Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
те десять стихотворенийРОМАН ОБ АНГЕЛАХ
Юке Сиромолот
Бисером, бисером шей - ни к чему тебе эти мурали!
На стену лезут сдуру да от безмужья.
А ты и сама вполне, и приданое вот собрали
нестыдное - и вообще тебе это не нужно.
Живо за пяльцы - мать с отцом не позорить!
Ишь размахалась, краски-то извела - стра-ашно...
Здорова! с иглой бы встречать-провожать зори,
а хочешь мазюкать - наличники вон некрашены.
Девочка, девочка - свет мой, выходи в поле,
я тебе небо раскрашу в цвета золотые, -
так говорил мой ангел, пророчил волю,
а я босиком по снегу, а ноги стынут,
а ноги стынут, а небо ало, золото выше,
не дотянуться, не достать, не подправить кромку...
А за холм провалилась родная солома-крыша,
только дым на цыпочки - видеть спину мою с котомкой
и пожелать удачи...
мамо, не плачьте,
я уже ангел
Мастером, мастером - ангелом после, еще успеешь.
Дело не хитрое : ручки накрест, глазки закрыла.
Ты человеком сперва! Пока душой не доспеешь,
не набухнешь, не распахнешься - не выдадут крыльев.
Ты давай, давай, отмирай, не глупи, не надо,
да, я твой ангел, да хоть сам черт, если хочешь,
по таким-то щекам лупить... а ноженьки! ох ты, чадо
неразумное, ах ты ж, девка, ах, карие очи...
Ну вот я: вроде пора и жениться,
а мы тут с тобой до утра под одним одеялом.
Да ты не маши руками, ну что, что птица?
Я ж тебе рук не свяжу, ни в большом, ни в малом
не откажу, только люби да лаской
не обдели, да, как водится, без измены.
И не думай - я куплю тебе краски,
я построю тебе стены,
я буду тебе - ангел.
***
Танцуй, красивый, время подождёт,
пока танцуешь, Троя не падет
и Карфаген не может быть разрушен,
пусть только мне - пусть даже мне не нужен
беспечный, вольный, вечный твой полёт,
танцуй, красивый, время подождёт,
история не сделает ни шагу,
я и мараю белую бумагу,
танцуй, красивый, это все пройдет,
отступит боль, рассыплются гробницы,
иные имена, иные лица,
звезда падет и новая взойдет,
и это никогда не повторится -
не кончится, танцуй, красивый, пусть
звездой восходит новая надежда,
пусть все, пусть ничего уже как прежде,
но ты танцуешь - значит, я вернусь:
любить, сражаться и марать бумагу,
история не сделает ни шагу
без нас.
Танцуй, красивый.
***
Не люблю кино про Ромео с Джульеттой:
сколько раз смотрел - всё они умирают.
Стоило для этого родиться поэтом,
стоило читать Коэльо и Фрая,
Баха, Кастанеду и Борхеса, кстати,
энэлпэ учить и основы пиара!
Я плохой зритель и бездарный читатель:
не сумел спасти влюбленную пару.
Вот чего простить не могу я Шекспиру:
нет бы обойтись без чумы и засады!
Парень бы успел, а со свадебным пиром
справится любой - тут таланта не надо.
Всякий норовит отравить да зарезать,
что за моду взяли, честное слово...
А я могу вам дисков с кином понарезать...
и давайте вместе попробуем снова?
***
Виноградом и розами, ромом и солью морской
на губах моих город именем и тоской
Любитель лаванды, рома и облаков
был выведен на расстрел - да и был таков.
Однажды ранней весной в Вальпараисо -
после месяца боли, отчаянья и темноты -
он не то чтобы полностью переродился,
но стал со смертью на ты,
как раньше был с жизнью на ты.
И он знает, что с миром слеплен из одного теста.
И возможно поэтому мир говорит с ним открытым текстом,
Этот мир говорит с ним вслух - самозабвенно:
говорит ему прямо в сердце, шепчет ему на ухо.
