Человек, которого нет - 42

[homovivo]

Записки сумасшедшего: Вон оно как…

Очень трудно говорить об этом. И примешивается ощущение, как будто сам понимаю, что этого не может быть, сам себе не верю. Но главное – страшно называть эти вещи вслух.
К. предложила рассказывать в третьем лице. У меня не получается. Вот это правда страшно. Как будто я отделяюсь от себя. Как будто отрекаюсь. Рассказываю о ком-то другом. Но это всё – обо мне. Пришлось мучительно прорываться через немоту, стыд, оцепенение.
Кое-как рассказал о своих фантазиях насчет «улитки». Она говорит, что на этот счет стоит поинтересоваться в сторону гипнотических техник, это скорее туда, там такое может быть.
И еще, говорит, по времени, если я предполагаю, что моя подготовка началась около 64-го года, управляемая деперсонализация прокатывает.
«Делайте, что хотите, меня здесь нет…»

Неокончательный диагноз: Ориентация во времени и пространстве

Затем был перерыв в работе с М.
Когда они вернулись в кабинет, началась Африка – едва-едва, только бег по тропе среди деревьев, а затем ему попалась на глаза фотография Мигеля Энрикеса, и он задумался о своих связях с MIR, а сразу после начал вспоминать то, как в последний раз видел Кима. Этим были заполнены апрель и май.
Это было трудное и обременительное состояние двойственности. Лу все еще судорожно хватался за привычную картину мира, где «переселение душ» и «прошлая жизнь» годятся для фантастических романов и только. И в то же время он пристально и настойчиво рассматривал высыпавшиеся из прорех в памяти детальки и собирал из них запасной вариант: а если все это было? Потому что если не было – то куда все это девать? Выбрасывать нельзя – нечестно. Вот оно есть, и оно должно было откуда-то взяться.
Все больше крепло ощущение, что он привык проверять и перепроверять информацию, держать в голове несколько вариантов оценки происходящего, допускать все, что следует из той или иной комбинации данных, не отбрасывать те, что ему неудобны. Это было несколько обременительно, конечно. И в то же время – нравилось. Так что он не без удовольствия и азарта балансировал между «этого не может быть» и «этого не может не быть», то и дело спрыгивая то на одну сторону, то на другую, и так же легко возвращаясь к позиции ровно посередине: «я не знаю».
Сторона «этого не может не быть» регулярно подкидывала все новые и новые фигурки на это поле.
В начале мая он в очередной раз ехал из Питера – проснулся около шести утра на нижней полке в плацкартном вагоне, достал планшет и стал пролистывать свои отчеты о сессиях и дневниковые заметки между ними. Он дошел только до шестой сессии, как ему пришлось остановиться.
«И в конце концов я тоже оказываюсь в этой мясорубке, но в самом начале - совсем другие цели и задачи у обеих сторон. И я собранный, с ненавистью и гордостью, и готовый. К чему и как, особенно - как, мать его, я не понимаю».
К этому моменту в его «запасном варианте» - если все это было на самом деле – было представление, что его обрабатывали очень технологично. Но были и куски про реальную мясорубку. Было подвешенный в воздух вопрос об «улитке» – и о том, что ему не давали возможности к ней прибегнуть. Было также выхваченное из первой второй сессии острое чувство победы, и чем дальше, тем сильнее оно связывалось с «улиткой» - еще бы, оттуда они его ничем не могли бы выковырять, а другого способа победить в той ситуации он не представлял.
Ему не удавалось сложить эти куцые и разрозненные обрывки в полную непротиворечивую картину. Но в этот раз, когда он перечитывал свою запись, уже спустя пять месяцев после того, как она была сделана, разворошив за это время так много забвения, пережив столько флэшбэков и ночных кошмаров, в этот раз что-то зацепилось за что-то, какие-то детальки сложились вместе и сощёлкнулись.
Он едва отдышался, потрясенный накатившей волной, и, увидев, что в планшете почти разряжена батарея, кинулся записывать произошедшее, потому что знал уже по опыту: через час сам не поверит, что было так.

