Commander Salamander. Пафос, романтика, цинизм
Это будет "Поговорить об этом"Мимо «Янтарного льва» – именно потому что больше всего хотелось умоститься на высоком стуле у стойки, откинуться на деревянную, отполированную сотнями дешевых джемперов спинку, взять двумя руками тяжелую кружку, почувствовать верхней губой щекотное прикосновение пены – и пить, пить легкую прохладную горечь, пить без остановки… Если бы это подходило ему – давно поселился бы в пабе. Не подходило. К тому же не факт, что ему там были бы рады.
- Эй, Тэрри!
- Я не Тэрри, я Трев.
- Ты - грязный мозгоклюй, вот кто ты, Тэрри, и всегда им останешься.
- Отстань, от него, ты …
- Добрый вечер, Джулай. Ничего страшного, не стоит. Я понимаю, что неделя была трудной. У всех. Я домой.
- Один вопрос, Трев.
- Да?
- Так кто победил в Последней мировой?
Трев устало вздохнул.
- Человечество, Джулай. Человечество.
- А по мне так мозгоклюи! – встревает пьяный приятель Джулая.
- Власть-то, как ни крути, у кого? – поддерживает его сам Джулай.
- Это не власть.
- Ну, ключи к ней! Как ни крути...
Трев пожал плечами – не переспоришь, не объяснишь. Да им и не интересно, как оно на самом деле. Им интересно, кто виноват, что их собственная жизнь не сложилась. Им кажется, родись они в касте Тера – не знали бы проблем. В чужой руке, говорят, всегда толще.
Надо домой. Он ушел – проблемы остались. И Ким осталась с ними. И мальчики – Стефан тих и подчеркнуто внимателен, Мист – нарочито независим.
Ужин в семье Хиггинс не задался: старший сын решил именно сегодня попробовать зубы. Трев выслушал его претензии, не шевельнув бровью, только в конце не выдержал.
- Ну что ты смеешься, старый дурак? – Мист сорвался, дал петуха. - Что ты смеешься? Что я такого сказал? Если бы ты выбрал нам другую мать, мы учились бы в Бостонском пси и стали бы....
Трев, вытирая слезы, разогнулся.
- Маленький дурачок, я не выбирал вам мать. Я выбрал себе жену - и при любом другом моем выборе тебя бы просто не было. Я тебе больше скажу: если бы в ту ночь моя леди не дала бы мне, тебя тоже не было бы. Иди отсюда, пока я тебя не огрел чем под руку подвернется, и не порть здесь воздух - твои глупости воняют.
Мист выскочил из столовой, хлопнув дверью. Стефан торопливо доел, с натянутой улыбкой кивнул матери и улизнул следом. Ким сидела, сжав руки над тарелкой.
- Спасибо, что не вмешивалась. Я сам вполне способен его приструнить.
Ким отвела взгляд. Тревор молча помог ей собрать тарелки и отнести в кухню. Ким все еще молчала. Тогда он спросил:
- Дети опять были у твоих? Надо что-то с этим делать... Думаю, тезис о неподходящем родителе - их авторства. Мист просто творчески преобразовал его. Люди как правило ценят недоступное больше, чем то, чем обладают. Мальчики, конечно, предпочли бы родиться в касте Тера.
- Знаешь, мои тоже правы, - заговорила наконец Ким. Трев понял, что его предположение о том, что Ким во многом согласна с взбунтовавшимся первенцем, весьма близко к истине. – Моих можно понять! Если бы у их внуков был другой отец, мальчики бы не забивали себе голову глупыми мечтами, росли бы как нормальные Клаи...
- Это были бы другие внуки.
- Да, другие. Моим это все равно.
- А тебе, Ким? Тебе?
Ким пожала плечами, нагнулась над посудомойкой.
- Мисту и Стефану ты скажешь, что тебе все равно, есть они на свете или нет? Они или другие?
- Не дави на меня! - Ким держала блюдо с недоеденным рисом, будто примериваясь грохнуть им об пол.
- Я не давлю. Я спрашиваю. Жалеешь ли ты, женщина, что взяла меня в мужья?
- Да. Жалею. Жалею. Уйди с глаз, а? Пристал! Всегда надо докопаться до самого-самого? Уходи! - едва сдерживая рыдания, она взмахнула блюдом – рис взлетел и рассыпался по кухне.
Так посыпали рисом молодоженов Тревора Хиггинса и Ким Данут.
Трев вздохнул, поднялся с табурета и вышел из кухни, а потом и из дома.