Просачивается в капилляры, течет из артерий в вены -
такая выходит внутренняя, доходчивая наука.
На пальцах показывает, рисует ему картинки,
увлекается объяснениями, растекается мысью
по древу жизни его, хлюпает лужей в ботинке,
пронзает мыслью, пронизывает ветрами, сияет высью
над головой -
потому что он настолько, настолько живой,
насколько он может - и даже немного свыше,
и когда устает - боится смерти.
Боится смерти.
И тогда он слушает мир, и записывает, что слышит.
А мир говорит, говорит, почти не шифруя,
разве что самую малость, азарта ради.
И он вторит этому миру: весь не умру я,
и даже когда умру, здесь останется радость
от того, что я был, от того, что я здесь случился,
воплотился в живое, такое теплое тело.
Я всю жизнь ничего не умел - и всему учился
И опять не умел, но за все хватался и делал.
Я весь этот мир - никак, понимаешь, никак,
но всё, что могу хоть на миг удержать в руках -
дотянуться, коснуться рукой или сердцем, обнять -
я всегда хочу сохранить и всегда начинаю менять.
Потому что каждый из нас таков - и я таков -
Что едва он входит в вагон, в квартиру, в игру,
изменяет соседей, попутчиков, игроков,
изменяет воздух, звуки и свет вокруг.
И поэтому знаю, сущего не удержать,
но что приходит на смену - покрыто тьмой
неизвестности. И мне страшно руки разжать -
но даже это отсрочки не даст никакой.
И тогда я кидаюсь навстречу страху и тьме
и там каждый раз нахожу отвагу и свет.
И так я учусь любить, бояться и сметь -
и так я однажды выйду и встречу смерть.
Но еще говорят, я слышал: что смерти нет.
***
Потому что каждый из нас мандрагора:
плачет в темноте и скрывает слезы .
И душа растет из того же сора,
что растут стихи, лебеда и розы.
Потому что каждый чуткие корни
прячет глубоко, не тащит наружу,
не кричит, не машет на колокольне,
птицею крикливой в небе не кружит.
Или если кружит - все больше молча
все кругами ходит - мимо дороги,
вдоль флажков горящих побежкой волчьей,
обдирая настом босые ноги.
Потому что каждый из нас - граалем
может быть внесен в онемевший замок,
потому что нас для того призвали,
потому что там - ни границ ни рамок.
А здесь куда ни глянь межевые камни,
паспорта, границы и часовые.
Вот потому мы здесь поживем - и канем
в темноту и глубь, где корни живые.
Потому что каждый из нас мандрагора
и кричит, на свет нарождаясь - больно.
И молчит о тьме, где темно и вольно.
Потому что каждый из нас - мандрагора.
***
Потому что да. Потому что нет.
Потому что вода преломляет свет,
потому что Исус преломляет хлеб,
потому что тлеет огонь в золе,
потому что дождь смывает следы -
вот и ты идешь, потому что - ты.
Потому что свойства твои таковы:
ты боишься снега, ты боишься травы,
ты боишься тенй в пустых углах,
а если в двух словах, ты боишься страх-а-а-а
Но сердце снова, снова и снова
к этой битве готово. Готово.
И чем ярче огонь, тем чернее тени,
но ты пройдешь свой путь до последней ступени:
во тьму, в одиночество, в самый низ -
из окна повыше ногой на карниз...
Да ну вас! О чем вы? Какой суицид?
Человек - летит!
Человек летит.
***
И пришла ко мне ведьма, сказала – учи албанский.
Приплыла ко мне рыбка, сказала – катись колбаской.
Я бы рад и того, и другого, и даже с хлебом:
хлеб да круг колбасы албанской под синим небом,
черный хлеб, колбаса с чесноком да под небом синим,
и запить водой или сладким заесть апельсином.
