Когда она болела и не могла ходить в детский сад, она оставалась дома одна.
Отец был в море, кажется.
Мама уходила на работу и обещала принести пирожное - круглое, с вкусным чуть кисловатым кремом внутри, это было заварное пирожное с белковым кремом.
Она сидела дома одна, читала книжку, в которой было про муравьев и тлю, про муравьев и муравьев, про золотоглазку и личинку божьей коровки... короткие такие рассказки про всех них.
И еще она ходила смотреть в окно, кажется, в кухню - там было окошко, в которое можно было, встав на стул, смотреть на ту часть двора, по которой мама должна была прийти с работы.
Была печаль и было ожидание. Но страха не было.
Страх появился уже в школе. Она приходила домой после уроков и не переодевалась, оставалась в школьной форме, потому что ей было страшно это сделать: в тот момент, когда поднимаешь подол платья и потом стаскиваешь его через голову, ей становилось жутко. Как-то так жутко, как будто кто-то еще может присутствовать в комнате и если оказаться с закрытыми глазами и спутанными платьем руками - может напасть. Мама ругала ее за то, что она не переодевается, когда она сказала, что не может переодеваться, потому что боится чёрта, мама сказала "какого еще черта? нет никакого черта".
Вот еще интересно, "коллекцию чертей" они уже тогда начали собирать? Или это другой черт? Откуда черт? В смысле, откуда название этому?
Потом, уже будучи взрослой, когда отец привез большие такие хорошие наушники, она не могла слушать музыку в наушниках, когда была одна дома. Это было все равно что завязать глаза.
Это началось после переезда, они переехали как раз, когда она была в первом классе.