В сущности, ему некуда было идти. В этой части города он никогда не станет своим, даже на кладбище останется чужаком. Его дети - дети чужака, несмотря на то, что Ким родилась здесь. Здесь они и выросла, расцвела, встретила первую любовь и еще несколько, менее значительных... Сюда возвращалась на каникулы, здесь гуляла с подружками, присматривала будущего мужа, жила обычной жизнью дочери состоятельных Клаев. Когда ей пришло время начать курс личной терапии, необходимый для успешной карьеры, она выбрала молодого, но уже довольно известного терапевта по фамилии Хиггинс. С этого началась их общая катастрофа.
Он знал почти всё про нее практически с первого взгляда.
Он знал многое - и главное для семейной жизни - про ее родителей примерно с той же минуты.
Он знал, во что превратится их жизнь... Мог предположить с большой вероятностью.
Это ничему не помешало и никого не спасло.
Выйти из своей касты - значит потерять возможность общаться со старыми друзьями, разорвать семейные связи... Трев полагал, что из них двоих он устойчивее и более подготовлен к тому, чтобы остаться без привычного кокона отношений. Годы учебы, собственной терапии и супервизии наверняка сделали свое дело. Он точно выстоит... Ким осталась в своей семье, сохранила отношения с родителями. Подруги некоторое время интересовались, как это - быть женой Тера. Но одна за другой они тоже выходили замуж, а мужья не слишком-то привечали чужака, поэтому дружить домами не сложилось.
Поэтому – мимо пабов, мимо скверов, магазинов, мимо церкви - к реке, где в медленной воде качаются вереницы огней, где тихо шуршит волна в прибрежной траве, где в тени опор недостроенного моста никто не увидит, никто не услышит. От воды тянет зябким холодком, тонко звенят комары. Тревор опускается на влажный песок, прислоняется к бетонной опоре, долго с усилием дышит, прежде чем заговорить. Здесь никого нет, и все равно – шепотом:
- Здравствуй, Перлз…
Начинал он со своих учителей, со своих терапевтов – но после увлекся. В конце концов, если он все равно общается с «воображаемым другом», то почему бы не взять несколько сессий у Ялома или Лэнгле, Мэя, Фромма или Юнга или, ни в чем себе не отказывай – у Фрейда? Фрейд показался ему слишком холодным и категоричным, а вот бунтарь и грубиян Перлз почему-то понравился. Трев частенько к нему захаживал – поговорить об этом: о его жизни, о Ким, о детях, о том, почему все так, а не иначе, почему это вообще случилось с ним и как ему быть дальше. Год за годом, каждую пятницу после ужина. В основном он говорил о Ким. О том, во что она превратила его жизнь. О том, во что он превратил ее жизнь.
Он пытался убедить ее возобновить терапию с кем-то из его бывших коллег: на нее не распространялась обструкция, которой подвергся ее супруг. Она предпочла остаться верной ему. Он не сумел настоять на своем, возможно, он был не слишком настойчив в этом. Тогда она еще пыталась обойтись без финансовой помощи родителей. Самим оплачивать терапию им было не по карману, а без этого о серьезной карьере не могло быть и речи. И Ким отчаянно не хотела, чтобы ее ученый муж нанимался на неквалифицированную работу. А он не настоял. Может быть, он опасался повторения их истории, но уже с другими действующими лицами - одним из действующих лиц. Он мог только предполагать, то обвиняя себя, то оправдывая. Ему не с кем было поговорить об этом. Сто пятьдесят тысяч проклятых лет ему было не с кем поговорить... Так, как умеют говорить только представители его касты. Его бывшей касты.
Только в пятницу вечером, под недостроенным мостом – с лучшими терапевтами человечества, давным-давно покойными.
На лужайке перед домом уютно светились фонарики, подсвечивая траву оранжевым и голубым. На террасе, склонившись над планшетом, сидел младший.
- Стефан?
Очевидно, ждал отца. Но сразу не ответил. Трев присел рядом на ступеньках, постучал пальцем по коленке мальчика.
- Да, пап.
- Завтра выходной. Ты уверен, что сейчас самое время делать уроки?
- Это эссе по обществознанию. К среде. Тема – «Историческая необходимость нового общественного устройства».
- Угу, - кивнул Трев. – Слишком жжется, чтобы откладывать.
Стефан хмыкнул.
- Хочешь, прочитаю, что получается?
- Интересно, давай.
- В итоговых документах Джакартской мирной конференции представителей военных правительств записано, что война это продолжение психологических проблем в особо крупных размерах.
