Но самое главное — это написание, акт создания романа, потому что когда я это делаю, в тот самый момент, я живу в том мире, о котором пишу. Он реален для меня, абсолютно и совершенно. Потом, когда я заканчиваю, я останавливаюсь и покидаю тот мир навсегда — это уничтожает меня. Женщины и мужчины перестают говорить. Они больше не двигаются. Я один, без денег, и, как я уже говорил, мне почти сорок.
блять. я так полагаю, что это невозможно объяснить тому, кто этого не пробовал на зуб.
поле, поле!
конечно, поле откликается, и не только заметками Ф.Дика.
на что откликается? на мой вчерашний плач, на мой утренний стон.
из-го-ло-дал-ся.
до того, что поимел приступ "на помойку", поимел приступ "уеду в Кениг, устроюсь уборщицей, подохну с голоду, но напишу, сколько успею". поимел новенький приступок "нахуй гештальт, работать надо". "работать" - это, конечно, писать, вы же понимаете.
я вспомнил вчера... я обнаружил вчера страшное. самое счастливое время в моей жизни. самое счастливое. самое, повторяю. это страшно, но это так. самое счастливое время в моей жизни - те полтора месяца, когда маленький Лис был в деревне у деда, а я сидел один дома, у меня были сухофрукты, я ходил обедать к Тане (тарелка макарон, чем богаты, тем и делились), у меня был кулек бычков от одного приятеля... да, окурков.
и я заканчивал Акамие. и не делал больше ничего. я оглушительно, я катастрофически не делал больше ничего. я летел. вокруг свистело. небо было мое всё.
мне страшно думать, что в моей жизни такого больше не будет никогда.
я понял, что все время потом я все надеялся, когда же я опять дорвусь.
кажется, пора оплакать эту потерю.
или можно сделать что-то еще?