[homovivo]

то, что было до Интермедии

Ханис-старший, побратим и соправитель, друг и когда-то – соперник… Нет, не соперник, но вор. И все же он был здесь, он жил, дышал, двигался, говорил, драгоценный! Каждый раз удивлялся Эртхиа, благодарно и восхищенно. Глубоко под золотыми, облитыми солнцем вершинами братской любви таились бездны негодования и ненависти – и все же любви хватило для того, чтобы Ханис жил.
И, конечно, он был уже в том покое, где всегда они встречались, чтобы обсудить дела правления. Он и прежде не опаздывал – теперь же приходил заранее. А то и вовсе не уходил, подозревал Эртхиа. Этой ревности к делам он порой завидовал, порой злился на Ханиса, как будто видел укор себе в его усердии.
Сегодня был рад видеть Ханиса – и только. А тот ворошил записки с донесениями лазутчиков и почтовых гонцов, сведения о караванах и кочевых племенах. Приветствовал соправителя кивком и протянул ему свиток:
- Из Хайра все еще бегут. В Хайре все еще воюют. Ты их лучше знаешь: когда перестанут?
- Когда всех перебьют?
- Кто?
- Все. Все всех. И не иначе. Не остановятся.
Ханис оторвал взгляд от свитков.
- Что, неужели все – всех?
- По-другому быть не может. Все, кто остался в Хайре, равны в правах… Спорят за трон Хайра, а прямых наследников нет. И не прямых уже нет.
- Ты есть.
- Где я и где Хайр!
- Все равно, - мрачно отозвался Ханис. – Я беспокоюсь.
- О Хайре? – вздохнул Эртхиа.
Ханис посмотрел на него внимательно.
- О тебе. Вдруг кому придет в голову, что ты можешь прийти в Хайр и потребовать корону? Кто сможет оспорить твои права? Я бы на месте этого… предполагаемого умника постарался бы от тебя поскорее избавиться.
- Ашананшеди нет больше в Хайре.
Ханис сердито вздохнул. Эртхиа пожал плечами: кому суждено быть убитым, тот будет убит, и говорить не о чем. Нет, он не беспечен, но пока Судьба хранит – нечего и беспокоиться, а если лишен ее попечения – не помогут никакие ухищрения, ему ли не знать!
- Да, Ханис, всякое может быть, но мне и этого царства довольно и о большем я не мечтаю.
А что будет с Аттаном, если Эртхиа-хайярда убьют? Что будет с детьми? Ноша моя, ноша непосильная… Где тебе край и предел?
- Хорошо не быть богом, просто царем, - сказал Ханис. – Можешь не печалиться о Хайре, покинув его.
О да, откликнулся Эртхиа беззвучно. О Хайре – могу. Но не об Аттане. А ведь я не бог. Всего лишь Эртхиа, сын Эртхабадра, последнего царя Хайра, волю которого никто не оспаривал.
- Я, знаешь, поехал бы… По дороге на Хайр. Сам послушал был караванщиков, сам между беглецов походил бы.
Ханис снова внимательно на него посмотрел.
- Я про убийц толкую…
- И я про них же, - согласился Эртхиа. – Где они станут искать меня? Здесь, да в моем доме, да на аттанском базаре. Но не на дороге в Хайр, нет, не по караванным домам, не по обочинам…Можешь быть за меня спокоен.
- Посмотри на себя. Лицом ты…
- Да. Вылитый владыка Хайра. И всем известно, что я ношу красный кафтан – а я надену… другой. И никто не станет даже приглядываться, кому я нужен, один из многих? Оденусь, как приказчик из купеческого дома. Пристану к каравану… Эй, Ханис! Ну-ка посмотри на меня. Что с тобой? Мне даже обидно… Ты так за меня боишься?
Ханис отвернулся, пожал плечами.
- Нет. За тебя не боюсь. Ты давно не нуждаешься в няньках, сам за собой присмотришь и защитишь себя. Тебе виднее. Это правда.
- А что же у тебя с лицом?
- Это другое. Другое.
- Так скажи мне! Ни ты мне не нянька, ни я тебе. Но разве мы не друзья? Не братья? Твоя тревога – и моя также!
Он схватил Ханиса за плечи и заставил показать лицо. Всмотрелся в тени и складки, свел горестно брови:
- Какая боль, брат мой! И ты молчишь. Как можно! Скажи мне.
Ханис пожевал губы, вздохнул несколько раз – тяжело, через силу, как будто заставляя себя дышать.
- А ты не замечаешь этого?
- Чего, брат?
- Как будто кого-то не хватает.
- Кого-то? – переспросил Эртиха.
Ханис кивнул.
И тогда Эртхиа вспомнил, как остановился в растерянности, выходя из своего сада, как не смог понять, кого не хватает там, когда все его жены в сборе и дети бегают и играют среди фонтанов…
Вот так-то, подумал Эртхиа. Я мечтал отплатить за мою боль – и сейчас ты страдаешь, мой побратим, мой друг, мой соперник, хотя соперником ты и не был никогда, а только орудием в руках безумной Ханнар. Но то-то и непростительно, что ты был орудием в руках женщины, а не наставником ее на пути справедливости и чести. Но вот, вот, ты лишился той, что была дыханием и жизнью сердца – и разве я рад? Где мое торжество, где мое ликование, где хотя бы удовлетворенность? Я готов плакать с тобой, я готов назвать имя. Вот только ты не плачешь – а я не знаю, где моя сестра, отчего ее нет в Аттане возрожденном. И если я назову ее имя, мне придется назвать и то, что случилось здесь, и ты спросишь: как это случилось и почему ее нет с нами. А у меня нет ответа. Может быть, моя вина в этом – я не одобрял ваш брак и винил Атхафанаму в том, что не удержала тебя в супружеской постели, не препятствовала твоим встречам с моей Ханнар… Горе мне, горе мне тогда.
- Чего-то не хватает. И когда я дышу… - Ханис прижал ладонь к груди. – Воздух как будто проходит мимо, не вдыхается. Как будто во мне дыра – и нечем… - И тут он как будто склонился над чем-то маленьким и хрупким и нежно, еле слышно произнес:
- Исцелить эту рану.
- И мне нечем дышать.
- Как я мог забыть что-то, было? Как я могу тосковать о чем-то, чего не было? И как мне понять, забыл я – или не было ничего? Я схожу с ума, брат мой?
- Нет, - ответил Эртхиа так твердо, как только мог. – Ты так крепок в разуме, что я завидую тебе. И я обещаю помочь тебе найти разгадку. Клянусь – и да будет Судьба милостива ко мне и позволит, и не запретит исполнить мою клятву.
И они обнялись, и Эртхиа ушел из дворца в задумчивости.
Не время теперь шататься туда-сюда по купеческим дорогам. Не время рассеивать собственные тревоги, не время от скуки исцеляться праздными прогулками. Но как помочь брату, он тоже не видел. Мог только одно: страдать рядом, хоть и на свой лад.