Джакартская конференция приняла решения, изменившие судьбу человечества. Военные обещали передать власть в руки гражданских политиков ровно через сорок лет, когда будут подготовлены новые кадры. Среди прочего новым политикам, а затем и всем госслужащим был предписан внушительный курс психотерапии. Из-за объявленного срока в сорок лет Декларация получила прозвание «Моисеевой». Ряд общественных деятелей высказывали сомнения в том, что Джакартская декларация будет выполнена. Однако военные сдержали слово, и сорок лет спустя власть перешла к гражданским правительствам. Не то удивительно, что военные решили передать власть гражданским, удивительнее, что они ее передали. Впрочем, прецеденты были и в довоенной истории, в масштабах отдельных стран (например, Португалия). Пап, а все-таки, почему касты?
- Старый этический принцип: терапевт не должен иметь сексуальных отношений с клиентом или членами семьи клиента. Поскольку психотерапии решили подвергнуть все человечество…
- Я напишу так: «Психологи и психотерапевты приняли возлагаемые на них надежды с достоинством и максимальной ответственностью, и прежде всего позаботились о чистоте рядов. Во избежание нарушения основного этического принципа, человечество разделилось на две касты. Каста терапевтов (простореч. Тера или Терри) отказывалась от возможности вступать в сексуальные или деловые отношения с остальной частью человечества (кастой клиентов, простореч. Клаи), замыкаясь таким образом сама на себя. Представители касты отныне не имели права занимать государственные посты и так далее, здесь я еще разверну… В общем и целом – хорошо?
- В общем и целом – да, хотя и небесспорно. Но я бы еще поработал над языком и, конечно, раскрыл бы некоторые тезисы поподробнее.
- Это хорошо, что небесспорно. Получится дискуссия, это интересно.
- Ты не боишься, что в этой дискуссии может… достаться тебе?
- Ты имеешь в виду, что мне припомнят, что я сын Тера-изгоя?
Трев поморщился.
- Да, пап, припомнят. Только об этом все равно никто никогда не забывает. Пусть лучше говорят открыто – меньше шпынять будут.
Трев вздохнул, чувствуя себя уже полностью несостоятельным родителем.
- Помнишь, в прошлом году мы смотрели «Ромео и Джульетту»?
- Да, пап.
- Я видел, как ты плакал...
- Да, пап.
- Представь себе, что они поженились, выжили - но их семьи продолжали бы враждовать.
- Мист придурок, пап. Не обижайся на него. Он еще поумнеет.
- Это не всегда зависит от возраста, - Трев потрепал младшего по волосам. - Но будем надеяться. Это в его интересах.
- Да ладно. Все подростки недовольны своими предками.
- Я запретил тебе посещать эти сайты…
- Да ладно! Это не с сайтов, это любой дурак знает. Нам в классе говорили. Так что готовься, мне это тоже предстоит.
- Я и не надеялся, что пронесет. Давай, пока не началось! – Трев наклонился, и Стефан, вскочив на скамейку, залез отцу на плечи. Обхватив его исцарапанные, пыльные ноги в новеньких кроссовках, Трев побежал вокруг лужайки.
Ким высунулась из окна.
- Трев, отец звонит. Тебя.
Конечно, ее отец. Отец Тревора не стал бы звонить сюда, он вообще не разговаривал с сыном с тех пор, как узнал о его женитьбе на Клай. Даже не ответил на письмо – сообщить ему об этом лично или даже по телефону у Трева не хватило духу.
Спустив Стефана на землю, Трев на мгновение прижал его к себе.
- Давай отдыхать, молодой человек, успеешь завтра дописать – спать пора.
- Ладно, пап. Доброй ночи.
Лицо тестя на экране. Он как будто держал на вытянутых руках нечто отвратительное, этим отвратительным была необходимость разговаривать с Тревом.
- Мист хочет быть правительственным чиновником. Мы с Сон готовы оплатить учебу, но ты знаешь, что для получения должности в этой сфере ему необходим полный курс психотерапии.
Тесть со значением взглянул на Трева. Его послание было вполне прозрачным: ты не смог заработать на учебу собственным детям, проникнись же сознанием своей ущербности и великодушия родителей жены. А также сознанием необходимости сделать хоть что-нибудь.
- Для нас это довольно ощутимые расходы, тем более что Стефану тоже…
- Мы очень благодарны вам и Сон, - сказал Трев. Поправился: - Я очень благодарен.
Тесть удовлетворенно кивнул.
- Я думаю, ты можешь внести свой вклад. Денег у тебя нет, конечно. Но у тебя наверняка остались связи…
- Вы знаете, что…
- Конечно. Но я уверен, что ты можешь с кем-нибудь договориться. Коллеги, однокашники, старые приятели, друзья детства…
- Кодекс запрещает назначать цену ниже минимальной установленной стоимости. Нарушение Кодекса уголовно наказуемо.
