Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
читать дальше- Нет, ну это проще простого - подняться в небо! - высказался Хайме со всем апломбом записного знатока.
- Проще? Так-таки проще простого? - бестактно усомнился насчастный Перейра.
- А чего сложного?
- А отчего же люди не летают?
- Не летают, как птицы? Потому что не птицы. Людям летать надо по-другому, без крыльев ведь, как птица, не полетишь.
- А как же?
- Как по морю корабли - не так ведь, как рыбы в воде, но плывут.
- Не так, правда... Плывут... Но ведь они на воду опираются, проваливаются в нее, но не до конца, только до половины и чуть больше, а почему челвоек так не может? Встал бы на воду - и пошел, пошел...
- Потому что человек стоя - узкий и воду протыкает. А если на воду лечь и руки еще так раскинуть, и ноги - будешь как плот из бревен, только растопыренный.
- Точно!
- Вот и на небе так же можно, лечь и растопыриться, и небо удержит.
- Ну сказал! А как с башни-то человек падает, не удерживается, хоть как растопырься - все равно в землю врежется и конец.
- Потому что это еще не небо. Небо - выше, много выше. Это... как вот в лужу бревно положить, или в маленький ручей. Провалится! Надо, чтобы много неба было поднизом, тогда и удержит.
- Эка. А чтобы много неба было поднизом - надо на самый верх забраться? Вроде как на морской берег, только на берег небесный?
- Ну да.
- А как же туда попасть, если не летать?
Хайме задумался, погрузив длинные пальцы в космы, поскреб темя.
- Так что ж ты меня путаешь?! - воскликнул недовольно. - Чтобы в небо подняться, лететь не надо. А надо просто подняться вверх.
- Тю! - воскликнул Перейра. - А разница-то в чем?
- Да в том! - аж подпрыгнул от негодования Хайме. - Лететь - это туда и сюда, на закат и на восход, вдоль и поперек над землей. А подняться вверх - это хоть на башню залезть или еще как-нибудь, я в книгах много читал, по-разному люди делали в прежние времена.
- А как делали, как? Если делали, да легко и просто, отчего же теперь не делают? Может, надоело?
- Может, и надоело, я тебе за других не ответчик. Но что делали - это точно. Я сам своими глазами в книжках читал.
- Рассказывай! - решительно потребовал Перейра. - Если до нас делали, значит, и мы сделаем.
Хайме наморщил загорелый лоб, вспоминая читанное.
- Первое: если набрать росы в склянки и дождаться утра - роса в небо устремится и поднимет склянки, надо только их на себя навязать побольше, и поднимешься в небо, увлекаемый росой.
- Р-раз! - торжественно загнул палец Перейра.
- Второе: можно любой воды в склянки налить и дождаться полнолуния. Луна притягивает воду.
- Скажешь тоже! - возмутился Перейра. - Луна притягивает воду только ночью. А утром, значит, с неба и грянешься?
- Да, не годится, это ты прав. Значит, снова второе: прокалить магнит для очищения от излишков вещества, построить платформу из чистого железа и держать магнит на вытянутой руке над головой: тогда платформа будет к магниту тянуться и подниматься за ним следом в вышину. Один так летал.
- Это дело... Только вот у нас ни кузницы, ни железа, ни магнита.
- Ну, положим, отец Июльки и в кузницу пустит, и железа даст - нам ведь не насовсем, подняться в небо только, а потом опуститься, всего делов. А после хоть снова лемехов и подков из этого железа наковать. Даже и дороже продать можно: железо не простое уже будет, а небесное!
- Но где же взять магнит?
- Правда твоя, магнит взять негде. Ну давай тогда еще вспомню.
- Вспомни-вспомни, а то мне жениться на Июльке обязательно надо, мне без нее хоть с башни падай.
Началось-то всё с глупости. Дочь пекаря Мариванна-Фонарина ждала-ждала сердечного друга из дальних краев. И уж как ей это удалось - неизвестно, а только лучшую свою задушевную подругу Хулию-Июлию она подговорила ни с кем не сговариваться вперед нее. Страшную тайну они себе из этого сделали, девичью дружбу заключили, иголками пальцы кололи и на крови клялись. И потому Хулия-Июлия никак не могла сказать Перейре заветное "да" до тех пор, пока Мариваннин залетушка из дальних краев не вернется. И уж как мог Перейра крепился и держался, чтобы дуру-девку словами не честить, что одну, что другую. Не знал, что это еще не горе, горе-то впереди!
А вот какое горе вышло.
