Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
и на сегодня, видимо, всё пока.
завтра доскажу.
здесь целиком для удобства завтра взять с работы.
Бедный Йорик, или Новый Ной Биологическое разнообразие постигло Й.А. Николаева, почти сорокалетнего старшего инженера машиносчетной станции, аккурат под праздничек.
Наш герой возвращался из булочной, нёс к субботнему завтраку свежих булочек себе. Жил он один, бобылем, потому никто не препятствовал ему вставать в выходные ни свет ни заря и баловать себя прогулкой по первой утренней свежести, когда даже каменные джунгли в разгар мая еще прохладны и благоуханны. Ну и свежие булочки к утреннему чаю Йорик Алексеевич очень уважал.
Так он шел, любуясь оранжевыми полосами
Из-за угла выскочила здоровенная косматая собака рыжей масти, в мгновение ока оказалась рядом с Йориком Алексеевичем, пребольно тяпнула его выше колена, порвав дорогой импортный спортивный костюм - и была такова. Хотя вернее было бы сказать, что она умчалась, шкрябая когтями по асфальту и сверкая грязными пятками - Йорик Алексеевич сразу сообразил, что наблюдательность в его интересах, и пристально вглядывался в удаляющийся победно воздетый хвост. Однако морду собаки разглядеть он не сумел, и покрыта ли она клочьями роковой пены, осталось для него тайной.
Йорик Алексеевич обреченно вздохнул, отнес домой булочки, поставил чайник на огонь и от души позавтракал, прежде чем идти сдаваться в пастеровскую станцию.
Во дворе сосед-автомобилист укладывал в багажник садово-огородный инвентарь. Йорик Алексеевич поздоровался и попросил его заглянуть на соседний участок и передать, что на дачу он сегодня не приедет.
Под застекленным портретом Луи Пастера удивительно похожий на него доктор приговорил Йорика Алексеевича к сорока инъекциям антирабического иммуноглобулина, а проще говоря, к сорока пресловутым уколам в живот. Йорик Алексеевич принял со свойственным ему стоицизмом и приговор, и расспросы доктора, заполнявшего документы. Имя, конечно, не самое распространенное. Отец настоял из тех соображений, что абы чей череп принц лобызать не станет. Значит, был придворный шут выдающимся человеком, а имя редкое в наших широтах, где каждый второй то в честь Александра Македонского, то в честь Андрея Первозванного. Йорик Алексеевич давно привык расспросам и переспросам, уточнениям в служебных разговорах по телефону и спонтанным переименованиям в почтовых отправлениях. Поэтому и доктору отвечал с терпеливой и доброжелательной готовностью, коль скоро должен был стать ежедневным посетителем станции на ближайшие почти полтора месяца.
Конечно, неприятное приключение нельзя было считать законченным до истечения этого срока, но все-таки внутренне Йорик Алексеевич несколько умиротворился и расслабился. Доктор успокоил его, что сыворотка вполне надежна и благодаря раннему обращению гарантированно защитит его от развития заболевания, необходимо только воздержаться от длительного пребывания на солнце, спиртных напитков и физических нагрузок. Йорик Алексеевич спиртным никогда не злоупотреблял, поэтому предстоящее воздержание его не тяготило, а «освобождение от физкультуры» и запрет на солнце он принял скорее с благодарностью, как избавление от дачной повинности, отбывания каковой ежегодно требовала пенсионерка-мать.
Укушенная нога побаливала, но вполне терпимо, воскресный вечер обещал разнообразную телепрограмму, как пострадавший, Йорик Алексеевич мог с чистой совестью побаловать себя чем-нибудь эдаким к ужину. Тем более что на пиве сэкономил – так он подумал себе и хитро улыбнулся. Не то чтобы пиво к ужину было непременным атрибутом воскресенья, но факт, что сегодня его точно не будет.
В самом благодушном настроении Йорик Алексеевич вернулся домой, по дороге отоварившись молочными сосисками и зеленым горошком, начистил картошки и угостил себя отлично взбитым, щедро сдобренным маслицем пюре. Вечер он провел медитативно, балуясь чайком у голубого экрана и размышляя, как использовать внезапно освободившееся воскресенье. Ничего определенного так и не смог придумать и решил, что в этом есть своя прелесть. Проснется утром и будет делать, что в голову взбредет. Или не будет делать ничего вообще, а проспит часов этак до полудня или даже больше, а потом будет бездельничать еще каким-нибудь способом. Не всё же по плану, по расписанию и графику, да здравствует спонтанность, какие бы формы она не приняла! Так решил Йорик Алексеевич часам к десяти и отправился спать, слегка взволнованный предвкушением и некоторым сквознячком в доселе размеренном и монотонном потоке жизни.