Если синее небо – значит, жаркие страны.
Не расти апельсинам было бы, друг мой, странно
там, где синее небо, где воды поют лукаво,
реки горные слева, речные долины – справа,
дальше синее море и волны бегут качаясь,
там вдали край земли и край небес намечая.
Море синее, синее небо и апельсины…
Приплыла ко мне рыбка, вздохнула печаль бессильно:
вот те хлеба ломоть, вот те круг колбасы перченой,
среди синего моря на острове бык печеный,
нож точеный в боку у быка,
а дорога к нему далека,
эта сказка течет сквозь века…
Засыпаешь?
Пока-пока.
***
А он плачет и плачет, что всё ему поделом —
потому что был дураком, потому что шел напролом.
Где надо в обход и хитростью — прямо к цели бегом.
А бегущего видно — всем! издалека!
По бегущему-то — и не дрогнет рука.
Раз бежит — значит вор, ату, ату его, пли! —
вот так понимают жители этой земли.
И правильно понимают, и все бы так!
А он чудак, он дурак, он совсем никак...
Что же теперь — из-за него всем страдать?
Может, покаяться, о содеянном зарыдать?
Может, его еще теперь пожалеть?
Может, прахом главу посыпать, сидеть в золе?
Да он, смотрите, всем стыдно сделать хотел:
чтобы мы, понимаешь, своих устыдились дел —
что в бегущего пли, и огонь, и ату его.
Да он нарочно, да у него же святого нет ничего.
И за душой ничего, и в помине нет.
Да как посмел? Да куда смотрел педсовет?
А он лежит и плачет на облаках.
Он бежал, он летел, он нес тюльпаны в руках.
Он — бархат роз, он — пышные перья хризантем.
Он бежал, бежал — он не знал, что бывает с тем,
кто бежит, летит, кто не видит преград в любви.
Вот как сердце в себе невозможно остановить —
вот так и он не мог остановить этот бег.
Ты о ком? ты о ком? Да нет, я не о себе.
***
Говори огню. Говори, душа, не молчи:
он один, огонь, в тишине, во мраке, в ночи.
Больше никого - только ты и огонь во тьме.
Не оставь его, говори - не молчи, не смей.
Говори воде - говори, душа, поспеши!
Некогда молчать - вся вода живая бежит.
Падает с небес, из земли пробьется ручьем...
Расскажи воде, как прекрасна участь ее.
Ветру говори! он и сам молчать не горазд,
Говори ему: не себе оставит - раздаст
облакам и веткам, и крышам, и фонарям.
С ним, душа, ни слова не пропадает зря.
Говори земле - ей терпенья не занимать.
Мертвым всем могила она, всем живущим - мать.
Говори, душа, как умеешь, благодари,
ветру говори, говори огню... говори...
***
Сделай меня героем, сделай меня святым,
тайные двери открой мне и наведи мосты.
Сделай меня великим, сделай меня мудрецом,
девой прекрасноликой, многих народов отцом.
Сделай меня надежным, сделай обманчивей снов.
вычерни мою кожу, выбели мою кожу, выбери мне любовь -
выше птицы, выше звезды, выше неба самого,
глубже моря глубже дна его, глубже сырой земли.
Я не знаю, я не знаю никого-никого -
выбери мне сам, выбери мне его и меня ему выбери.
Сделай меня из пены, сделай меня из камней,
воздвигающим стены, по степи гонящим коней,
восседающим на драконе и драконом самим,
рассуждающим о законе и поспорившим с ним.
Сделай меня, Господи, из чего попало,
укрепи во мне кости, чтобы плоть не опала -
эта плоть, что летать в небесах никогда не научится.
но во тьме ночной, на заре ли, при свете ли ясном дня,
Вот как хочешь, - ну, как умеешь, - уж как получится -
неважно каким, но чтобы мне быть - сделай меня.
Юке Сиромолот
Бисером, бисером шей - ни к чему тебе эти мурали!