Старый мерзавец. Прекрасно знает, что Тревор не поддерживает отношения ни с кем из старых друзей. Что сам он вынужден обходиться без терапии, потому что поставил себя вне каст. Ни один из его бывших собратьев не подаст ему руки – в том числе и руки помощи. Столько лет, о великий Зигмунд, о Фриц! О проницательнейшая Мелани, сколько бесконечных лет…
Возможно, человечество в целом не стало счастливее, но в том, что у отдельных представителей рода человеческого способность к счастью возросла, Тревор Хиггинс имел возможность убедиться сам. Стоило бы сказать - имел счастье убедиться сам, но третье счастье в одном предложении - это было бы уже слишком, не правда ли? Имел счастье убедиться, имел честь приложить к этому свою руку. Сколько успел.
Встречаться с человеком там, где ему больнее всего - и оставаться с ним там, и помогать ему жить в этом месте, растворять слезами ледяную коросту мнимого забвения, наполнять жизнью казавшиеся омертвелыми части души. Видеть, как разжимаются тиски на горле, как свободнее поднимается грудь - как человек отваживается дышать глубоко и сильно, как возвращаются чувства... Трев честно не знал, какая работа в этом мире может быть лучше. Может быть, у акушеров? Трев готов был с ними равняться - но не завидовать им. Незачем!
Может быть, если бы жизнь сложилась иначе, лет через десять Трев с отвращением думал бы о повторяющихся, словно списанных одна с другой, историях клиентов. Может быть, он с неохотой приходил бы по утрам в кабинет, без радости прислушивался бы к шагам в приемной. Как любой брак, как и его брак с Ким, его отношения с профессией со временем утратили бы романтический ореол... Но он был все еще влюблен в свою работу, когда ему пришлось выбирать между ней и Ким. Каждый человек был уникален - и Тревор Хиггинс убеждался в этом каждый божий день, с каждой новой встречей. И он был влюблен. Это было как будто обручение в колыбели, увенчавшееся любовью с первого взгляда. Можно было надеяться, что и глубокое супружеское чувство не минует эту пару, но однажды в кабинет Трева - удивительное смешение почти домашнего уюта с аскетичностью - вошла Ким, и через двадцать минут вышла, донельзя смущенная его предложением перенаправить ее к более квалифицированному коллеге.
Здесь половина или треть, я думаю.
Теперь уж точно половина. Или больше. Почти пятнарик.
Прошу посмотреть и высказаться. Можно. Замечания, вопросы и тыды. Можно, по возможности деликатно.
- Эй, Тэрри!
- Я не Тэрри, я Трев.
- Ты - грязный мозгоклюй, вот кто ты, Тэрри, и всегда им останешься.
- Отстань, от него, ты …
- Добрый вечер, Джулай. Ничего страшного, не стоит. Я понимаю, что неделя была трудной. У всех. Я домой.
- Один вопрос, Трев.
- Да?
- Так кто победил в Последней мировой?
Трев устало вздохнул.
- Человечество, Джулай. Человечество.
- А по мне так мозгоклюи! – встревает пьяный приятель Джулая.
- Власть-то, как ни крути, у кого? – поддерживает его сам Джулай.
- Это не власть.
- Ну, ключи к ней! Как ни крути...
Трев пожал плечами – не переспоришь, не объяснишь. Да им и не интересно, как оно на самом деле. Им интересно, кто виноват, что их собственная жизнь не сложилась. Им кажется, родись они в касте Тера – не знали бы проблем. В чужой руке, говорят, всегда толще.
Надо домой. Он ушел – проблемы остались. И Ким осталась с ними. И мальчики – Стефан тих и подчеркнуто внимателен, Мист – нарочито независим.
Ужин в семье Хиггинс не задался: старший сын решил именно сегодня попробовать зубы. Трев выслушал его претензии, не шевельнув бровью, только в конце не выдержал.
- Ну что ты смеешься, старый дурак? – Мист сорвался, дал петуха. - Что ты смеешься? Что я такого сказал? Если бы ты выбрал нам другую мать, мы учились бы в Бостонском пси и стали бы....
Трев, вытирая слезы, разогнулся.
- Маленький дурачок, я не выбирал вам мать. Я выбрал себе жену - и при любом другом моем выборе тебя бы просто не было. Я тебе больше скажу: если бы в ту ночь моя леди не дала бы мне, тебя тоже не было бы. Иди отсюда, пока я тебя не огрел чем под руку подвернется, и не порть здесь воздух - твои глупости воняют.
Мист выскочил из столовой, хлопнув дверью. Стефан торопливо доел, с натянутой улыбкой кивнул матери и улизнул следом. Ким сидела, сжав руки над тарелкой.
- Спасибо, что не вмешивалась. Я сам вполне способен его приструнить.