Вернулся Мариванны-Фонарины, пекарской дочери, воздыхатель Юстас-Алекс из далеких краев и немедленно к ней посватался. Та, конечно, тут же согласилась, помолвку устроили - весь городок гулял на радостях, потому что оказалось: не одну Хулию-Июлию Мариванна на глупости подбила, а и девиц Севастиану, Мадаполаму, Лизабету и Гортензию. Тут же следом помолвок устроили, родители на радостях благодарственных писаных досок заказали маляру, вот уж ему радости было изображать помолвку за помолвкой четыре раза, да еще чтобы в разных платьях. А все потому, что девки-дуры не признавались никому в глупостях, и родители уже боялись, что с рук не сбудут залежалый товар. Нашлись, однако, всем терпеливые женихи, хоть и удивительно это. А маляр все как есть в красках изобразил, и в костеле нашем небесной покровительнице доски в благодарность преподнесли.
Один Перейра в дураках остался.
Мариванны-Фонарины жених, Юстас-Алекс Путешественник, стал по всему городку похваляться, что побывал-де на семи морях во семи землях. Ну, парни, ясное дело, слушают да не очень верят: за год-другой всех семи земель не обойти, семи морей не переплыть. А девушки - натуры тонкие, трепетные, но соображения о земном устройстве не имеют, в отличие от обустройства домашнего. Других-то родители застращали, что если не пойдут немедля замуж, то по монастырям раздадут и в работницы. А Хулию-Июлию отец-кузнец пуще души своей любил, а мать умерла давно. Вот отец ее пугать и не стал, а она раздухарилась.
Может, не со зла она так, может, просто от обиды на подругу, что та ее ждать заставила, а сама не просто помолвилась, а с самым звонким парнем в городке. Кто ее знает, отчего она так с Перейрой обошлась, вроде любила ведь его.
А только потребовала от парня простого - невозможностей несусветных: не просто с Юстасом-Алексом сравнться, а переплюнуть его семь раз. Если он на семи морях бывал и семь земель обошел, то и смысла нет в этом с ним тягаться, потому что даже первое слово дороже второго, а любое "тоже" на помет похоже. А раз земли и моря все Мариванниным женихом исхожены и помечены, одна Перейре дорожка остается, чтобы кузнечью дочь завоевать.
Семь небес.
Хайме много чего еще вспомнил, да такого, что к действительности применить не с руки.
- Проще? Так-таки проще простого? - бестактно усомнился насчастный Перейра.
- А чего сложного?
- А отчего же люди не летают?
- Не летают, как птицы? Потому что не птицы. Людям летать надо по-другому, без крыльев ведь, как птица, не полетишь.
- А как же?
- Как по морю корабли - не так ведь, как рыбы в воде, но плывут.
- Не так, правда... Плывут... Но ведь они на воду опираются, проваливаются в нее, но не до конца, только до половины и чуть больше, а почему челвоек так не может? Встал бы на воду - и пошел, пошел...
- Потому что человек стоя - узкий и воду протыкает. А если на воду лечь и руки еще так раскинуть, и ноги - будешь как плот из бревен, только растопыренный.
- Точно!
- Вот и на небе так же можно, лечь и растопыриться, и небо удержит.
- Ну сказал! А как с башни-то человек падает, не удерживается, хоть как растопырься - все равно в землю врежется и конец.
- Потому что это еще не небо. Небо - выше, много выше. Это... как вот в лужу бревно положить, или в маленький ручей. Провалится! Надо, чтобы много неба было поднизом, тогда и удержит.
- Эка. А чтобы много неба было поднизом - надо на самый верх забраться? Вроде как на морской берег, только на берег небесный?
- Ну да.
- А как же туда попасть, если не летать?
Хайме задумался, погрузив длинные пальцы в космы, поскреб темя.
- Так что ж ты меня путаешь?! - воскликнул недовольно. - Чтобы в небо подняться, лететь не надо. А надо просто подняться вверх.
- Тю! - воскликнул Перейра. - А разница-то в чем?
- Да в том! - аж подпрыгнул от негодования Хайме. - Лететь - это туда и сюда, на закат и на восход, вдоль и поперек над землей. А подняться вверх - это хоть на башню залезть или еще как-нибудь, я в книгах много читал, по-разному люди делали в прежние времена.
- А как делали, как? Если делали, да легко и просто, отчего же теперь не делают? Может, надоело?
- Может, и надоело, я тебе за других не ответчик. Но что делали - это точно. Я сам своими глазами в книжках читал.
- Рассказывай! - решительно потребовал Перейра. - Если до нас делали, значит, и мы сделаем.