На стену лезут сдуру да от безмужья.
А ты и сама вполне, и приданое вот собрали
нестыдное - и вообще тебе это не нужно.
Живо за пяльцы - мать с отцом не позорить!
Ишь размахалась, краски-то извела - стра-ашно...
Здорова! с иглой бы встречать-провожать зори,
а хочешь мазюкать - наличники вон некрашены.
Девочка, девочка - свет мой, выходи в поле,
я тебе небо раскрашу в цвета золотые, -
так говорил мой ангел, пророчил волю,
а я босиком по снегу, а ноги стынут,
а ноги стынут, а небо ало, золото выше,
не дотянуться, не достать, не подправить кромку...
А за холм провалилась родная солома-крыша,
только дым на цыпочки - видеть спину мою с котомкой
и пожелать удачи...
мамо, не плачьте,
я уже ангел
Мастером, мастером - ангелом после, еще успеешь.
Дело не хитрое : ручки накрест, глазки закрыла.
Ты человеком сперва! Пока душой не доспеешь,
не набухнешь, не распахнешься - не выдадут крыльев.
Ты давай, давай, отмирай, не глупи, не надо,
да, я твой ангел, да хоть сам черт, если хочешь,
по таким-то щекам лупить... а ноженьки! ох ты, чадо
неразумное, ах ты ж, девка, ах, карие очи...
Ну вот я: вроде пора и жениться,
а мы тут с тобой до утра под одним одеялом.
Да ты не маши руками, ну что, что птица?
Я ж тебе рук не свяжу, ни в большом, ни в малом
не откажу, только люби да лаской
не обдели, да, как водится, без измены.
И не думай - я куплю тебе краски,
я построю тебе стены,
я буду тебе - ангел.
***
Танцуй, красивый, время подождёт,
пока танцуешь, Троя не падет
и Карфаген не может быть разрушен,
пусть только мне - пусть даже мне не нужен
беспечный, вольный, вечный твой полёт,
танцуй, красивый, время подождёт,
история не сделает ни шагу,
я и мараю белую бумагу,
танцуй, красивый, это все пройдет,
отступит боль, рассыплются гробницы,
иные имена, иные лица,
звезда падет и новая взойдет,
и это никогда не повторится -
не кончится, танцуй, красивый, пусть
звездой восходит новая надежда,
пусть все, пусть ничего уже как прежде,
но ты танцуешь - значит, я вернусь:
любить, сражаться и марать бумагу,
история не сделает ни шагу
без нас.
Танцуй, красивый.
***
Не люблю кино про Ромео с Джульеттой:
сколько раз смотрел - всё они умирают.
Стоило для этого родиться поэтом,
стоило читать Коэльо и Фрая,
Баха, Кастанеду и Борхеса, кстати,
энэлпэ учить и основы пиара!
Я плохой зритель и бездарный читатель:
не сумел спасти влюбленную пару.
Вот чего простить не могу я Шекспиру:
нет бы обойтись без чумы и засады!
Парень бы успел, а со свадебным пиром
справится любой - тут таланта не надо.
Всякий норовит отравить да зарезать,
что за моду взяли, честное слово...
А я могу вам дисков с кином понарезать...
и давайте вместе попробуем снова?
***
Виноградом и розами, ромом и солью морской
на губах моих город именем и тоской
Любитель лаванды, рома и облаков
был выведен на расстрел - да и был таков.
Однажды ранней весной в Вальпараисо -
после месяца боли, отчаянья и темноты -
он не то чтобы полностью переродился,
но стал со смертью на ты,
как раньше был с жизнью на ты.
И он знает, что с миром слеплен из одного теста.
И возможно поэтому мир говорит с ним открытым текстом,
Этот мир говорит с ним вслух - самозабвенно:
говорит ему прямо в сердце, шепчет ему на ухо.
Просачивается в капилляры, течет из артерий в вены -
такая выходит внутренняя, доходчивая наука.
