[По случаю Пятнашек в txt_me, хоть и не осален.
Два года не писал ни о чем, кроме.
Ну, посмотрим, могу ли я писать о чем-то еще теперь.]
Птица Сиатай поет только раз в жизни.
Услышать ее - непревосходимый подвиг, самый щедрый дар судьбы, поцелуй небес.
Нет числа тем, кто отправился в путь, чтобы отыскать ее.
Никто не вернулся.
Когда количество рисунков, составленных по устным описаниям досужих бахвалов, а также многостраничных трактатов авторства знаменитейших ученых мужей, едва перевалило за третью сотню, а копий и вовсе стало не счесть, поступило распоряжение от Держателей Небесных Удил: уничтожить. И они были уничтожены, к огромному облегчению народа.
Потому что всякий знает: птицу Сиатай не видел никто. И если человек начинает рассказывать о своей встрече с ней, он, очевидно
..., стал жертвой распространенной мозговой болезни, следующая стадия которой - пожирание мозгов ящериц и тритонов, а после и людей, преимущественно, свежеубитых. А передается болезнь через разглядывание рисунков, чтение фальшивых трактатов и слушание лживых рассказов. И хотя опасность сего известна, всегда найдется любопытный, которого она не остановит – и снова пойдет гулять по бескрайним просторам мира опасная хворь. Потому трактаты и рисунки уничтожили вместе с создателями и всеми их родственниками и домочадцами, просто на всякий случай. Держатели Небесных Удил предусмотрительны.
Огонь костров поднимался до неба, разрывая ночную тьму, и опаленные края темноты корчились, издавая сиплый вой. Люди же плясали и пели на площадях, впрочем, недолго. Держатели Небесных Удил распорядились также, чтобы порядок восстановился как можно скорее. И ослушаться никто не захотел.
Но честный повествователь обязан здесь внести ясность: все эти мудрые и действенные меры не приносят ожидаемого результата вот уже в трехсотый раз. Не только родня и домочадцы рисовальщиков и писцов, ученых и библиотекарей заглядывают в опасные книги. Бывает, совсем посторонний ребенок проберется в чужой дом, сам не зная, зачем, почему. Прокрадется в библиотеку, проникнет в кабинет хозяина, в комнату сына-студента, в хранилище редкостей, какое в любом приличном доме имеется, хоть и не каждый хозяин может похвастаться уверенным знанием его содержимого. Так уж повелось: редкости и диковины передаются из поколения в поколение, но не в каждом поколении рождается истинный, не на показ, любитель знаний.
Но вот, чужое дитя проберется в дом, подглядит в беспечно оставленный на виду запретный том, или проникнет в дальний покой и замрет перед свитком, освещенным случайным пятном света. И что-то толкнется в сердце, и как будто надтреснет скорлупа. Едва-едва, неприметно. Необратимо. Что-то подскажет, что рисунок неверен, а рассказ лжив. Что-то потребует исправить записанное и нарисованное.
Если ты – это несчастное обреченное дитя, слушай меня, я проведу тебя тропой премудрости между безднами отчаяния и гибели. Слушай меня, если ты уже вышел возрастом настолько, чтобы отправиться в путь, то отправляйся немедля, дабы хоть гибель твоя была ненапрасной. Что мудрого и высокого в том, чтобы вновь и вновь лгать, раз за разом отклоняясь на доли неправды от начальной версии? Что за толк в том, чтобы вводить в заблуждение рисовальщиков и писцов, требовать с них новых, более точных рисунков, снабжая их только собственным вымыслом?
Иди туда, где ты сможешь встретиться с истиной, которая тебя преобразит.
Шаг за шагом, день за днем иди, ищи колодцы с самой темной водой, спускайся в них с фонарем и сетью, лови ускользающие тени и блики. Поднимайся на самые высокие горы, те, с которых виден край света, погруженный в океан темноты. Всегда поворачивайся лицом к ветру, вдыхай его, впускай его в себя прямо, не вынуждай огибать твою плоть, а когда выдыхаешь – благодари судьбу за то, что выбрала тебя, наделив этой страстью, этой тоской. Так, тень за тенью и блик за бликом, звук за звуком и безмолвие за безмолвием, вдох за вдохом и слово за словом ты соберешь свою птицу, ибо нигде нет ее целиком, и она же – везде. Если будешь упорен, если не отступишь и не утешишься, если не оставишь стараний и не соблазнишься отдыхом, не прекратишь поиска более чем на три дня, то однажды она снизойдет до тебя с бесконечно удаленных – бесконечно удивленных небес, канет, ринется к тебе, сжигаемая страстью равной твоей тоске по ней.
И когда она опахнет тебя теплым воздухом, стекающим с ее оперения, когда пряди ветров со всех сторон света оплетутся вокруг твоей головы, когда отблески рассветов и закатов со всех континентов и островов засияют алым и золотым тебе в глаза, когда соловьиные трели и сладострастные стоны, вздохи невинных влюбленных и сонное сопение младенцев, плеск волн морских и рокот дождя на железной крыше, и все другие прекраснейшие звуки мира зазвучат в твоих ушах, и сквозь все это, перекрывая и превосходя все это, зазвучит и засверкает вокруг тебя и - о, чудо, о, невозможное чудо! - в тебе самом эта песня непобедимой любви всего на свете ко всему на свете, ты поймешь, почему вечная небесная птица Сиатай поет только раз в жизни, в твоей.