Леопольд М. никому не мог объяснить, что его держит, что им движет.
Все объяснения, а главное –то, как они преломлялись в понимании слушателей, всегда были на половинку, на четверть, на одну десятую смысла - мимо.
И даже не важно, чем конкретно он занимался. Допустим, только допустим, заведомо зная, что ничего общего его реальное занятие с нашим допущением не имело, - допустим, он собирал материалы к жизнеописанию черной курицы, того самого Черной курицы, подземного жителя. Ну, это для нас речь идет о "том самом", а для Леопольда М. речь шла о самом Черной курице, мудром министре, своими непрестанными трудами обеспечившем могущество и славу великого подземного королевства, и столь бесславно окончившего свои дни в немилости, в ссылке, в нищете.
Леопольд М. не смог бы сказать, в какой момент эта глупая, жестокая сказка проникла в его сердце, захватила его разум.
Но с того момента все его усилия были посвящены одной цели: проследить жизненный путь министра, собрать доказательства его верности интересам королевства, доказать беспочвенность утверждений о связи выдающегося государственного мужа с неким мальчиком по имени Альоша и конопляном семечке. Леопольд М. полагал, что в этой легенде смешаны две совершенно разные истории, и мальчик Альоша со своим конопляным семечком мог делать что угодно, хоть на подоконнике его выращивать, а к достойному министру это не имеет ни малейшего отношения. Допустим, Леопольд М. занимался именно этой историей.
читать дальшеТогда ему пришлось бы подробнейшим образом изучать птицеводство, архитектуре XVIII века, собирать материалы о тогдашних школах и педагогике, стать специалистом в этих вещах, попутно опубликовать множество статей, а то и монографий, выступать на конференциях, получить благоприятные отзывы коллег, премии и награды.
Собранная им коллекция куриных перьев редких пород внушала священный трепет знатокам. К нему неоднократно обращались киностудии с просьбой предоставить редкие, уникальные экземпляры в помощь художникам по костюмам и декораторам. Звезды всех искусств приезжали со всего мира в его скромную усадьбу ради фотосессии в его маленьком музее. Все кругом твердили, что лучших перьев не найти, а оттиски куриных лап стали модным принтом и продержались на пике популярности не один сезон, к вящему удивлению глав модных домов (кроме самых одаренных, которые вдохновенно предсказывали этот эффект еще за год до того, как тенденция проявилась, и настаивали, что целое десятилетие пройдет под знаком куриной лапы).
Собранные Леопольдом М. записи оглушительного кудахтанья и нежного воркования, всех многообразных и удивительных звуков, которые издают домашние куриные, столь же неожиданно стали хитом и повлияли на развитие популярной музыки, дав начало не одному направлению в ней.
При всем том Леопольд М. был несчастен каждый день своей жизни. То, что было видно на поверхности, вся эта слава, суета, софиты, вспышки, грохот и шепотки, все это было, в сущности, пустой шелухой, окружавшей заветную сердцевину, одновременно сладостную и болезненную, драгоценную и постыдную. Ведь он хотел как можно больше узнать о том, кого никогда не существовало, оправдать перед потомками, которых не было, очистить имя, никому не принадлежавшее.
И все свидетельства его успеха были пустым звуком, мятой бумагой, не ласкали и не насыщали его отчаявшейся души, его безутешного сердца, его мятущегося разума.
На самом деле все это было не более чем его фантазиями, ведь после того, как он истратил целое состояние на свои изыскания, родственники озаботились тем, чтобы запереть его – абсолютно безосновательно – в доме скорби, между десятков душевнобольных. Ему было абсолютно не место там, но он не смог ничего доказать. Его уникальная коллекция, его бесценные аудиозаписи, его библиотека, состоявшая из книг по птицеводству и всех, начиная с самых ранних, изданий роковой сказки, все было разорено, распродано, растерзано и уничтожено.
Полный отчаяния, лишенный надежд, он коротал свои дни под бормотание товарищей по несчастью. Впрочем, кормили неплохо и сад при лечебнице был очень уютный. Но смысл, смысл его жизни был полностью утрачен вместе со свободой.
Все изменилось в ту ночь, когда простыня его кровати приподнялась, когда из-под нее выглянули бойкие глазки миниатюрной черноволосой девушки, одетой в черный облегающий костюм, как в фильмах про суперагентов, проникающих в закрытые помещения и крутящих сальто между натянутых от стены к стене лучей лазера. В точности такая девушка, во всем черном, за исключением затейливого красного банта на черном берете, покрывавшем ее коротко остриженные кудряшки, выглянула из под кровати и, убедившись, что не испугала до смерти уже немолодого Леопольда М., вылезла из-под нее вся и присела в грациозном книксене.
- Реверанс был бы уместнее, - сказал она очень милым голосом. – Гораздо полнее выразил бы мое почтение к вам. Но в этой одежде он просто немыслим.
Лишенный дара речи, Леопольд М. смотрел на нее округлившимися глазами. Впрочем, ее глаза казались такими же круглыми, но от природы, и это было очень, очень мило. Ему показалось, что ее лицо – также округлое и при этом длинноносое – откуда-то ему знакомо.
- Я вижу, вы не удивляетесь, - улыбнулась она. – С вашей проницательностью и верностью нашей семье, с тем, что вы о нас знаете, вы не могли сомневаться в нас. Конечно, вы знали, что мы придем за вами. Позвольте мне представиться, я пра-пра-правнучка и прямая наследница Черной курицы, и я с огромной гордостью и смирением ношу это имя. Я пришла, чтобы вывести вас из узилища и проводить туда, где вы сможете продолжить ваши изыскания на гораздо более обширном материале. Наш дом и все что в нем есть – в вашем распоряжении. Также должна сказать, что мы позаботились приобрести – конечно, через подставных лиц, - и спасти иными способами все, что было возможно, чтобы сохранить собранные вами бесценные материалы. Пойдемте со мной. Вы ведь не откажетесь?
Стесняясь больничной пижамы, Леопольд М. все же выбрался из-под казенного тощего одеяла, встал и неловко поклонился.
- Пойдемте же! – воскликнула юная госпожа Черная курица, крепко взяла его за руку – тонкими твердыми пальцами, улыбнулась ему открыто, радостно и – снова то же впечатление – очень мило. Она внезапно оказалась одного с ним роста, или это он стал одного роста с ней, потому что, откинув проштампованную простыню, они вместе, даже не головы не наклонив, прошли в темное пространство под кроватью. Черная курица улыбалась - сияя красотой и радостью даже в темноте, и Леопольд М. чувствовал себя молодым, как никогда, и так же уверенно чувствовал, верил, знал, что это чистая правда, все так и есть, все на самом деле именно так.