Черновик:
Новиций Йони Клемм, сидя в скудно освещенной часовне, вглядывался в собственные ладони пристальнее хироманта. Йони глаз от них отвести не мог, моргнуть не смел: боялся проморгать. По ту сторону сна моргать и не зачем, скажи, не телом здесь живут - не тем телом, у которого пересыхает роговица, или затекает спина, или немеют руки, если долго-долго держать их поднятыми перед собой, не шевелясь, едва дыша. Дышать здесь тоже не обязательно - дышит то тело, что осталось простертым на циновке в маленькой часовне.
Все наоборот в этом Ордене: чтобы достойно провести заветный обряд бдения над оружием, надо заснуть - как следует заснуть, куда надо, не промахнуться, уйти по ту сторону сна - и там уже бдеть терпеливо и внимательно.
Как Йони сейчас.
читать дальшеЛадони перед лицом, взгляд замер, веки трепещут. Здесь не обязательно дышать - но так привычнее, видеть дышащих, чувствовать свое дыхание. А уж какие чудеса здесь творит дыхательная гимнастика, это уму непостижимо.
И моргать здесь тоже необязательно.
Только Йони взял да и моргнул - не удержался. Как ни уговаривал себя, что оно ему без нужды, а вот...
Миг краткий, неуследимый - а посередине левой ладони уже тлела искорка. Холодная искра пульсировала на пересечении складок - линий всяческой судьбы, жизни, ума, сердца, чего там еще - Йони этим никогда не интересовался, а сейчас вот пришло в глову, что правда всё: сердце его здесь, судьба и жизнь и всё на свете.
Остроклювый росток приподнялся над мягкими изгибами - и потянулся вверх, а за ним следом тронулся в рост его брат на правой ладони.
Йони теперь не удерживался, веки часто смаргивали накатившие слезы, он только губы кусал от восторга и тоски, сошедшихся в груди. Ростки поднимались, качаясь, от них во все стороны распускались усики и отводки, шарили в воздухе, встречались, свивались в жгуты, развивались, кланяясь, расходились по сторонам, сплетались в узоры, выпускали резные листья, выбрасывали стрелки, на глазах покрывавшиеся пышным цветом...
Йони покачивался с ними в такт, и чудилась ему музыка синевато-зеленая, отливающая лиловым, с золотистыми брызгами по краям, с алыми струйками, то и дело мелькавшими в сердцевине ее. Ладони звенели, свет клубился вокруг них, цветение буйствовало - а время остановилось, и Йони не знал, сколько прошло безвременья, пока не заструились осыпающиеся лепестки. И свет заколыхался, и музыка померкла, и потускнело вращение усиков, замедлилось и вовсе прекратилось плетение узоров, окружавших новиция уже со всех сторон. Ажурная беседка из трав и цветов посерела и истончилась, стала прозрачной - Йони разлядел сквозь нее стены часовни, здесь они были тем же, что и там, снаружи, в пробужденном мире. И различил звук, отдававшийся в душе дивной музыкой: это он сам мычал сквозь стиснутые зубы невнятный мотив без смысла и размеренности... Листья с шорохом осыпались, их унесло окрепшим сквозняком. Боковые побеги развеялись прахом. Остались два стебля: стройных, гладких, уже потерявших цвета, еще не прозрачных. Они качнулись в последний раз и легли на ладони так, что стали продолжением их, устремленным вперед. Блики от свечей плыли по клинкам, пока в них пульсировал последний ток крови. И вот они застыли в стальной неподвижности - клинки Охотника, уже не новиция, а младшего брата Йонгельда Клемма. И он поднял руки и поднес их к лицу, и прижался лицом к остывающим клинкам.
Силы оставили его и он тут же уснул, уронив себя в обычный сон.
Свечи догорели, но сквозь витражи сиял новый день.
Брат Йонгельд открыл глаза. Он всё помнил, но верить было трудно. Рывком подняв руки, он вгляделся в ладони. Как ни в чем ни бывало. Ни следа. Он знал, что так и должно быть, но ему понадобилась вся сила веры, чтобы удержаться от горького разочарования. Всем об этом говорят, но каждый надеется найти утром хоть какой-нибудь знак. Ничего, никогда. Можно сделать татуировку, и некоторые так и делали - но это считалось дурным тоном, хотя не было запрещено... Брат Йонгельд еще не знал, как он решит. Сейчас надо было подняться с циновки и выйти наружу. Это само по себе оказалось почти неподъемным трудом: тело не слушалось, как будто за ночь из него выпили всю кровь. Нашарив в полутьме массивную кованую щеколду и убедившись, что сдвинуть ее ему не под силу, брат Йони понял, что не в чем ему сомневаться. Его клинки были с ним отныне и навеки, до конца жизни - просто они ждали его по ту сторону сна.
По тегу "Охотники". Ну и "Маленький рыжий ловец" до кучи.
ну ваще.
и платье Медзузы хочу.
и Лелу Гамбару.
вотблин ты ли не гений!
не, ну ВАЩЕ. я упала с головой вот с этого куска и совсем.
Теперь я буду там жить.
завораживает, честно
Хотя я, конечно, еще не знаю, о чем он.
жду с нетерпением каждого нового кусочка, очень хочется узнать, как оно будет и с кем. и подробности, подробности!