Хайме наморщил загорелый лоб, вспоминая читанное.
- Первое: если набрать росы в склянки и дождаться утра - роса в небо устремится и поднимет склянки, надо только их на себя навязать побольше, и поднимешься в небо, увлекаемый росой.
- Р-раз! - торжественно загнул палец Перейра.
- Второе: можно любой воды в склянки налить и дождаться полнолуния. Луна притягивает воду.
- Скажешь тоже! - возмутился Перейра. - Луна притягивает воду только ночью. А утром, значит, с неба и грянешься?
- Да, не годится, это ты прав. Значит, снова второе: прокалить магнит для очищения от излишков вещества, построить платформу из чистого железа и держать магнит на вытянутой руке над головой: тогда платформа будет к магниту тянуться и подниматься за ним следом в вышину. Один так летал.
- Это дело... Только вот у нас ни кузницы, ни железа, ни магнита.
- Ну, положим, отец Июльки и в кузницу пустит, и железа даст - нам ведь не насовсем, подняться в небо только, а потом опуститься, всего делов. А после хоть снова лемехов и подков из этого железа наковать. Даже и дороже продать можно: железо не простое уже будет, а небесное!
- Но где же взять магнит?
- Правда твоя, магнит взять негде. Ну давай тогда еще вспомню.
- Вспомни-вспомни, а то мне жениться на Июльке обязательно надо, мне без нее хоть с башни падай.
Началось-то всё с глупости. Дочь пекаря Мариванна-Фонарина ждала-ждала сердечного друга из дальних краев. И уж как ей это удалось - неизвестно, а только лучшую свою задушевную подругу Хулию-Июлию она подговорила ни с кем не сговариваться вперед нее. Страшную тайну они себе из этого сделали, девичью дружбу заключили, иголками пальцы кололи и на крови клялись. И потому Хулия-Июлия никак не могла сказать Перейре заветное "да" до тех пор, пока Мариваннин залетушка из дальних краев не вернется. И уж как мог Перейра крепился и держался, чтобы дуру-девку словами не честить, что одну, что другую. Не знал, что это еще не горе, горе-то впереди!
А вот какое горе вышло.
Вернулся Мариванны-Фонарины, пекарской дочери, воздыхатель Юстас-Алекс из далеких краев и немедленно к ней посватался. Та, конечно, тут же согласилась, помолвку устроили - весь городок гулял на радостях, потому что оказалось: не одну Хулию-Июлию Мариванна на глупости подбила, а и девиц Севастиану, Мадаполаму, Лизабету и Гортензию. Тут же следом помолвок устроили, родители на радостях благодарственных писаных досок заказали маляру, вот уж ему радости было изображать помолвку за помолвкой четыре раза, да еще чтобы в разных платьях. А все потому, что девки-дуры не признавались никому в глупостях, и родители уже боялись, что с рук не сбудут залежалый товар. Нашлись, однако, всем терпеливые женихи, хоть и удивительно это. А маляр все как есть в красках изобразил, и в костеле нашем небесной покровительнице доски в благодарность преподнесли.
Один Перейра в дураках остался.
Мариванны-Фонарины жених, Юстас-Алекс Путешественник, стал по всему городку похваляться, что побывал-де на семи морях во семи землях. Ну, парни, ясное дело, слушают да не очень верят: за год-другой всех семи земель не обойти, семи морей не переплыть. А девушки - натуры тонкие, трепетные, но соображения о земном устройстве не имеют, в отличие от обустройства домашнего. Других-то родители застращали, что если не пойдут немедля замуж, то по монастырям раздадут и в работницы. А Хулию-Июлию отец-кузнец пуще души своей любил, а мать умерла давно. Вот отец ее пугать и не стал, а она раздухарилась.
Может, не со зла она так, может, просто от обиды на подругу, что та ее ждать заставила, а сама не просто помолвилась, а с самым звонким парнем в городке. Кто ее знает, отчего она так с Перейрой обошлась, вроде любила ведь его.
А только потребовала от парня простого - невозможностей несусветных: не просто с Юстасом-Алексом сравнться, а переплюнуть его семь раз. Если он на семи морях бывал и семь земель обошел, то и смысла нет в этом с ним тягаться, потому что даже первое слово дороже второго, а любое "тоже" на помет похоже. А раз земли и моря все Мариванниным женихом исхожены и помечены, одна Перейре дорожка остается, чтобы кузнечью дочь завоевать.
Семь небес.
Хайме много чего еще вспомнил, да такого, что к действительности применить не с руки.