Вот так оно и происходит.
Ты читаешь текст одного человека о рифме и нерифмованной поэзии древнего мира, и ты говоришь с еще одним человеком - о ножах и мотоциклах, о свечах и мыле, о том, что было давнее давнего, хотя на самом деле не так уж давно, а потом читаешь его стихи, ну, скажем, о войне, и они - о любви, и ты говоришь с еще еще одним человеком, и всё о том же, а потом снова с тем же, чей текст о рифмах ты читал, и эти люди друг с другом никак не знакомы, кажется, допустим, паспортно - точно никак; и как-то так ясно, что всё это - и чтение, и разговоры, и внезапные нерифмованные, но созвучные отзывы одного другому, одного в другом и всего - в тебе - не вдруг, а очень последовательно и предсказуемо и легко сходятся в одной точке, и ты уже поешь, и пальцы сами находят лады, уж чему-то я все-таки научился за эти годы и месяцы сам и с учителкой, и понимаешь, что это не конечная точка, что твоя песня немедленно отразится и откликнется еще еще еще одному человеку, или не одному, и свет будет передаваться дальше и дальше, и от этого он увеличивается прямо в тебе, как будто заранее вобрав в себя все будущие отклики и отражения, и свободно легко сияет тебе и из тебя.

Извините. Даже Д., называвший себя убийцей пафоса, был бессилен перед моим пафосом, потому что я воин пафоса, о да.

πάθος [патос] ουσ ο страсть, пафос, жар, пыл, злоба, враждебность
Эллино-русский словарь

А песня, конечно, получается совсем без рифмы.