».
И всё, очень быстро всё проходит».
Последнюю запись о провалах в отрицание себя он сделал через неделю, 15 января 2014 года:
«Это я ловко придумал - переделать сомнения, которые раньше были доказательством того, что меня нет, в доказательство того, что я есть.
Раньше, наткнувшись на эти сомнения, я считал, что они как раз и означают, что я - фикция, конструкция, защита, что меня нет.
А теперь я себе говорю, что так и должно быть. «Меня нет» - это результат всего, что со мной делали и что я с собой сделал в конце. Результат интенсивного промывания мозгов. Краешек моей «улитки». И раз это происходит - значит, я есть. Более того, я это именно я, тот самый, с кем это произошло.
И теперь «меня нет» заканчивается, практически не начавшись. И даже когда оно пытается продолжаться, я учитываю его не в минус, а в плюс».
Раньше внутренний диалог на эту тему выглядел примерно так:
- Кто я…
- Не знаю…
- Меня нет…
- Раз ты так думаешь, значит, тебя действительно нет…
- И не может быть, потому что в научной картине мира для меня нет места…
- И психиатры так говорят…
- А кто я…
- Тебя вообще нет…
- Но я же кто-то…
- Все равно тебя нет, потому что в научной картине мира…
Теперь – примерно вот так:
- Кто я… Меня нет… Раз я так думаю, значит, меня на самом деле нет…
- Эй, чувак, тебя пытали, тебе промывали мозги, а потом ты сам себя уничтожил. Так и должно быть.
- Да? Точно! Круто. Пойдем жарить мясо и смотреть кино.
Или еще что-нибудь делать. Что-нибудь такое, из чего состоит нормальная человеческая жизнь.
Работать и любить, как определил Фрейд.
Учиться, как завещал Ленин.
Играть, как напомнил Винникот.
Получать удовольствие от жизни, как уточняет Нэнси Мак-Вильямс.
Кататься на велосипеде.
Бегать.
Путешествовать.
Читать длинные романы.
Сочинять стихи.
Рассказывать истории.
Например, вот эту.
Да-да, эту самую, которая вот прямо сейчас подходит к концу: историю про человека, которого нет. Мы же договорились: представим себе, что это фантастика. Поиграем в прятки, а потом, когда игра окончена – откроем глаза, разжмуримся. Ну вот, уже можно.
Привет, это я, Лу.
@темы: человек, которого нет
-
-
01.09.2014 в 10:17-
-
01.09.2014 в 10:18-
-
01.09.2014 в 22:36Очень понравилось, как главное сомнение стало ресурсом и опорой… так оно частенько бывает: во что упрешься больше всего, в том и сила.
-
-
10.09.2014 в 11:07-
-
10.09.2014 в 15:48diseann, да, быть - это очень здорово.
-
-
10.09.2014 в 22:07-
-
21.09.2014 в 09:55У меня много впечатлений по поводу текста. И первый же вопрос — как именно его воспринимать?.. Я честно не знаю, как там с «фантастикой»
Я уже писала, какое хорошее чувство вызывают у меня все эти «критически-размыслительные» вставки, отсылки к механизмам функционирования психики и прочему. Это универсально, это интересно, это выводит за рамки «только личной истории». Ну и это узнаваемый авторский стиль, конечно
Еще и как история о терапии — это очень хорошо и ценно. Мне, как психологу, эта линия особенно мила
Вообще, «Человек, которого нет» — это во многих смыслах книга о человеке, который «справился». И не единожды, не только там и тогда, но еще и много с чем — здесь и сейчас. И как «последействие» от прочтения — хочется выпрямить спину, расправить плечи и вытащить на свет свой собственный ресурс: и силу, и смысл, и стойкость, и достоинство... В некотором роде это действительно архетипическая история о путешествии за утерянной частью души, путешествии трудном, местами страшном и опасном, но целительном. И книга вдохновляет проделать такой путь — для себя.
Что касается самой истории, мне очень трудно отделить разные пласты информации: я читала «Вальпараисо», я читала «Я здесь», и когда я читаю «Человек, которого нет», у меня всегда есть параллельно еще факты, картинки, эмоции — оттуда. В конце концов, я когда-то давно читала даже «Подсолнух»
-
-
23.09.2014 в 14:24Щедрый, откровенный, искренний. Это очень много. Спасибо.
Конечно, все "родственные" тексты так или иначе отражаются и переговариваются с этим. Мои - были способом как-то справляться с напряжением, пока я собирался с духом, пока у меня не было М., ипотом, пока шел к осознанию необходимости этого текста. А "Подсолнух" просто необходим, конечно, для понимания этого текста, без него никак. "Подсолнух" непременно будет рядом, буду ли я делать электронную книгу или бумажную - без "Подсолнуха" не обойтись.
Можно отзывом хвастаться на всех углах? ))
-
-
23.09.2014 в 18:21Отзывом можно хвастаться, конечно
-
-
23.09.2014 в 18:26-
-
23.09.2014 в 18:39-
-
23.09.2014 в 18:55-
-
23.09.2014 в 23:21Еще на меня произвело впечатление не только то, о чём, но и как это написано. Помимо стиля и языка, которые, как обычно, прекрасны и для меня лично — отдельный источник удовольствия...
Я все время чувствовала, что текст... как бы это сказать? — очень живой? эмоциональный? образный?.. Вертится на языке английское "impress" — именно что "производит впечатление", затрагивает и мысль, и чувства, и воображение. Не оставляет равнодушным...
Герою — сопереживаешь. Каждая из линий — и воспоминания о "там и тогда", и сессии с М., и "Записки" — захватывает и увлекает по-своему...
Очень хороши, на мой взгляд, описания сессий с М. В том смысле, что описывать терапию — дело неблагодарное, там же сплошные "взгляд и нечто", понятные только двоим участникам процесса... А получилось — живое, содержательное, динамичное. И от сессии к сесии вместе с Лу переживаешь все чувства по поводу терапии — и этот страх идти в тяжелое, и решимость идти туда и идти до конца, и всё остальное... Отдельное спасибо за все эти "озарения" и находки, которые можно было приложить к себе (как с "семейными ценностями", например) — и понять, почувствовать что-то новое про себя. Местами это было прямо-таки целительно.
Да, и я практически влюблена в М. после прочтения
А по поводу "Записок"... Еще одна часть истории, и одновременно — практически мануал, честное слово
А если серьезно, то это была еще одна важная линия лично для меня. Искать ответ на вопрос "кто я", искать опору и ресурс в самом себе — это для многих актуально. И пример того, как оставаться на этом пути верным самому себе, как выбирать правду, даже если она неудобна, и остаивать ее, как находить ориентиры в этом поиске — это ценно.
Что касается той части, что о Вальпараисо... ее вообще не хочется комментировать, в плане самой истории. С ней хочется обращаться бережно. Но за отдельные моменты — по-человечески спасибо. За возможность прикоснуться к сильному и прекрасному — жизнь, любовь, преданность, достоинство, сила, смысл... И даже за смерть, от которой в этой истории никуда не деться.
Спасибо, что эта книга есть.