Ким отвела взгляд. Тревор молча помог ей собрать тарелки и отнести в кухню. Ким все еще молчала. Тогда он спросил:
- Дети опять были у твоих? Надо что-то с этим делать... Думаю, тезис о неподходящем родителе - их авторства. Мист просто творчески преобразовал его. Люди как правило ценят недоступное больше, чем то, чем обладают. Мальчики, конечно, предпочли бы родиться в касте Тера.
- Знаешь, мои тоже правы, - заговорила наконец Ким. Трев понял, что его предположение о том, что Ким во многом согласна с взбунтовавшимся первенцем, весьма близко к истине. – Моих можно понять! Если бы у их внуков был другой отец, мальчики бы не забивали себе голову глупыми мечтами, росли бы как нормальные Клаи...
- Это были бы другие внуки.
- Да, другие. Моим это все равно.
- А тебе, Ким? Тебе?
Ким пожала плечами, нагнулась над посудомойкой.
- Мисту и Стефану ты скажешь, что тебе все равно, есть они на свете или нет? Они или другие?
- Не дави на меня! - Ким держала блюдо с недоеденным рисом, будто примериваясь грохнуть им об пол.
- Я не давлю. Я спрашиваю. Жалеешь ли ты, женщина, что взяла меня в мужья?
- Да. Жалею. Жалею. Уйди с глаз, а? Пристал! Всегда надо докопаться до самого-самого? Уходи! - едва сдерживая рыдания, она взмахнула блюдом – рис взлетел и рассыпался по кухне.
Так посыпали рисом молодоженов Тревора Хиггинса и Ким Данут.
Трев вздохнул, поднялся с табурета и вышел из кухни, а потом и из дома.
В сущности, ему некуда было идти. В этой части города он никогда не станет своим, даже на кладбище останется чужаком. Его дети - дети чужака, несмотря на то, что Ким родилась здесь. Здесь они и выросла, расцвела, встретила первую любовь и еще несколько, менее значительных... Сюда возвращалась на каникулы, здесь гуляла с подружками, присматривала будущего мужа, жила обычной жизнью дочери состоятельных Клаев. Когда ей пришло время начать курс личной терапии, необходимый для успешной карьеры, она выбрала молодого, но уже довольно известного терапевта по фамилии Хиггинс. С этого началась их общая катастрофа.
Он знал почти всё про нее практически с первого взгляда.
Он знал многое - и главное для семейной жизни - про ее родителей примерно с той же минуты.
Он знал, во что превратится их жизнь... Мог предположить с большой вероятностью.
Это ничему не помешало и никого не спасло.
Выйти из своей касты - значит потерять возможность общаться со старыми друзьями, разорвать семейные связи... Трев полагал, что из них двоих он устойчивее и более подготовлен к тому, чтобы остаться без привычного кокона отношений. Годы учебы, собственной терапии и супервизии наверняка сделали свое дело. Он точно выстоит... Ким осталась в своей семье, сохранила отношения с родителями. Подруги некоторое время интересовались, как это - быть женой Тера. Но одна за другой они тоже выходили замуж, а мужья не слишком-то привечали чужака, поэтому дружить домами не сложилось.
Поэтому – мимо пабов, мимо скверов, магазинов, мимо церкви - к реке, где в медленной воде качаются вереницы огней, где тихо шуршит волна в прибрежной траве, где в тени опор недостроенного моста никто не увидит, никто не услышит. От воды тянет зябким холодком, тонко звенят комары. Тревор опускается на влажный песок, прислоняется к бетонной опоре, долго с усилием дышит, прежде чем заговорить. Здесь никого нет, и все равно – шепотом:
- Здравствуй, Перлз…
Начинал он со своих учителей, со своих терапевтов – но после увлекся. В конце концов, если он все равно общается с «воображаемым другом», то почему бы не взять несколько сессий у Ялома или Лэнгле, Мэя, Фромма или Юнга или, ни в чем себе не отказывай – у Фрейда? Фрейд показался ему слишком холодным и категоричным, а вот бунтарь и грубиян Перлз почему-то понравился. Трев частенько к нему захаживал – поговорить об этом: о его жизни, о Ким, о детях, о том, почему все так, а не иначе, почему это вообще случилось с ним и как ему быть дальше. Год за годом, каждую пятницу после ужина. В основном он говорил о Ким. О том, во что она превратила его жизнь. О том, во что он превратил ее жизнь.