На пальцах показывает, рисует ему картинки,
увлекается объяснениями, растекается мысью
по древу жизни его, хлюпает лужей в ботинке,
пронзает мыслью, пронизывает ветрами, сияет высью
над головой -
потому что он настолько, настолько живой,
насколько он может - и даже немного свыше,
и когда устает - боится смерти.
Боится смерти.
И тогда он слушает мир, и записывает, что слышит.
А мир говорит, говорит, почти не шифруя,
разве что самую малость, азарта ради.
И он вторит этому миру: весь не умру я,
и даже когда умру, здесь останется радость
от того, что я был, от того, что я здесь случился,
воплотился в живое, такое теплое тело.
Я всю жизнь ничего не умел - и всему учился
И опять не умел, но за все хватался и делал.
Я весь этот мир - никак, понимаешь, никак,
но всё, что могу хоть на миг удержать в руках -
дотянуться, коснуться рукой или сердцем, обнять -
я всегда хочу сохранить и всегда начинаю менять.
Потому что каждый из нас таков - и я таков -
Что едва он входит в вагон, в квартиру, в игру,
изменяет соседей, попутчиков, игроков,
изменяет воздух, звуки и свет вокруг.
И поэтому знаю, сущего не удержать,
но что приходит на смену - покрыто тьмой
неизвестности. И мне страшно руки разжать -
но даже это отсрочки не даст никакой.
И тогда я кидаюсь навстречу страху и тьме
и там каждый раз нахожу отвагу и свет.
И так я учусь любить, бояться и сметь -
и так я однажды выйду и встречу смерть.
Но еще говорят, я слышал: что смерти нет.
***
Потому что каждый из нас мандрагора:
плачет в темноте и скрывает слезы .
И душа растет из того же сора,
что растут стихи, лебеда и розы.
Потому что каждый чуткие корни
прячет глубоко, не тащит наружу,
не кричит, не машет на колокольне,
птицею крикливой в небе не кружит.
Или если кружит - все больше молча
все кругами ходит - мимо дороги,
вдоль флажков горящих побежкой волчьей,
обдирая настом босые ноги.
Потому что каждый из нас - граалем
может быть внесен в онемевший замок,
потому что нас для того призвали,
потому что там - ни границ ни рамок.
А здесь куда ни глянь межевые камни,
паспорта, границы и часовые.
Вот потому мы здесь поживем - и канем
в темноту и глубь, где корни живые.
Потому что каждый из нас мандрагора
и кричит, на свет нарождаясь - больно.
И молчит о тьме, где темно и вольно.
Потому что каждый из нас - мандрагора.
***
Потому что да. Потому что нет.
Потому что вода преломляет свет,
потому что Исус преломляет хлеб,
потому что тлеет огонь в золе,
потому что дождь смывает следы -
вот и ты идешь, потому что - ты.
Потому что свойства твои таковы:
ты боишься снега, ты боишься травы,
ты боишься тенй в пустых углах,
а если в двух словах, ты боишься страх-а-а-а
Но сердце снова, снова и снова
к этой битве готово. Готово.
И чем ярче огонь, тем чернее тени,
но ты пройдешь свой путь до последней ступени:
во тьму, в одиночество, в самый низ -
из окна повыше ногой на карниз...
Да ну вас! О чем вы? Какой суицид?
Человек - летит!
Человек летит.
***
И пришла ко мне ведьма, сказала – учи албанский.
Приплыла ко мне рыбка, сказала – катись колбаской.
Я бы рад и того, и другого, и даже с хлебом:
хлеб да круг колбасы албанской под синим небом,
черный хлеб, колбаса с чесноком да под небом синим,
и запить водой или сладким заесть апельсином.
Если синее небо – значит, жаркие страны.
Не расти апельсинам было бы, друг мой, странно
там, где синее небо, где воды поют лукаво,
реки горные слева, речные долины – справа,
дальше синее море и волны бегут качаясь,
там вдали край земли и край небес намечая.