Сны ему снились не то чтобы необыкновенные, скорее необычные. Словно передача «В мире животных», только без заставки с известной композицией и без ведущего. Беспорядочные кадры из жизни дикой природы вдруг прерывались, и из слоистого тумана выплывал бородатый лось, высоко вскидывая неуклюжие колени, останавливался как бы прямо перед Йориком Алексеевичем и долго смотрел ему в глаза. А то мелькали в высокой степной траве волчьи спины – стая преследовала добычу, мчалась сквозь раннюю ночь дельфиньими бросками. Сумрачный взгляд манула, оторвавшегося от вдумчивого вылизывания живота, заставил сновидца смутиться и как бы отойти в сторонку. Проснулся он с вполне сложившимся намерением вернуть себе кусочек детства: посетить зоопарк и непременно с мороженым.
Трамвайная остановка находилась прямо напротив входа – только дорогу перейти. И мороженщики, как в детстве, были на месте. Воскресное столпотворение у кассы оказалось для Йорика Алексеевича неожиданностью: он уже забыл, как это бывает. К его удивлению, около трети взрослых пришли вполне самостоятельно, не обремененные родительской обязанностью обеспечить развивающие развлечения потомкам. Йорик Алексеевич воспринял это с облегчением: в глубине души он немного смущался своей легкомысленной фантазии, чувствовал себя не в своей тарелке. Оказалось, ничего предосудительного он не делал, взрослые тоже ходят в зоопарк. Получив наконец голубенький билетик и дав надорвать его пожилой билетерше, он вступил в волшебное царство зарешеченной природы.
Как в детстве, за оградами топтались пыльные слоны, гнули пятнистые шеи жирафы, возлежали тигры и леопарды, простирали щербатые крылья грифы, сновали мелкие, словно игрушечные, курочки, а павлины жадничали, не раскрывали роскошных зеленовато-голубых глазчатых опахал… Попугаи кричали! Мартышки суетились! Бегемоты влажно и душно вздыхали в грязном бассейне!
Мороженое было сладким и текло по пальцам.
Йорик Алексеевич чувствовал себя совершенно счастливым, наблюдая выпрашивающих угощение гималайских медведей. Он просунул пучок травы антилопе канне, почесал переносье мелкой черной вьетнамской свинье, полюбовался на трогательного кенгуренка и перешел к морским млекопитающим.
На поверхности воды плавали мячики, пластиковые стаканчики и размокшие куски булки. В серой толще воды стремительными призраками скользили ластоногие. Иногда они поднимали над грязной водой обтекаемые головы с прекрасными темными глазами, раскрывали большие круглые ноздри и шумно фыркали. Йорик Алексеевич стоял далеко от таблички и поэтому не сумел прочитать, кто именно это был – тюлени или морские котики, а сам так на глазок определить не мог, да и не знал, чем они друг от друга отличаются. Помнил только, что моржи огромны – но моржи покоились на бетонной площадке у бассейна за соседней оградой, а эти были помельче, рыжеватые, пятнистые. Может быть и нерпы, конечно, Йорик Алексеевич в них так хорошо не разбирался. Просто любовался их грациозным скольжением в воде и, как в детстве, радовался, когда то один, то другой высовывались наружу.
Один из предположительно тюленей поднялся совсем близко к поверхности, изящным переворотом выставил лоснящееся от влаги округлое брюхо и заскользил на спине, сложив передние ласты на груди и с любопытством оглядываясь. Йорик Алексеевич к этому времени уже пробрался вплотную к бассейну и стоял, положив руки на железную перекладину, идущую по верху ограды. От радости он немного перегнулся вперед, и одна рука его слегка свесилась по ту сторону ограды над темной серой водой, впрочем, вполне безопасно, высоко. Тюлень, солирующий на середине бассейна, сделал особенно изящный переворот вокруг продольной оси, внимание Йорика Алексеевича полностью было приковано к нему, когда вода непосредственно под ним взбурлила, разошлась – и стремительным, невероятным вертикальным прыжком из нее вознеслось пятнистое грузное веретено тюленьего тела. Пасть распахнулась в полете, и челюсти сомкнулись, захватив изрядный кусок кожи и плоти Йорика Алексеевича между запястьем и мизинцем правой руки. Все произошло так неожиданно, так мгновенно, что Йорик Алексеевич почувствовал испуг только когда грузное тело с шумом и плеском ушло обратно под воду, а боль вскипела и того позже, когда вслед за коварным ластоногим сорвались и полетели вниз крупные капли красной-красной над серой водой крови.