Он пытался убедить ее возобновить терапию с кем-то из его бывших коллег: на нее не распространялась обструкция, которой подвергся ее супруг. Она предпочла остаться верной ему. Он не сумел настоять на своем, возможно, он был не слишком настойчив в этом. Тогда она еще пыталась обойтись без финансовой помощи родителей. Самим оплачивать терапию им было не по карману, а без этого о серьезной карьере не могло быть и речи. И Ким отчаянно не хотела, чтобы ее ученый муж нанимался на неквалифицированную работу. А он не настоял. Может быть, он опасался повторения их истории, но уже с другими действующими лицами - одним из действующих лиц. Он мог только предполагать, то обвиняя себя, то оправдывая. Ему не с кем было поговорить об этом. Сто пятьдесят тысяч проклятых лет ему было не с кем поговорить... Так, как умеют говорить только представители его касты. Его бывшей касты.
Только в пятницу вечером, под недостроенным мостом – с лучшими терапевтами человечества, давным-давно покойными.
На лужайке перед домом уютно светились фонарики, подсвечивая траву оранжевым и голубым. На террасе, склонившись над планшетом, сидел младший.
- Стефан?
Очевидно, ждал отца. Но сразу не ответил. Трев присел рядом на ступеньках, постучал пальцем по коленке мальчика.
- Да, пап.
- Завтра выходной. Ты уверен, что сейчас самое время делать уроки?
- Это эссе по обществознанию. К среде. Тема – «Историческая необходимость нового общественного устройства».
- Угу, - кивнул Трев. – Слишком жжется, чтобы откладывать.
Стефан хмыкнул.
- Хочешь, прочитаю, что получается?
- Интересно, давай.
- В итоговых документах Джакартской мирной конференции представителей военных правительств записано, что война это продолжение психологических проблем в особо крупных размерах.
Джакартская конференция приняла решения, изменившие судьбу человечества. Военные обещали передать власть в руки гражданских политиков ровно через сорок лет, когда будут подготовлены новые кадры. Среди прочего новым политикам, а затем и всем госслужащим был предписан внушительный курс психотерапии. Из-за объявленного срока в сорок лет Декларация получила прозвание «Моисеевой». Ряд общественных деятелей высказывали сомнения в том, что Джакартская декларация будет выполнена. Однако военные сдержали слово, и сорок лет спустя власть перешла к гражданским правительствам. Не то удивительно, что военные решили передать власть гражданским, удивительнее, что они ее передали. Впрочем, прецеденты были и в довоенной истории, в масштабах отдельных стран (например, Португалия). Пап, а все-таки, почему касты?
- Старый этический принцип: терапевт не должен иметь сексуальных отношений с клиентом или членами семьи клиента. Поскольку психотерапии решили подвергнуть все человечество…
- Я напишу так: «Психологи и психотерапевты приняли возлагаемые на них надежды с достоинством и максимальной ответственностью, и прежде всего позаботились о чистоте рядов. Во избежание нарушения основного этического принципа, человечество разделилось на две касты. Каста терапевтов (простореч. Тера или Терри) отказывалась от возможности вступать в сексуальные или деловые отношения с остальной частью человечества (кастой клиентов, простореч. Клаи), замыкаясь таким образом сама на себя. Представители касты отныне не имели права занимать государственные посты и так далее, здесь я еще разверну… В общем и целом – хорошо?
- В общем и целом – да, хотя и небесспорно. Но я бы еще поработал над языком и, конечно, раскрыл бы некоторые тезисы поподробнее.
- Это хорошо, что небесспорно. Получится дискуссия, это интересно.
- Ты не боишься, что в этой дискуссии может… достаться тебе?
- Ты имеешь в виду, что мне припомнят, что я сын Тера-изгоя?
Трев поморщился.
- Да, пап, припомнят. Только об этом все равно никто никогда не забывает. Пусть лучше говорят открыто – меньше шпынять будут.
Трев вздохнул, чувствуя себя уже полностью несостоятельным родителем.
- Помнишь, в прошлом году мы смотрели «Ромео и Джульетту»?
- Да, пап.
- Я видел, как ты плакал...
- Да, пап.
- Представь себе, что они поженились, выжили - но их семьи продолжали бы враждовать.
- Мист придурок, пап. Не обижайся на него. Он еще поумнеет.
- Это не всегда зависит от возраста, - Трев потрепал младшего по волосам. - Но будем надеяться. Это в его интересах.
- Да ладно. Все подростки недовольны своими предками.
- Я запретил тебе посещать эти сайты…
- Да ладно! Это не с сайтов, это любой дурак знает. Нам в классе говорили. Так что готовься, мне это тоже предстоит.
- Я и не надеялся, что пронесет. Давай, пока не началось! – Трев наклонился, и Стефан, вскочив на скамейку, залез отцу на плечи. Обхватив его исцарапанные, пыльные ноги в новеньких кроссовках, Трев побежал вокруг лужайки.
Ким высунулась из окна.
- Трев, отец звонит. Тебя.