Записки сумасшедшего: Срочно, чтобы не потерять

Перечитывал записи - дошел до того, что в конце я оказываюсь в той же мясорубке - как? зачем? - внезапно понял, что оттуда как раз и можно свалить, если бы кто-то продолбал химию - но как я там оказался? - почти акт отчаяния, последняя надежда запугать? - а химию и продолбали, живодеры тупые, - злая и яростная радость - покрутил головой, как все складно! - недоверие – и, сметая его, внезапная почти судорога по всему телу - радость, сильная радость, указательный палец правой руки неконтролируемо задергался.
Еще догоняет волнами радость, гордость, сила.


Неокончательный диагноз: Расшифровка

Успел сохранить – на остатках батареи, как раз хватило.
Добравшись домой, принялся расшифровывать эту короткую сбивчивую запись.
В третьем лице, как предложила терапевт, чтобы не тормозить себя недоверием и хоть немного меньше вовлекаться эмоционально:

У него была возможность в крайнем случае прибегнуть к некоему способу увести себя в бессознательное состояние, фактически - превратить себя в «овощ». Это заранее подготовленный путь отступления, когда понятно, что небольно умереть не получится, умереть быстро - тоже, а информацию надо скрыть любой ценой. Может быть, это и называлось «улиткой», там присутствует образ спирали, сворачивающейся внутрь. Запускается эта штука при помощи некой последовательности действий, на которые закреплена команда, скорее всего это готовится с помощью гипнотических техник. Запустить заранее запрограммированную «улитку» можно самостоятельно.
Почему он не сделал это сразу, почему столько ждал, прикрываясь деперсонализацией? Что у него еще было для защиты информации?
Некоторой степени концентрации запуск «улитки» все-таки требует, именно этого ему старались не позволить. Похоже, они уже кое-что знали или догадывались об «улитке», поэтому практически сразу, как только местные военные передали его им, к нему были применены химические средства (кстати, какие это могут быть препараты?). Сосредоточиться и ясно осознавать происходящее было очень трудно, только короткими прорывами.
На этом фоне он был подвергнут интенсивному и разнообразному воздействию, практически непрерывно, спать давали тоже только на препаратах.
Не верю в то, что можно это выдержать. Но, кажется, у него есть какой-то след памяти о том, что ему это удалось.
Похоже, что в конце его передали «гориллам», возможно, с целью шокового воздействия.
Похоже, «гориллы» не соблюли режим, и он получил какую-то передышку от химии.
И воспользовался ей, чтобы запустить «улитку».

***
В конце он добавил фрагменты из других записей, которые ему казались связанными с этим пониманием.
«...
Я лежу на полу, пол бетонный, стены бетонные, помещение, кажется, вовсе без окон, электрический свет, я приподнимаюсь на локте, на левом, поворачиваю голову и смотрю на себя, вижу свои ноги, на них брюки, серые, довольно светлые, и поэтому на них хорошо видно, что они мокрые вверху. И я как-то ничего не чувствую, некоторое внутреннее отупение или оцепенение».
«...
Я не пошел туда, и мы остановились. Потом я сложился, наклонился на колени и покачался так, без слез, но оплакивая себя. Потом сверху, по спине, прокатилась волна спокойствия и уверенности, мне стало совсем просто и легко. Спокойно и уверенно.
Не знаю, как это вообще возможно - но, кажется, я справился».

Потом полез в интернет, читать о промывании мозгов. Нашел проект «Синяя птица», проект «Артишок», проект «МК-Ультра». Ему хватило. Не то чтобы он совсем ничего об этом не знал – все об этом хоть что-то да слышали или читали. Но раньше он никогда не вникал в это.

Записки сумасшедшего: Три строчки

Как же мне страшно на это смотреть.
Как на то, что со мной делали, так и на то, что я (если) смог справиться с этим.
Аж подташнивает.