Йорик Алексеевич запоздало отпрянул от ограды, прижал к груди, как показалось, искалеченную руку и, шатаясь побрел к скамейке. Путь его со всей очевидностью вновь лежал к пастеровской станции, куда он так и так должен был явиться, но сначала ему необходимо было передохнуть и собраться с мыслями. Жалея себя, он тупо смотрел на дрожащие пальцы, на которых кровь смешивалась с липкими потеками мороженого.
- А не кормить – не дразнить кому писано? – строгий женский голос вызвал его из печального забытья.
Йорик Алексеевич поднял глаза и увидел стройную пожилую даму в очках и сером халате.
- Не беспокойтесь, - виновато улыбнулся он. – Я уже получаю уколы от бешенства.
- Какой вы предусмотрительный, надо же! – ничуть не смягчилась дама. – А о животном вы подумали? В природе тюлени не питаются мороженым и пищеварение их к такой еде категорически не приспособлено.
- Я мороженого зверям не давал. Я его сам съел. А откуда вы знаете?
- Я вас видела. Вы антилопу травой кормили. А сами мороженое ели. Это правильно, это вы молодец. Значит, и тюленю не давали?
- Нет. Категорически не давал, - вымученно улыбнулся Йорик Алексеевич. – Все съел сам, ни с кем не поделился.
- Удивительно, - сказала дама. – У нас такое впервые за всю историю зоопарка. Нет-нет, что не поделились – это правильно, а вот чтобы тюлень набросился на посетителя – такого еще не было. Ну раз вы уколы уже получаете, пойдемте я вас хоть обработаю. А Гошку мы изолируем, конечно, и понаблюдаем.
Свежеперебинованный, Йорик Алексеевич явился на станцию и поделился с пастерообразным доктором своими опасениями: не придется ли подвергнуться дополнительным уколам по случаю нового укуса. Доктор однако авторитетно успокоил машино-счетного инженера и отпустил до завтра, наказав осторожнее проявлять свою любовь к живой природе.
По дороге домой Йорик Алексеевич старался держаться подальше от кустов, кошачьих подворотен, мусорных контейнеров и даже, на всякий случай, от низко летящих голубей. У самого подъезда ему навстречу вышел из подвального окна дворовый кот Бандит, привыкший получать от жильцов компенсацию за то, что никто из них не решился приютить одинокое животное. С солидным, полным достоинства и даже требовательным мяуканьем, подергивая пышным хвостом в колтунах, Бандит направился прямиком к Йорику Алексеевичу, но тот дал слабину: даже не присел почесать котяру, а ускоренным шагом метнулся к подъезду и скрылся в нем. С облегчением он услышал низкий взвизг металлической пружины и надежный, окончательный хлопок закрывшейся двери.
За окном в бледном вечернем небе проступал крупный, но еще молодой месяц. Заходящее солнце бросало прощальные теплые лучи на густые выпуклые кроны парка культуры и отдыха. Теплый приятный воздух струился в открытое окно вместе с черемуховым головокружением, сулящим похолодание. Йорик Алексеевич разогрел на сковородке пюре с сосиской, через силу, без аппетита, а только потому, что так положено, поужинал и затем, совершенно обессиленный, лег спать.
Снился ему животный мир, полный борьбы за существования с ее неприглядными и кровавыми подробностями, рычанием, стонами и обреченным писком жертв. Каким-то странным образом всё это сплеталось с растущей луной и самим Йориком Алексеевичем.
Проснулся он среди ночи от боли и сладострастного чавканья у самой его головы. Мгновение он лежал неподвижно, не понимая, что происходит и с кем. Потом осторожно скосил глаза влево. Кто-то бесформенный, темный страстно нажевывал его ухо. Рывком вскочив с постели, Йорик Алексеевич шарахнулся аж к противоположной стене между шкафом и креслом и прижался к ней спиной, уставясь на подушку. На белоснежной наволочке четким силуэтом темнела распластавшаяся на полподушки летучая мышь. В несколько неуклюжих рывков чудовище добралось до покрывающего стену ковра, вскарабкалось по нему до потолка и сигануло вниз, на лету развернув перепончатые крылья. Метнулось туда-сюда по комнате, едва не задев искаженное лицо Йорика Алексеевича, и выпорхнуло в открытое окно.
Острее мистического ужаса была только невыносимая боль в порванном ухе.