Конечно, ее отец. Отец Тревора не стал бы звонить сюда, он вообще не разговаривал с сыном с тех пор, как узнал о его женитьбе на Клай. Даже не ответил на письмо – сообщить ему об этом лично или даже по телефону у Трева не хватило духу.
Спустив Стефана на землю, Трев на мгновение прижал его к себе.
- Давай отдыхать, молодой человек, успеешь завтра дописать – спать пора.
- Ладно, пап. Доброй ночи.
Лицо тестя на экране. Он как будто держал на вытянутых руках нечто отвратительное, этим отвратительным была необходимость разговаривать с Тревом.
- Мист хочет быть правительственным чиновником. Мы с Сон готовы оплатить учебу, но ты знаешь, что для получения должности в этой сфере ему необходим полный курс психотерапии.
Тесть со значением взглянул на Трева. Его послание было вполне прозрачным: ты не смог заработать на учебу собственным детям, проникнись же сознанием своей ущербности и великодушия родителей жены. А также сознанием необходимости сделать хоть что-нибудь.
- Для нас это довольно ощутимые расходы, тем более что Стефану тоже…
- Мы очень благодарны вам и Сон, - сказал Трев. Поправился: - Я очень благодарен.
Тесть удовлетворенно кивнул.
- Я думаю, ты можешь внести свой вклад. Денег у тебя нет, конечно. Но у тебя наверняка остались связи…
- Вы знаете, что…
- Конечно. Но я уверен, что ты можешь с кем-нибудь договориться. Коллеги, однокашники, старые приятели, друзья детства…
- Кодекс запрещает назначать цену ниже минимальной установленной стоимости. Нарушение Кодекса уголовно наказуемо.
Старый мерзавец. Прекрасно знает, что Тревор не поддерживает отношения ни с кем из старых друзей. Что сам он вынужден обходиться без терапии, потому что поставил себя вне каст. Ни один из его бывших собратьев не подаст ему руки – в том числе и руки помощи. Столько лет, о великий Зигмунд, о Фриц! О проницательнейшая Мелани, сколько бесконечных лет…
Возможно, человечество в целом не стало счастливее, но в том, что у отдельных представителей рода человеческого способность к счастью возросла, Тревор Хиггинс имел возможность убедиться сам. Стоило бы сказать - имел счастье убедиться сам, но третье счастье в одном предложении - это было бы уже слишком, не правда ли? Имел счастье убедиться, имел честь приложить к этому свою руку. Сколько успел.
Встречаться с человеком там, где ему больнее всего - и оставаться с ним там, и помогать ему жить в этом месте, растворять слезами ледяную коросту мнимого забвения, наполнять жизнью казавшиеся омертвелыми части души. Видеть, как разжимаются тиски на горле, как свободнее поднимается грудь - как человек отваживается дышать глубоко и сильно, как возвращаются чувства... Трев честно не знал, какая работа в этом мире может быть лучше. Может быть, у акушеров? Трев готов был с ними равняться - но не завидовать им. Незачем!
Может быть, если бы жизнь сложилась иначе, лет через десять Трев с отвращением думал бы о повторяющихся, словно списанных одна с другой, историях клиентов. Может быть, он с неохотой приходил бы по утрам в кабинет, без радости прислушивался бы к шагам в приемной. Как любой брак, как и его брак с Ким, его отношения с профессией со временем утратили бы романтический ореол... Но он был все еще влюблен в свою работу, когда ему пришлось выбирать между ней и Ким. Каждый человек был уникален - и Тревор Хиггинс убеждался в этом каждый божий день, с каждой новой встречей. И он был влюблен. Это было как будто обручение в колыбели, увенчавшееся любовью с первого взгляда. Можно было надеяться, что и глубокое супружеское чувство не минует эту пару, но однажды в кабинет Трева - удивительное смешение почти домашнего уюта с аскетичностью - вошла Ким, и через двадцать минут вышла, донельзя смущенная его предложением перенаправить ее к более квалифицированному коллеге.
Теперь уж точно половина. Или больше. Почти пятнарик.
Прошу посмотреть и высказаться. Можно. Замечания, вопросы и тыды. Можно, по возможности деликатно.
Спасибо!
Хорошо, тчо завлекательно, пойду дальше завлекаться.
Пройти обязательную психотерапию, чтобы начать карьеру... это жесть.
еще как завлекательно. и стиль... оооо, стильно как!
Уфф. Надеюсь, на этой неделе хотя бы дотяну до точки - потом как раз хватит времени выровнять и выправить.
Половину сделал. Теперь осталось самое сложное и непонятное.
(это я как читатель, да; остальное строго по
счетчикузапросуИ да, я помню, что ты здесь особенный читатель - надеюсь, ты и этими глазами читаешь? Ничего так?