Море синее, синее небо и апельсины…
Приплыла ко мне рыбка, вздохнула печаль бессильно:
вот те хлеба ломоть, вот те круг колбасы перченой,
среди синего моря на острове бык печеный,
нож точеный в боку у быка,
а дорога к нему далека,
эта сказка течет сквозь века…
Засыпаешь?
Пока-пока.
***
А он плачет и плачет, что всё ему поделом —
потому что был дураком, потому что шел напролом.
Где надо в обход и хитростью — прямо к цели бегом.
А бегущего видно — всем! издалека!
По бегущему-то — и не дрогнет рука.
Раз бежит — значит вор, ату, ату его, пли! —
вот так понимают жители этой земли.
И правильно понимают, и все бы так!
А он чудак, он дурак, он совсем никак...
Что же теперь — из-за него всем страдать?
Может, покаяться, о содеянном зарыдать?
Может, его еще теперь пожалеть?
Может, прахом главу посыпать, сидеть в золе?
Да он, смотрите, всем стыдно сделать хотел:
чтобы мы, понимаешь, своих устыдились дел —
что в бегущего пли, и огонь, и ату его.
Да он нарочно, да у него же святого нет ничего.
И за душой ничего, и в помине нет.
Да как посмел? Да куда смотрел педсовет?
А он лежит и плачет на облаках.
Он бежал, он летел, он нес тюльпаны в руках.
Он — бархат роз, он — пышные перья хризантем.
Он бежал, бежал — он не знал, что бывает с тем,
кто бежит, летит, кто не видит преград в любви.
Вот как сердце в себе невозможно остановить —
вот так и он не мог остановить этот бег.
Ты о ком? ты о ком? Да нет, я не о себе.
***
Говори огню. Говори, душа, не молчи:
он один, огонь, в тишине, во мраке, в ночи.
Больше никого - только ты и огонь во тьме.
Не оставь его, говори - не молчи, не смей.
Говори воде - говори, душа, поспеши!
Некогда молчать - вся вода живая бежит.
Падает с небес, из земли пробьется ручьем...
Расскажи воде, как прекрасна участь ее.
Ветру говори! он и сам молчать не горазд,
Говори ему: не себе оставит - раздаст
облакам и веткам, и крышам, и фонарям.
С ним, душа, ни слова не пропадает зря.
Говори земле - ей терпенья не занимать.
Мертвым всем могила она, всем живущим - мать.
Говори, душа, как умеешь, благодари,
ветру говори, говори огню... говори...
***
Сделай меня героем, сделай меня святым,
тайные двери открой мне и наведи мосты.
Сделай меня великим, сделай меня мудрецом,
девой прекрасноликой, многих народов отцом.
Сделай меня надежным, сделай обманчивей снов.
вычерни мою кожу, выбели мою кожу, выбери мне любовь -
выше птицы, выше звезды, выше неба самого,
глубже моря глубже дна его, глубже сырой земли.
Я не знаю, я не знаю никого-никого -
выбери мне сам, выбери мне его и меня ему выбери.
Сделай меня из пены, сделай меня из камней,
воздвигающим стены, по степи гонящим коней,
восседающим на драконе и драконом самим,
рассуждающим о законе и поспорившим с ним.
Сделай меня, Господи, из чего попало,
укрепи во мне кости, чтобы плоть не опала -
эта плоть, что летать в небесах никогда не научится.
но во тьме ночной, на заре ли, при свете ли ясном дня,
Вот как хочешь, - ну, как умеешь, - уж как получится -
неважно каким, но чтобы мне быть - сделай меня.
-
-
19.01.2012 в 18:22-
-
19.01.2012 в 19:11-
-
19.01.2012 в 23:27Мне приятно.
-
-
19.01.2012 в 23:28-
-
19.01.2012 в 23:43