Трясущимися руками Йорик Алексеевич захлопнул окно, проклиная коварную черемуху, проверил все задвижки, скинул на пол окровавленную подушку, лег в постель, натянул на голову одеяло и заплакал.
На следующий день инженеру потребовалось все его мужество, чтобы выйти из дому. Только страх перед бешенством заставил его покинуть закрытое на все замки и шпингалеты помещение и короткими перебежками, озираясь, добраться до пастеровской станции. Там ему обработали ухо, сделали положенный укол и выдали справку, с которой он мог рассчитывать получить законный бюллетень в районной поликлинике. Дальнейшие перемещения Йорик Алексеевич осуществлял исключительно на такси. По дороге из поликлиники попросил водителя остановиться возле магазина, волчьей побежкой, пригнувшись, то и дело озираясь, проскочил в продовольственный отдел, вывалился оттуда, нагруженный батонами, треугольными молочными пакетами и докторской колбасой и на всякий случай пачкой сигарет «Мадрас». Сам-то он не курил, только баловался пару раз в восьмом классе, но был разоблачен и щедро одарен отцовской наукой. Теперь же, вспоминая героев Хемингуэя, решил искать утешения и моральной стойкости в никотине.
Каким образом Бандит вычислил его, инженеру Николаеву осталось до поры неизвестно. Машина остановилась у самого подъезда, Йорик Алексеевич придирчиво обозрел окрестности и вынул из кошелька тщательно расправленный рубль. В этот миг подлый кот метнулся из своего укрытия в подвале и притаился под самой дверцей. Расплатившись с водителем, инженер еще раз осмотрел двор, с особой внимательностью пригляделся к подвальному окну, не обнаружил ничего подозрительного и, успокоенный, открыл дверцу. Продолжая смотреть в сторону возможной засады, он высунул правую ногу из машины и опустил ее на землю. Молниеносным броском Бандит атаковал голень инженера, нанес несколько ударов крепкими и острыми когтями уличного бойца и в довершение вонзил клыки в икру прямо под коленом.
Дома Йорик Алексеевич с видом обреченного героя распечатал пачку «Мадраса». Он не знал, чего ему ждать от жизни, но предполагал самое худшее.
Зазвонил телефон. Мама, виновато подумал Йорик Алексеевич, собиравшийся позвонить ей еще вечером в воскресенье, но так и не нашедший ни времени, ни сил в кровавой фантасмагории последних дней.
- Мама! – выкрикнул он в трубку, торопливо гася сигарету о блюдце. – Мама, извини, я как раз собирался тебе звонить. Меня… я заболел, мама, ничего страшного, но из дома выйти не могу, только ты не приезжай. Не беспокойся, я сам приеду, как только поправлюсь, честное слово!..
Йорик Алексеевич спешил, чтобы не дать матери вставить ни слова, намереваясь изложить щадящее и вкратце свою ситуацию и сразу же попрощаться и положить трубку.
Но в трубке ворочалось только чье-то шумное дыхание и как будто слегка пахло псиной. Йорик Алексеевич подержал трубку возле здорового уха, послушал чуждые шорохи и вздохи, окончательно испугался и осторожно опустил трубку на рычаг.
Мама позвонила через день. Она прочитала в городской газете заметку о странном случае с «нашим земляком», в течение нескольких дней подвергшимся укусам собаки, тюленя, летучей мыши и дворового кота. Заметка предупреждала об опасности бешенства, но материнское сердце-вещун подсказало родительнице Йорика Алексеевича главное.
- Я знаю, Йоричка, не отпирайся! Такое могло случиться только с тобой! Это поэтому ты не приехал на дачу? Йоричка, тебе делают уколы? Ты ходил к врачу? Йоричка, это нельзя пускать на самотек! И тебе необходим покой и уход! Я приеду к тебе и помогу тебе по хозяйству.
Йорик Алексеевич застонал сквозь сжатые зубы. Заметка отставала от событий ровно на один день: сегодня, по дороге домой, инженер Николаев был атакован белкой, стремительно сбежавшей по стволу стоящего посреди двора дерева. Присутствовавший при сем Бандит смерил Йорика Алексеевича равнодушным взглядом, а за белкой следил прищурясь и как будто даже с сочувствием. Известный своими охотничьими подвигами, кот даже не дернулся, когда белка пробежала обратно в сторону дерева в двух шагах от его исцарапанного носа.
Неужели доктор выдал его репортерам?
17 643
из них 15 сегодня
монстр
завтра доскажу.
здесь целиком для удобства завтра взять с работы.