но не сегодня, прости. завтра на свежую голову перечитаю еще раз, тогда напишу.
офф. мою голову сегодня проверили - все ок, в пределах возрастной нормы.
Да, сегодня мне скорее нужны общие впечатления, убедиться, что я на верном пути.
Уж очень мне нравится Трев.
но вот это - Встречаться с человеком там, где ему больнее всего - и оставаться с ним там, и помогать ему жить в этом месте, растворять слезами ледяную коросту мнимого забвения, наполнять жизнью казавшиеся омертвелыми части души. Видеть, как разжимаются тиски на горле, как свободнее поднимается грудь - как человек отваживается дышать глубоко и сильно, как возвращаются чувства... плачу я, плачу.
Не должно ли был накопиться за это время положительный эффект от нее в человеческом обществе?
Пока из текста... нет вообще ощущения, что он есть в обществе. Выделилась каста, начала фильтровать остальных людей для карьеры и управленческой работы, причем установила жесткий имущественный ценз на полноценную терапию. Это значит, что остается большой слой людей, по-прежнему оставленных со своими проблемами один на один и в том обвиняющих "касту мозгоклюев", причем даже не совсем безосновательно.
Соответственно, и каста замыкается в себе все больше, если отторгает нарушителя с такой силой: не приблизилось ли уже это к старому дворянству, только без официальных титулов, но правящему "за тронами"? Тогда брак с женщиной другой касты - не только нарушение профессиональных принципов, но и "моральное падение".
То есть, по-видимому, нет механизма, который позволял бы инкорпорировать в касту Тера талантливых людей извне,и может начаться деградация, если уже не началась. (Талантливого терапевта вышибают за сам факт связи с человеком другой касты, хотя профессионального нарушения не было.) А также нет механизма, который позволял бы талантливым беднякам проходить терапию бесплатно/за меньшую цену (по результатам экзаменов и тестов, например) и таким образом делать карьеру. Движение снизу вверх нарушено, чувствуется отдаленный запах будущего взрыва.
Грустно как-то.
Мы не придумываем. Мы берем из воздуха и показываем, что там есть. А дальше всё как всегда - осознаваемый процесс есть шанс корректировать. Даже неосознанно. Чары разрушаются. Парадоксальная теория изменений в действии
Ну, мое такое мнение вот.
Поэтому я третий раз в жизни пишу антиутопийку.
За перкрасный стиль и исполнение - спасибо. Я пребывал в глубоких сомнениях.
К сожалению, никакая блестящая "одним махом семерых побивахом" идея не поддается идеальному воплощению, а люди - не болванки, на которых что хочешь, то и пишешь...
Поэтому вот так оно всё и выходит.
Всеобщее счастье еще не настало, а в элитарность оно уже выродилось.
А вот сколько поколений - я еще не знаю.
Не откажусь от подсказки.
Потому что я этого и хочу. Очень надеюсь не слить финал.
ТТТ.
Я сам тут местами носом шмыгаю, а уж казалось бы...
Впрочем, я заради того и ввязываюсь в писанину - чтобы носом шмыгать по ходу дела.
"На, поплачь, я обрыдалась" (с) из "Романа с камнем"
надо будет повнимательней прочесть.
он НЕ МОЖЕТ оплатить терапию? Это другое дело - в данных условиях. Но этого пока не видно, а вот что мне видно - так это что они "отсутпника" травят, а не финансово дискриминируют.
Про "вне каст" - уточню, спасибо.
я понимаю, что терапевты - тоже люди и не всегда бывают проработанными. Но все же такая травля у них маловероятна по профессиональным причинам, мне кажется.
Иначе как поддерживать кастовость?
я говорю о том, что у меня есть отчетливое ощущение, что его, даже будь у него деньги, коллеги бы его не приняли - типа предатель.
и вот это странно. У терапевтов. У зеркальщиков Мурано не странно. У брахманов не странно. У людей родового строя не странно. У терапевтов странно.
Почему они у тебя такие гады? Как это так получилось? "Хотели как лучше, а получилось как всегда"? Как с церковью, что ли?
Про беседы под мостом - прям влюблена в этот кусочек истории, надеюсь , он еще сыграет. Аше, а Трэв только мне напоминает Пола (In treatment) или не только?))) И мне нравится, что он не икона психотерапии, а живой человек, со своими особенностями характера (ну вот со старшим сыном, с женой он точно не святой). Очень жду продолжения, история захватила!
А теперь вопросы))
И брахманы, и зеркальщики Мурано, и люди родового строя, и партизаны, и кто угодно - люди. И терапевты тоже. Поэтому, думаю, любая Утопия оборачивается антиутопией быстро и качественно...