вдруг внезапно вспомнил, что у меня есть вот это. а ведь совсем забыл о нем.
Покуда чайник не остынет,
о нем не вспомним: разговоры...
Ни я тебе жених, ни ты мне,
и до утра еще не скоро.
И мы свободе праздной рады,
и в темном зеркале окна
не ловим накрест беглых взглядов,
но нам опасна тишина.
И снова ставим этот чайник,
и втайне молимся о том,
чтоб не прошло меж нас молчанье
с прикушенным стыдливо ртом.
Не то крушить придется разом
годами нажитый покой.
И, зацепив за фразу фразу,
подталкиваем их рукой.
И вот - поехали сначала.
А те, в окне -
нас миновавшее молчанье
на них обрушится вдвойне?
(Был горизонт кровав и дымен,
плыл горизонт клубами пыли,
ни я тебе жених, ни ты мне,
сцепили руки, как слепые.
Но небо полоснуло землю,
и только там, у самой кромки,
те островерхие деревья -
как край зазубренный и ломкий.
Но начал ты, а я ответил,
и, повторяя друг за другом,
свою считалку, словно дети,
мы завели охранным кругом.
Но путь лежал за край, за небо,
и там на вдохе обрывался.
И я там был, а ты там не был,
и не был я, где ты остался,
в той дальней заводи вселенной,
куда не достигают звуки.
Но ты был мой, а я - твой пленный
по обе стороны разлуки).
И вот - нам нечего бояться:
ночь миновала, как гроза.
Рассвет. В окне не отразятся
осиротевшие глаза.
Любовь на нас неумолимо,
как скорый поезд по прямой,
неслась - и проносилась мимо
в неудежимости слепой.
Мы уступили ей дорогу,
метнувшись порознь с колеи,
мы, не доверившие року
судьбишки жалкие свои.