Бедный Йорик, или Новый Ной Биологическое разнообразие постигло Й.А. Николаева, почти сорокалетнего старшего инженера машиносчетной станции, аккурат под праздничек.
Наш герой возвращался из булочной, нёс к субботнему завтраку свежих булочек себе. Жил он один, бобылем, потому никто не препятствовал ему вставать в выходные ни свет ни заря и баловать себя прогулкой по первой утренней свежести, когда даже каменные джунгли в разгар мая еще прохладны и благоуханны. Ну и свежие булочки к утреннему чаю Йорик Алексеевич очень уважал.
Так он шел, любуясь оранжевыми полосами
Из-за угла выскочила здоровенная косматая собака рыжей масти, в мгновение ока оказалась рядом с Йориком Алексеевичем, пребольно тяпнула его выше колена, порвав дорогой импортный спортивный костюм - и была такова. Хотя вернее было бы сказать, что она умчалась, шкрябая когтями по асфальту и сверкая грязными пятками - Йорик Алексеевич сразу сообразил, что наблюдательность в его интересах, и пристально вглядывался в удаляющийся победно воздетый хвост. Однако морду собаки разглядеть он не сумел, и покрыта ли она клочьями роковой пены, осталось для него тайной.
Йорик Алексеевич обреченно вздохнул, отнес домой булочки, поставил чайник на огонь и от души позавтракал, прежде чем идти сдаваться в пастеровскую станцию.
Во дворе сосед-автомобилист укладывал в багажник садово-огородный инвентарь. Йорик Алексеевич поздоровался и попросил его заглянуть на соседний участок и передать, что на дачу он сегодня не приедет.
Под застекленным портретом Луи Пастера удивительно похожий на него доктор приговорил Йорика Алексеевича к сорока инъекциям антирабического иммуноглобулина, а проще говоря, к сорока пресловутым уколам в живот. Йорик Алексеевич принял со свойственным ему стоицизмом и приговор, и расспросы доктора, заполнявшего документы. Имя, конечно, не самое распространенное. Отец настоял из тех соображений, что абы чей череп принц лобызать не станет. Значит, был придворный шут выдающимся человеком, а имя редкое в наших широтах, где каждый второй то в честь Александра Македонского, то в честь Андрея Первозванного. Йорик Алексеевич давно привык расспросам и переспросам, уточнениям в служебных разговорах по телефону и спонтанным переименованиям в почтовых отправлениях. Поэтому и доктору отвечал с терпеливой и доброжелательной готовностью, коль скоро должен был стать ежедневным посетителем станции на ближайшие почти полтора месяца.
Конечно, неприятное приключение нельзя было считать законченным до истечения этого срока, но все-таки внутренне Йорик Алексеевич несколько умиротворился и расслабился. Доктор успокоил его, что сыворотка вполне надежна и благодаря раннему обращению гарантированно защитит его от развития заболевания, необходимо только воздержаться от длительного пребывания на солнце, спиртных напитков и физических нагрузок. Йорик Алексеевич спиртным никогда не злоупотреблял, поэтому предстоящее воздержание его не тяготило, а «освобождение от физкультуры» и запрет на солнце он принял скорее с благодарностью, как избавление от дачной повинности, отбывания каковой ежегодно требовала пенсионерка-мать.
Укушенная нога побаливала, но вполне терпимо, воскресный вечер обещал разнообразную телепрограмму, как пострадавший, Йорик Алексеевич мог с чистой совестью побаловать себя чем-нибудь эдаким к ужину. Тем более что на пиве сэкономил – так он подумал себе и хитро улыбнулся. Не то чтобы пиво к ужину было непременным атрибутом воскресенья, но факт, что сегодня его точно не будет.
В самом благодушном настроении Йорик Алексеевич вернулся домой, по дороге отоварившись молочными сосисками и зеленым горошком, начистил картошки и угостил себя отлично взбитым, щедро сдобренным маслицем пюре. Вечер он провел медитативно, балуясь чайком у голубого экрана и размышляя, как использовать внезапно освободившееся воскресенье. Ничего определенного так и не смог придумать и решил, что в этом есть своя прелесть. Проснется утром и будет делать, что в голову взбредет. Или не будет делать ничего вообще, а проспит часов этак до полудня или даже больше, а потом будет бездельничать еще каким-нибудь способом. Не всё же по плану, по расписанию и графику, да здравствует спонтанность, какие бы формы она не приняла! Так решил Йорик Алексеевич часам к десяти и отправился спать, слегка взволнованный предвкушением и некоторым сквознячком в доселе размеренном и монотонном потоке жизни.
