Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
чрнвкДорога лежит между темнотой и темнотой. По бокам ничего не видно, кроме тьмы. Под дорогой тоже тьма, но ее не видно совсем. Над дорогой парят шары, начиненные оранжевым светом. Свет подкрашивает все видимое и растекается завитками по границе с невидимым, по стенам транспортного тоннеля. Гирокары летят один за другим, в три ряда в одну сторону и в три ряда навстречу. Полотно дороги отблескивает оранжевыми языками по черной глади. Гирокары гудят, завывают, скользят из ряда в ряд, то ускоряясь, то отставая. Между крайним внешним рядом и незримой оболочкой тоннеля - зазор. Если слетишь с полотна - канешь во тьму. Все об этом знают. Мало кого это знание удерживает от гонки, от скольжения из ряда в ряд, ускорения, обгонов - не запрещенных, но заведомо рискованных. Мы все торопимся, нам всем есть куда торопиться. И никто не верит, что попытка успеть обернется опозданием навсегда. Это случается, да. Но не со мной же, нет, не со мной. Почему обязательно надо думать о плохом? Надо оптимистичнее смотреть на вещи. Не выдумывай. Не драматизируй.
Мадо всегда знала, что она слишком впечатлительна и робка на дороге. Ее это устраивало.
Даже сейчас, когда азартный лай черного пса доносится с Правого полушария, Мадо ведет гирокар сдержанно, не превышая условно безопасного максимума. Неро ничего не угрожает - как бы пес ни бесновался, он не ввяжется в схватку один, попросту не сможет. Потенциальная добыча хосс, еще неизвестный Мадо человек, подвергается риску, если хоссы уже достаточно близко: в Правом полушарии сейчас ночь. Однако единственный шанс спастись для жертвы состоит в том, чтобы Мадо добралась благополучно. Поэтому в транспортном тоннеле мы торопиться не будем никогда, а вот как доберемся до места - тогда немножко прибавим.
Мощный спортивный гирокар с открытым корпусом, узкий, прилизанный, воплощенная скорость - насквозь пронзаемый потоками встречного воздуха, сам себе ветер. Здесь, между полушариями, холодно всегда. Мадо удерживает рулевое колесо руками в меховых перчатках с крагами, встречный ветер треплет короткие пряди, выглядывющие между маской и плотно охватывающим голову молескиновым шлемом на меху, такие же куртка и штаны сохраняют в теле остатки тепла, тающие быстрее, чем приближается земля. Придется прибавить ходу. Мадо плавно двигает рычаг, закрепляет его в новой позиции и поворачивает руль, заставляя гирокар переместиться ближе к разделительной. Ветер свирепо ударяет в маску, припечатывая ее к лицу.
Я - Мадо. Я спешу на зов гончего пса моей души.
Ладони мои чисты, на них не видно звездчатых отметин, как на руках орденских братьев. Я не вырастила из себя призрачной стали, гибкой и звонкой, из моих рук не проросло оружия.
Может быть, потому, что в детстве я не мечтала о волшебном мече. Я мечтала о щенке. И в ночь бдения над оружием в моих руках оказался неуклюжий черный кутенок - толстые лапы, горячий язык. Так утром я и ощупывала лицо, чтобы поверить: он был, он есть, мы встретимся по ту сторону сна.
Переход из тьмы в земную ночь почти неощутим, тепло земли не сразу проникает под промерзшую одежду, дышать становится легче. Есть разница между тем, чтобы ничего не видеть - и видеть ничто. Без последнего Мадо предпочла бы обойтись, например, если бы Неро обнаруживал активные прайды только на Левом полушарии. Но пес, похоже, не понимал разницы - или не замечал разрыва между частями мира. Спросить его об этом было невозможно: пес и есть пес, даже если он порождение твоей души. Всего лишь собачья часть самой Мадо, которая все понимает... но говорить не может. Лаять так, что в ушах звенит - это да. Тише, тише, мой хороший, я уже еду, я уже близко, шепчет Мадо, когда гирокар вырывается из наземного тоннеля, из обступившей тоннель тьмы - в ночь, укутанную сырыми тучами, из которых льется медленный ночной дождь.
Лай становится громче по мере приближения к цели. Мадо так и не удалось объяснить наставникам, каким образом она знает, где взял след ее внутренний пес, как получается, что он охотится даже тогда, когда она не спит, как она слышит его лай, оставаясь в яви пробужденного мира. Она могла только показать, как это происходит, взяв в напарники одного из егермейстеров - и после дюжины безошибочных попаданий была признана первым достоверно известным псарем ордена.
Все орденские - одаренные сновидцы, без этого никак. Что есть дар? Нечто, врученное природой или создателем забесплатно, даром, какой-то сюрприз мироздания. Для того чтобы стать выдающимся математиком, нужны способности, определенный склад ума, сумма природных данных и подходящего воспитания. Чтобы стать балетным танцором, нужен определенный склад тела, выворотность и особое строение стопы, и много-много работы. Тот, кто подходит для Ордена, должен иметь от природы особый состав сновиденного вещества мозга и напряженную тайную жизнь души, той ее части, которую мы почти не слышим днем - и которая порождает причудливую логику ночных грез и кошмаров.
С Мадо всё не так! То есть, конечно, шанс, что ее сновиденное вещество годно, существует. По крайней мере, невозможно обоснованно отрицать это. Нет способа проверить состав сновиденного вещества человека. Анализы невозможны: сновиденное вещество существует только по ту сторону сна и исследованию в пробужденном мире не поддается. Но если хоссы охотно устремляются на запах ваших сновидений - можете считать, что вы приняты в клуб. Однако до сих пор не хоссы охотились на Мадо, а Мадо охотилась на хосс. О бурной жизни тайной части души ее тоже мало данных: обычно это определяется по богатству и частоте ярких сновидений. Мадо же всегда снился один и тот же сон.
