Ай-йииии, пичалько, никакого места в "Первоапрельском безумии" я не занял и никакого приза не получил, такой вот рассказ был там у меня.
Отель «Перекресток» - Вольфрам Мария… Леонидас… Иннокентий… Простите, не расслышал, а как вас по матушке?
- Несмеянович.
- Фамилия?
- Понтец-и-Хуарец! – с каменным лицом ответил Иннокентий.
Регистратор одарил Иннокентия радушной улыбкой.
- Поздравляю! Мадемуазель Продольно-Поперечная прибудет к вечеру. Она распорядилась приготовить для вас лучший из наших люксов.
- Я рассчитываю на самый скромный номер.
- Но ведь вы жених молодой госпожи Продольно-Поперечной!
- И все же, нельзя ли мне занять номер скромнее, лишь бы с приличной ванной? – с достоинством возразил Иннокентий, поправляя манжеты, изящно выглядывавшие из рукавов простенького сюртука.
- Мадемуазель Продольно-Поперечная будет очень недовольна.
- Пусть, - упрямо ответил Иннокентий.
- Решительный характер, благородная скромность! – в голосе девушки, появившейся в вестибюле гостиницы, приятно сочетались уверенность и лукавство. – Господин Понтец-и-Хуарец, не может быть никаких сомнений, это вы!
Из груди Иннокентия невольно вырвался восхищенный вздох, который равно мог быть вздохом облегчения: по условиям предварительного соглашения жених не должен был видеть изображений невесты до личной встречи.
- Мадемуазель Продольно-Поперечная?
Девушка властным жестом остановила регистратора и мягко улыбнулась Иннокентию:
- Обойдемся без церемоний. Зовите меня просто – Мари.
Она пригласила его на ужин...Она пригласила его на ужин в ресторане, расположенном на крыше «Перекрестка». Он попытался отказаться от приглашения, ссылаясь на головную боль и дорожную усталость, но Мари нежно коснулась его рукава и, приглушив голос, сказала, что позаботилась обо всем, и пусть он ни в чем себе не отказывает, ей только в радость!
К вечеру Иннокентий чувствовал себя свежим и бодрым, подогнанный по фигуре бархатный френч сидел идеально, брови и ногти приобрели изящную форму, лицо сияло, обрамленное романтичной щетиной, на скулах лежал тонкий румянец, на губах играли мягкие блики… Его природная красота была доведена до совершенства благодаря искусству парикмахеров и портных. Наконец он чувствовал себя уверенно: никакой штопки, никаких лоснящихся пятен, никаких следов перелицовки и надставки рукавов и штанин! Свежайшее белье, аромат дорогого парфюма, легкость движений после массажа и ароматических обертываний.
Они сидели у самого края крыши, облокотившись на перила, и непринужденно болтали, глядя вниз на прохожих и экипажи. Мари развлекала его забавными историями из своей жизни, призналась, что лучше всех в классе знала математику, но всегда проваливалась на контрольных и экзаменах, Иннокентий в ответ признался, что в силу наследственного порока он никогда-никогда в жизни не смеялся – и не сможет, она с привычным уже благородством заметила:
- Но у вас такая обаятельная улыбка! – чем повергла его во все усиливающееся смущение…
- Не покататься ли на дирижабле? – спросила она, как бы невзначай касаясь его руки.
- Зачем вызывать дирижабль? – удивился Иннокентий. – Отсюда все прекрасно видно.
- Нет, нет! – настаивала она. – Сегодня обещают роскошный звездопад – поднимемся выше, чтобы городское освещение не мешало любоваться им!
Он согласился, и она махнула рукой официанту, как будто все заранее было приготовлено ею, с ее обычной предусмотрительностью.
- А если бы я отказался?
Она приблизила губы к его уху и шепнула, почти целуя:
- Я нашла бы способ тебя уговорить.
- Почему ты приехала раньше? Я ждал тебя только вечером…
- Я умирала от любопытства, - призналась она. – И я счастлива, что не потеряла эти часы своей жизни, что я провела их, замирая от счастья и упиваясь надеждами.
- И я, - признался Иннокентий. – Я счастлив, что уже несколько часов я знаю тебя. Я опасался, что…
- Что я уродлива? – засмеялась Мари. – Кривонога, близорука и толста?
- Ну, - смутился Иннокентий, - у нас там говорили разное… Я опасался связать свою жизнь с женщиной, которую не смогу полюбить.
- Тебе это не грозит, - твердо пообещала Мари.
- Я знаю, - счастливо откликнулся Иннокентий.
- Кататься, кататься! – воскликнула Мари, вставая, потому что небольшой прогулочный дирижабль уже встал над крышей отеля, и длинная лестница, сверкая начищенной медью, опустилась из открытой гондолы. В это самое мгновение внизу раздался голос швейцара:
- Добро пожаловать, мадемуазель Продольно-Поперечная!
Иннокентий наклонился над перилами и его взору предстала карикатурная фигура в платье моднейшего фасона, в массивных гогглах с толстыми выпуклыми стеклами, с важным видом хромавшая от экипажа к входу в отель. Отвернувшись от улицы, он в глубочайшем потрясении взглянул на Мари. Та только громче рассмеялась:
- Да, Мари Продольно-Поперечная, моя соученица и тезка! И заодно – твоя невеста.
- Объясни мне, что происходит?
- Надо торопиться!
- Нет, я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь.
- Слушай же! Мари – мадемуазель ПэПэ, как мы дразнили ее в институте, - знала, что я собираюсь свататься к тебе, но мне стоило труда уломать маму, которой хотелось найти жениха побогаче. Она знала, что я почти добилась успеха! Она пришла к нам и рассказала все вздорные выдумки, каких много бывает о любом неженатом молодом человеке… Ну, ты знаешь. Мама была шокирована и запретила мне даже думать о тебе. Я, разумеется, не отступилась, но время было упущено: ПэПэ просила твоей руки и получила согласие. В своей наглости она зашла так далеко, что попросила меня предоставить ее жениху лучшие номера в моем – моем! – отеле. Что ж, я не отказала дорогой подруге в столь ничтожной просьбе. И вот… Я – Мари Маринична Лисицина, и я здесь, а там – твоя невеста. Бывшая. Потому что, прости, дорогой, я немедленно тебя – похищаю. Ты – согласен?
Едва дирижабль взмыл над крышей, над столиками ресторана взметнулись золотые струи фейерверков. Ладонь Мари Лисициной крепко сжимала руку счастливого жениха, снизу летели проклятия разгневанной мадемуазель Продольно-Поперечной, визг и хохот гостей ресторана, золотые и алые искры – а им навстречу с неба летели звезды.
Иннокентий Понтец-и-Хуарец не умел смеяться. Он держал за руку невесту и проливал счастливые слезы, как и положено всем влюбленным перед свадьбой.