Сны ему снились не то чтобы необыкновенные, скорее необычные. Словно передача «В мире животных», только без заставки с известной композицией и без ведущего. Беспорядочные кадры из жизни дикой природы вдруг прерывались, и из слоистого тумана выплывал бородатый лось, высоко вскидывая неуклюжие колени, останавливался как бы прямо перед Йориком Алексеевичем и долго смотрел ему в глаза. А то мелькали в высокой степной траве волчьи спины – стая преследовала добычу, мчалась сквозь раннюю ночь дельфиньими бросками. Сумрачный взгляд манула, оторвавшегося от вдумчивого вылизывания живота, заставил сновидца смутиться и как бы отойти в сторонку. Проснулся он с вполне сложившимся намерением вернуть себе кусочек детства: посетить зоопарк и непременно с мороженым.
Трамвайная остановка находилась прямо напротив входа – только дорогу перейти. И мороженщики, как в детстве, были на месте. Воскресное столпотворение у кассы оказалось для Йорика Алексеевича неожиданностью: он уже забыл, как это бывает. К его удивлению, около трети взрослых пришли вполне самостоятельно, не обремененные родительской обязанностью обеспечить развивающие развлечения потомкам. Йорик Алексеевич воспринял это с облегчением: в глубине души он немного смущался своей легкомысленной фантазии, чувствовал себя не в своей тарелке. Оказалось, ничего предосудительного он не делал, взрослые тоже ходят в зоопарк. Получив наконец голубенький билетик и дав надорвать его пожилой билетерше, он вступил в волшебное царство зарешеченной природы.
Как в детстве, за оградами топтались пыльные слоны, гнули пятнистые шеи жирафы, возлежали тигры и леопарды, простирали щербатые крылья грифы, сновали мелкие, словно игрушечные, курочки, а павлины жадничали, не раскрывали роскошных зеленовато-голубых глазчатых опахал… Попугаи кричали! Мартышки суетились! Бегемоты влажно и душно вздыхали в грязном бассейне!
Мороженое было сладким и текло по пальцам.
Йорик Алексеевич чувствовал себя совершенно счастливым, наблюдая выпрашивающих угощение гималайских медведей. Он просунул пучок травы антилопе канне, почесал переносье мелкой черной вьетнамской свинье, полюбовался на трогательного кенгуренка и перешел к морским млекопитающим.
На поверхности воды плавали мячики, пластиковые стаканчики и размокшие куски булки. В серой толще воды стремительными призраками скользили ластоногие. Иногда они поднимали над грязной водой обтекаемые головы с прекрасными темными глазами, раскрывали большие круглые ноздри и шумно фыркали. Йорик Алексеевич стоял далеко от таблички и поэтому не сумел прочитать, кто именно это был – тюлени или морские котики, а сам так на глазок определить не мог, да и не знал, чем они друг от друга отличаются. Помнил только, что моржи огромны – но моржи покоились на бетонной площадке у бассейна за соседней оградой, а эти были помельче, рыжеватые, пятнистые. Может быть и нерпы, конечно, Йорик Алексеевич в них так хорошо не разбирался. Просто любовался их грациозным скольжением в воде и, как в детстве, радовался, когда то один, то другой высовывались наружу.
Один из предположительно тюленей поднялся совсем близко к поверхности, изящным переворотом выставил лоснящееся от влаги округлое брюхо и заскользил на спине, сложив передние ласты на груди и с любопытством оглядываясь. Йорик Алексеевич к этому времени уже пробрался вплотную к бассейну и стоял, положив руки на железную перекладину, идущую по верху ограды. От радости он немного перегнулся вперед, и одна рука его слегка свесилась по ту сторону ограды над темной серой водой, впрочем, вполне безопасно, высоко. Тюлень, солирующий на середине бассейна, сделал особенно изящный переворот вокруг продольной оси, внимание Йорика Алексеевича полностью было приковано к нему, когда вода непосредственно под ним взбурлила, разошлась – и стремительным, невероятным вертикальным прыжком из нее вознеслось пятнистое грузное веретено тюленьего тела. Пасть распахнулась в полете, и челюсти сомкнулись, захватив изрядный кусок кожи и плоти Йорика Алексеевича между запястьем и мизинцем правой руки. Все произошло так неожиданно, так мгновенно, что Йорик Алексеевич почувствовал испуг только когда грузное тело с шумом и плеском ушло обратно под воду, а боль вскипела и того позже, когда вслед за коварным ластоногим сорвались и полетели вниз крупные капли красной-красной над серой водой крови.