Сказать точней, во сне могло происходить что угодно: конец света и всемирный пожар, бывший ее кошмар на протяжении всего детства, отчего она стала бояться окон с красными занавесками; каникулы на южных островах; охота на снарка... Главная тема сна была всегда одна и та же: ее собственный черный пес, тот самый, которого дома ей никогда не разрешали завести.
Мадо всегда знала, что она слишком впечатлительна и робка на дороге. Ее это устраивало.
Даже сейчас, когда азартный лай черного пса доносится с Правого полушария, Мадо ведет гирокар сдержанно, не превышая условно безопасного максимума. Неро ничего не угрожает - как бы пес ни бесновался, он не ввяжется в схватку один, попросту не сможет. Потенциальная добыча хосс, еще неизвестный Мадо человек, подвергается риску, если хоссы уже достаточно близко: в Правом полушарии сейчас ночь. Однако единственный шанс спастись для жертвы состоит в том, чтобы Мадо добралась благополучно. Поэтому в транспортном тоннеле мы торопиться не будем никогда, а вот как доберемся до места - тогда немножко прибавим.
Мощный спортивный гирокар с открытым корпусом, узкий, прилизанный, воплощенная скорость - насквозь пронзаемый потоками встречного воздуха, сам себе ветер. Здесь, между полушариями, холодно всегда. Мадо удерживает рулевое колесо руками в меховых перчатках с крагами, встречный ветер треплет короткие пряди, выглядывющие между маской и плотно охватывающим голову молескиновым шлемом на меху, такие же куртка и штаны сохраняют в теле остатки тепла, тающие быстрее, чем приближается земля. Придется прибавить ходу. Мадо плавно двигает рычаг, закрепляет его в новой позиции и поворачивает руль, заставляя гирокар переместиться ближе к разделительной. Ветер свирепо ударяет в маску, припечатывая ее к лицу.
Я - Мадо. Я спешу на зов гончего пса моей души.
Ладони мои чисты, на них не видно звездчатых отметин, как на руках орденских братьев. Я не вырастила из себя призрачной стали, гибкой и звонкой, из моих рук не проросло оружия.
Может быть, потому, что в детстве я не мечтала о волшебном мече. Я мечтала о щенке. И в ночь бдения над оружием в моих руках оказался неуклюжий черный кутенок - толстые лапы, горячий язык. Так утром я и ощупывала лицо, чтобы поверить: он был, он есть, мы встретимся по ту сторону сна.
Переход из тьмы в земную ночь почти неощутим, тепло земли не сразу проникает под промерзшую одежду, дышать становится легче. Есть разница между тем, чтобы ничего не видеть - и видеть ничто. Без последнего Мадо предпочла бы обойтись, например, если бы Неро обнаруживал активные прайды только на Левом полушарии. Но пес, похоже, не понимал разницы - или не замечал разрыва между частями мира. Спросить его об этом было невозможно: пес и есть пес, даже если он порождение твоей души. Всего лишь собачья часть самой Мадо, которая все понимает... но говорить не может. Лаять так, что в ушах звенит - это да. Тише, тише, мой хороший, я уже еду, я уже близко, шепчет Мадо, когда гирокар вырывается из наземного тоннеля, из обступившей тоннель тьмы - в ночь, укутанную сырыми тучами, из которых льется медленный ночной дождь.
Лай становится громче по мере приближения к цели. Мадо так и не удалось объяснить наставникам, каким образом она знает, где взял след ее внутренний пес, как получается, что он охотится даже тогда, когда она не спит, как она слышит его лай, оставаясь в яви пробужденного мира. Она могла только показать, как это происходит, взяв в напарники одного из егермейстеров - и после дюжины безошибочных попаданий была признана первым достоверно известным псарем ордена.
Все орденские - одаренные сновидцы, без этого никак. Что есть дар? Нечто, врученное природой или создателем забесплатно, даром, какой-то сюрприз мироздания. Для того чтобы стать выдающимся математиком, нужны способности, определенный склад ума, сумма природных данных и подходящего воспитания. Чтобы стать балетным танцором, нужен определенный склад тела, выворотность и особое строение стопы, и много-много работы. Тот, кто подходит для Ордена, должен иметь от природы особый состав сновиденного вещества мозга и напряженную тайную жизнь души, той ее части, которую мы почти не слышим днем - и которая порождает причудливую логику ночных грез и кошмаров.
С Мадо всё не так! То есть, конечно, шанс, что ее сновиденное вещество годно, существует. По крайней мере, невозможно обоснованно отрицать это. Нет способа проверить состав сновиденного вещества человека. Анализы невозможны: сновиденное вещество существует только по ту сторону сна и исследованию в пробужденном мире не поддается. Но если хоссы охотно устремляются на запах ваших сновидений - можете считать, что вы приняты в клуб. Однако до сих пор не хоссы охотились на Мадо, а Мадо охотилась на хосс. О бурной жизни тайной части души ее тоже мало данных: обычно это определяется по богатству и частоте ярких сновидений. Мадо же всегда снился один и тот же сон.
Сказать точней, во сне могло происходить что угодно: конец света и всемирный пожар, бывший ее кошмар на протяжении всего детства, отчего она стала бояться окон с красными занавесками; каникулы на южных островах; охота на снарка... Главная тема сна была всегда одна и та же: ее собственный черный пес, тот самый, которого дома ей никогда не разрешали завести.
@темы: охота на хосс
-
-
29.11.2011 в 19:01и это как-то вдохновляет вообще что-то делать.
-
-
29.11.2011 в 19:14