- Напустил туману... От кого прячешься, мастер?
- От себя.
Ао собрал волосы в жгут, завязал узлом ниже затылка. Длинный седой хвост, уже схваченный сыростью, тяжело лег по спине. Покачал головой:
- От себя... И то, кому еще ты нужен, старик. И себе теперь не нужен.
- Не ворчи, - буркнул Хо.
- Ну это уж слишком. Всю жизнь звать меня ворчуном - чего ты хотел в конце?
- Думаешь, уже конец?
- Почему бы и нет. Лет нам лет - и года пошли, может, и хватит уже?
- Мы были стариками, когда всё кончилось. Не помолодели, когда все началось. И сейчас мы старики, Ао.
- Ну, не говори. Какие же мы были старики тогда? Вот сейчас - да, другое дело. А тогда... ну, пенсионеры.
- Все равно, Ао, все равно. Люди столько не живут.
- Вот и не надо было. Никто ведь тебя силком не заставлял.
- Молодым хорошо, они жизни не чувствуют - как она утекает миг за мигом, как она заканчивается, едва начавшись. Вот и бродят по ярмаркам, дуют пиво в Суматохе, развлекаются. А жизнь уже к концу идет.
- Да им еще лет-лет до того конца!
- Но к нему все идет. Не вспять. К концу.
- Хо, что с тобой? Ты вдесятеро против первой своей жизни прожил - не надышался еще?
- Разве можно перед смертью надышаться?
- Да у тебя вся жизнь перед смертью!
- А у тебя иначе?
Ао присел к костру, поднял палочку, пошевелил угли. Хо украдкой взглянул на него и тут же отвел глаза.
- Не хочешь ли чаю? - спросил любезно.
- Никак ты меня уже выпроваживаешь?
Хо не ответил.
- Нет, старик, и ты не Лао-цзы, и я тебе не Конфуций, чаю выпью, но уходить не собираюсь.
- Старик... - ядовито откликнулся Хо, когда Ао уже перестал ждать ответа. - Старик! Ты забыл, что я младше тебя на пять лет?
- Пять лет! Пять лет, клянусь лягушкой! - Ао искривил рот, задрожал плечами и наконец, не удержавшись, сложился пополам от смеха, едва не ткнувшись лбом в горячие угли. - Пять! Я ничего не забыл, я помню: пять лет, девять месяцев и три дня. Ты правда думаешь, что это делает тебя молодым? Моложе... после того, как мы прожили столько - столько! - бесконечных лет. Пять!
- В том-то и дело, Ао. В том-то и дело. Не было никаких лет. Не было времени.
- Ну, сколько-то было, - рассудительно заметил Ао. - Год, может, и наберется.
И снова прыснул.
- Иди ты. Невозможно с тобой говорить.
- А ты разве хотел? Ты вон спрятался сначала, потом выпроваживать меня вздумал. С чего бы это? То сам от себя избавиться хочешь, то жалеешь уходящей жизни. Ступай в Суматоху, сними там квартирку над Ратушной площадью, с видом на море, как ты любил прежде. Ручаюсь, месяца не пройдет, как твой несчастный организм, которому ты не давал умереть столько... в безвременьи... Ручаюсь, через неделю или месяц, ну через полгода, ибо Суматоха - рай дураков, ты мирно почишь. Не этого ли ты хочешь?
- Не знаю, не знаю, Ао, я не знаю. Я устал. Я так устал от этой несменяемой вахты...
- Кто ж тебе не давал отдыхать?
- Когда же отдыхать, когда жизни так мало, а потери так велики? Каково это, Ао, потерять весь мир?
- Ты спрашиваешь меня? Не знаю, каково это было тебе. А я просто потерял весь мир. И это не с чем сравнить. Весь мир. Кроме одного человека - и мне хватило, чтобы выжить.
- Как видишь, мы выжили оба. И ты свидетель - я делал всё, что в моих силах, и свыше того, чтобы восстановить утраченное. Я работал, не покладая рук... не опуская век! Я работал - и учил, учил, чтобы было кому встать рядом, разглядеть во тьме свет... Умерли все, кто начинал с нами. Я все еще здесь и тружусь. Но... тьма все так же бесконечна, мир все так же хрупок, люди... такое же дерьмо. Я думал, я верил, что созданное заново будет драгоценно. Даром данное никто не ценит, так было всегда... Не знаю, сколько оставалось времени, если бы не тьма. Всё висело на волоске, и все это знали, но делали чтвид, что... или действительно верили, что пронесет. Так уж устроены люди, точно знают, что умрут - но и об этом умудряются не помнить. Живут, как будто бессмертные. Гадят, как будто им подарили бездонную яму для их дерьма.
- А ты говоришь - старый, устал. В тебе пылу на десяток молодых...
- Нет, Ао, нет. Это не пыл. Это пыль, прах... Зола. Но и в золе полыхнет, если раздуть хорошенько.
- Кто тебя раздул, Хо?
- Иди ты. Говорить еще с тобой... Да ты понимаешь? Да что ты понимаешь?
- Ничего, - легко согласился Ао.
- Когда это поле - по травинке! Эту ель - по иголочке! А они?
- Рыбу - по чешуйке, птицу - по перышку...
- Не смейся.
- Разве я смеюсь. Я видел. Я понимаю, о чем ты.
- Им опять кажется, что всё даром досталось - и никогда не кончится...
- И никто, никто не ценит твои бесценные творения...
- Я не об этом!
- Для них это не творения, пойми. Для них это - земля, вода, пища. Чтобы им жить. Чтобы им есть. И чтобы срать, извини. Человек не может есть и не срать. И ты тоже не можешь.
- Если бы только это, Ао, если бы только это... Ведь зря переводят, убивают, коверкают, жгут...
- А когда они были другими?
Хо судорожно втянул воздух.
- Поэтому ты так давно не строишь новых мест?
- Не строим мы ничего. Оно есть и без нас.
- Не придирайся к словам. И не уходи от ответа... Или уходи. Как хочешь. "Они", "они"... А мы что - не они? Ну молчи, молчи, старик. А я... пожалуй, смою этот туман, дышать ведь нечем. Слышишь? Я смою твой туман.
- Смой все здесь. Вообще.
- Ну да. Ищи дурака. Если выстояло в таком тумане... Так ты нарочно это? Чтобы расточить?
- Нет. Наверное. Не знаю.
- Давай возьмем чай и пойдем под навес, слышишь? Пойдем под навес, только посмотри, довольно ли в чайнике кипятка. Огонь сейчас зальет.