Йорик Алексеевич запоздало отпрянул от ограды, прижал к груди, как показалось, искалеченную руку и, шатаясь побрел к скамейке. Путь его со всей очевидностью вновь лежал к пастеровской станции, куда он так и так должен был явиться, но сначала ему необходимо было передохнуть и собраться с мыслями. Жалея себя, он тупо смотрел на дрожащие пальцы, на которых кровь смешивалась с липкими потеками мороженого.
- А не кормить – не дразнить кому писано? – строгий женский голос вызвал его из печального забытья.
Йорик Алексеевич поднял глаза и увидел стройную пожилую даму в очках и сером халате.
- Не беспокойтесь, - виновато улыбнулся он. – Я уже получаю уколы от бешенства.
- Какой вы предусмотрительный, надо же! – ничуть не смягчилась дама. – А о животном вы подумали? В природе тюлени не питаются мороженым и пищеварение их к такой еде категорически не приспособлено.
- Я мороженого зверям не давал. Я его сам съел. А откуда вы знаете?
- Я вас видела. Вы антилопу травой кормили. А сами мороженое ели. Это правильно, это вы молодец. Значит, и тюленю не давали?
- Нет. Категорически не давал, - вымученно улыбнулся Йорик Алексеевич. – Все съел сам, ни с кем не поделился.
- Удивительно, - сказала дама. – У нас такое впервые за всю историю зоопарка. Нет-нет, что не поделились – это правильно, а вот чтобы тюлень набросился на посетителя – такого еще не было. Ну раз вы уколы уже получаете, пойдемте я вас хоть обработаю. А Гошку мы изолируем, конечно, и понаблюдаем.
Свежеперебинованный, Йорик Алексеевич явился на станцию и поделился с пастерообразным доктором своими опасениями: не придется ли подвергнуться дополнительным уколам по случаю нового укуса. Доктор однако авторитетно успокоил машино-счетного инженера и отпустил до завтра, наказав осторожнее проявлять свою любовь к живой природе.
По дороге домой Йорик Алексеевич старался держаться подальше от кустов, кошачьих подворотен, мусорных контейнеров и даже, на всякий случай, от низко летящих голубей. У самого подъезда ему навстречу вышел из подвального окна дворовый кот Бандит, привыкший получать от жильцов компенсацию за то, что никто из них не решился приютить одинокое животное. С солидным, полным достоинства и даже требовательным мяуканьем, подергивая пышным хвостом в колтунах, Бандит направился прямиком к Йорику Алексеевичу, но тот дал слабину: даже не присел почесать котяру, а ускоренным шагом метнулся к подъезду и скрылся в нем. С облегчением он услышал низкий взвизг металлической пружины и надежный, окончательный хлопок закрывшейся двери.
За окном в бледном вечернем небе проступал крупный, но еще молодой месяц. Заходящее солнце бросало прощальные теплые лучи на густые выпуклые кроны парка культуры и отдыха. Теплый приятный воздух струился в открытое окно вместе с черемуховым головокружением, сулящим похолодание. Йорик Алексеевич разогрел на сковородке пюре с сосиской, через силу, без аппетита, а только потому, что так положено, поужинал и затем, совершенно обессиленный, лег спать.
Снился ему животный мир, полный борьбы за существования с ее неприглядными и кровавыми подробностями, рычанием, стонами и обреченным писком жертв. Каким-то странным образом всё это сплеталось с растущей луной и самим Йориком Алексеевичем.
Проснулся он среди ночи от боли и сладострастного чавканья у самой его головы. Мгновение он лежал неподвижно, не понимая, что происходит и с кем. Потом осторожно скосил глаза влево. Кто-то бесформенный, темный страстно нажевывал его ухо. Рывком вскочив с постели, Йорик Алексеевич шарахнулся аж к противоположной стене между шкафом и креслом и прижался к ней спиной, уставясь на подушку. На белоснежной наволочке четким силуэтом темнела распластавшаяся на полподушки летучая мышь. В несколько неуклюжих рывков чудовище добралось до покрывающего стену ковра, вскарабкалось по нему до потолка и сигануло вниз, на лету развернув перепончатые крылья. Метнулось туда-сюда по комнате, едва не задев искаженное лицо Йорика Алексеевича, и выпорхнуло в открытое окно.
Острее мистического ужаса была только невыносимая боль в порванном ухе.
Трясущимися руками Йорик Алексеевич захлопнул окно, проклиная коварную черемуху, проверил все задвижки, скинул на пол окровавленную подушку, лег в постель, натянул на голову одеяло и заплакал.
На следующий день инженеру потребовалось все его мужество, чтобы выйти из дому. Только страх перед бешенством заставил его покинуть закрытое на все замки и шпингалеты помещение и короткими перебежками, озираясь, добраться до пастеровской станции. Там ему обработали ухо, сделали положенный укол и выдали справку, с которой он мог рассчитывать получить законный бюллетень в районной поликлинике. Дальнейшие перемещения Йорик Алексеевич осуществлял исключительно на такси. По дороге из поликлиники попросил водителя остановиться возле магазина, волчьей побежкой, пригнувшись, то и дело озираясь, проскочил в продовольственный отдел, вывалился оттуда, нагруженный батонами, треугольными молочными пакетами и докторской колбасой и на всякий случай пачкой сигарет «Мадрас». Сам-то он не курил, только баловался пару раз в восьмом классе, но был разоблачен и щедро одарен отцовской наукой. Теперь же, вспоминая героев Хемингуэя, решил искать утешения и моральной стойкости в никотине.
Каким образом Бандит вычислил его, инженеру Николаеву осталось до поры неизвестно. Машина остановилась у самого подъезда, Йорик Алексеевич придирчиво обозрел окрестности и вынул из кошелька тщательно расправленный рубль. В этот миг подлый кот метнулся из своего укрытия в подвале и притаился под самой дверцей. Расплатившись с водителем, инженер еще раз осмотрел двор, с особой внимательностью пригляделся к подвальному окну, не обнаружил ничего подозрительного и, успокоенный, открыл дверцу. Продолжая смотреть в сторону возможной засады, он высунул правую ногу из машины и опустил ее на землю. Молниеносным броском Бандит атаковал голень инженера, нанес несколько ударов крепкими и острыми когтями уличного бойца и в довершение вонзил клыки в икру прямо под коленом.
Дома Йорик Алексеевич с видом обреченного героя распечатал пачку «Мадраса». Он не знал, чего ему ждать от жизни, но предполагал самое худшее.
Зазвонил телефон. Мама, виновато подумал Йорик Алексеевич, собиравшийся позвонить ей еще вечером в воскресенье, но так и не нашедший ни времени, ни сил в кровавой фантасмагории последних дней.
- Мама! – выкрикнул он в трубку, торопливо гася сигарету о блюдце. – Мама, извини, я как раз собирался тебе звонить. Меня… я заболел, мама, ничего страшного, но из дома выйти не могу, только ты не приезжай. Не беспокойся, я сам приеду, как только поправлюсь, честное слово!..
Йорик Алексеевич спешил, чтобы не дать матери вставить ни слова, намереваясь изложить щадящее и вкратце свою ситуацию и сразу же попрощаться и положить трубку.
Но в трубке ворочалось только чье-то шумное дыхание и как будто слегка пахло псиной. Йорик Алексеевич подержал трубку возле здорового уха, послушал чуждые шорохи и вздохи, окончательно испугался и осторожно опустил трубку на рычаг.
Мама позвонила через день. Она прочитала в городской газете заметку о странном случае с «нашим земляком», в течение нескольких дней подвергшимся укусам собаки, тюленя, летучей мыши и дворового кота. Заметка предупреждала об опасности бешенства, но материнское сердце-вещун подсказало родительнице Йорика Алексеевича главное.
- Я знаю, Йоричка, не отпирайся! Такое могло случиться только с тобой! Это поэтому ты не приехал на дачу? Йоричка, тебе делают уколы? Ты ходил к врачу? Йоричка, это нельзя пускать на самотек! И тебе необходим покой и уход! Я приеду к тебе и помогу тебе по хозяйству.
Йорик Алексеевич застонал сквозь сжатые зубы. Заметка отставала от событий ровно на один день: сегодня, по дороге домой, инженер Николаев был атакован белкой, стремительно сбежавшей по стволу стоящего посреди двора дерева. Присутствовавший при сем Бандит смерил Йорика Алексеевича равнодушным взглядом, а за белкой следил прищурясь и как будто даже с сочувствием. Известный своими охотничьими подвигами, кот даже не дернулся, когда белка пробежала обратно в сторону дерева в двух шагах от его исцарапанного носа.
Неужели доктор выдал его репортерам?
17 643
из них 15 сегодня
монстр
@темы: бедный Йорик
-
-
09.04.2009 в 23:22купание в городском фонтане
полет в парке
-
-
10.04.2009 в 11:19