"Франкл договорился с Федерном о встрече, пришел к нему. После нескольких минут молчания тот спросил: "Итак, господин Франкл, в чем Ваш невроз?". Франкл слегка опешил, начал что-то говорить по поводу анального характера и тревожно-навязчивых черт. Примерно через четверть часа Федерн завершил разговор и посоветовал ему сначала дождаться конца учебы, потому что учеба и анализ могут друг другу мешать, а потом договариваться об анализе. После общения с Федерном для Франкла стали окончательно ясны два момента, которые отталкивали его от психоанализа. Франкл испытал при встрече с Федерном то, против чего он потом боролся всю свою жизнь, а именно, двойной редукционизм. Во-первых, это усечение человеческого измерения в человеке — никакого приветствия, извинения, объяснения, никаких вводных слов, понимания, и даже рукопожатия при прощании. Во-вторых, это патологизм — суть человека усматривается в его неврозе, защитах и вытеснениях; человек заранее считается больным". Дмитрий Леонтьев, "Случай" Виктора Франкла"
Вот как-то так оно и да.
Мне нравится в том методе, которому я обучен и в котором работаю, что человек считается справляющимся со своей жизнью, поскольку он жив, при этом, возможно, испытывающим трудности и страдания - и надо искать, как эти трудности устроены и каков источник страдания, и смотреть на это, просто смотреть на это. Человек может сам справиться с ними, когда видит их. И стоять рядом с ним и помогать своим присутствием - вынести то, на что так ужасно смотреть. Потому что там бывают, правда, тяжелые штуки, в основе этих трудностей. И много одиночества и боли. Оставаться с ним в этом. Да, болезни бывают. Они реальны. С ними - к врачам. А еще можно посмотреть, нет ли какой-то важной и очень нужной ценности в том, чтобы болеть. Не является ли это способом справляться с какой-то очень адской трудностью. Хорошо, что нашелся способ справляться с этой трудностью! А нет ли других, еще более подходящих способов? Не обязательно, что болезнь от этого пройдет. Но и так бывает.
Родригес де ла Фуэнтэ Ф. 'Африканский рай' - Москва: Наука, 1979 Автор с объездчиками заповедника Нгоронгоро и африканцами из племени масаев
Заповедники Африки
На равнинах и небольших холмах заповедника Мара на юге Кении сейчас больше львов, чем в какой-либо другой части света. Эта территория площадью в тысячу сто двадцать квадратных километров, богатая водой, покрытая высокими и сочными травами, рощами акаций и густыми зарослями кустарника, - наиболее благоприятная биологическая среда для крупных хищников из семейства кошачьих. Зебр, гну, топи, газелей и других копытных животных, составляющих естественную добычу львов, здесь не меньше, чем сто лет назад, когда первые европейские исследователи проникли в этот район Восточной Африки.
В самом сердце заповедника стоит гостиница "Кикрок" - современный архитектурный ансамбль, состоящий из большого центрального здания со столовой, баром, бюро и другими службами и нескольких комфортабельных бунгало, разбросанных по обширному лугу, в которых можно спокойно спать под убаюкивающее рычание львов.
Здесь, совсем рядом с экватором, ночь и день длятся точно по двенадцати часов. Ровно в шесть утра занимается рассвет и симпатичный бой врывается в комнату, включает освещение, открывает все окна, ставит па стол чашку ароматного чая и громко приветствует вас: "Доброе утро, сэр!" Подобный прием действует даже на самых неисправимых любителей поспать. Спустя полчаса...Спустя полчаса сотня жадных туристов из всех стран мира, увешанных биноклями и фотоаппаратами, размещается на вездеходах, которые ведут опытные объездчики заповедников. Обычно это аборигены, прекрасные знатоки местной фауны. Они представляют собой любопытное сочетание обходчика, егеря и туристского гида, обладающего великолепными манерами, и совершенно незаменимы.
В африканских заповедниках, которые по размерам не уступают европейским провинциям, машины, отправляющиеся на поиски носорогов, буйволов, слонов, львов и других крупных животных, моментально исчезают в саванне, покрытой густой сетью дорог. Но прежде чем сесть в автомобиль и начать наше сафари по заповеднику Мара, необходимо сказать несколько слов о других национальных заповедниках, именуемых парками Африки.
Некоторые из заповедников сохранились благодаря мухе цеце. Это страшное насекомое, переносящее сонную болезнь, - грозный бич для людей и домашних животных и поэтому непреодолимый барьер для колонизации некоторых районов Восточной Африки. Лошади, коровы, мелкий домашний скот гибли на бескрайних просторах, тогда как дикие животные, неуязвимые для мухи цеце, прекрасно выживали и размножались. Поэтому заповедники - это своего рода оазисы, свидетельствующие о былых богатствах континента. Белые колонизаторы не стали тратить миллионы патронов, чтобы уничтожить десятки тысяч хищников и травоядных и освободить пастбища для овец и волов. Убедившись, что эти районы нельзя использовать в более выгодных целях, колониальные власти издали декрет о превращении их в заповедники. Так родились заповедники Мёрчисон и Куин-Элизабет в Уганде, Серенгети - в Танзании. Некоторые другие области, например огромный район Цаво в Кении, также встретили белого человека негостеприимно. А изумительный ландшафт и редчайшая фауна кратера вулкана Нгоронгоро, открытые пастбища Серенгети и степи Амбосели близ Килиманджаро делали преступлением любое посягательство на их неприкосновенность.
Двадцать пять лет назад эти святилища фауны казались почти недоступными для путешественника. Их единственными обитателями были обходчики-англичане и немногочисленные местные жители. Их миссия сводилась к тому, чтобы сохранить самобытные зоологические виды, населяющие эти области. Правда, некоторые фотографы и натуралисты и в те годы устраивали сафари, но неизменно убеждались в том, что наблюдать или фотографировать животных очень трудно, так как четвероногие еще помнили белых охотников и не подпускали людей с фотокамерой, как когда-то не подпускали охотника на расстояние ружейного выстрела. В тридцатые годы стало модным убивать зебру вне границ заповедника, а затем волочить на привязи за автомобилем, чтобы привлечь львов и сделать хороший снимок, пока те заняты едой. Самые умные и ленивые хищники быстро усвоили этот способ добычи пищи и, заслышав шум мотора, снимались со своих лежбищ, в несколько прыжков настигали машину и требовали завтрака. Опасаясь за жизнь фотографов, английские власти запретили этот хитроумный метод приманивания зверей.
После второй мировой войны в Африке были построены дороги и посадочные площадки, осушены болота, возведены великолепные отели. Перед международным туризмом открылось первое и последнее чудо планеты - африканская фауна на расстоянии действия фотокамеры. И вся эта экзотика - в семи часах лета от Рима, Мадрида или Берлина... И никакой тебе малярии-жажды, носильщиков...
Правительства независимых африканских стран поощряют развитие "зоологического туризма".
Результаты превзошли все ожидания. Туристические компании, устраивающие поездки в африканские заповедники, вынуждены бронировать места в гостиницах примерно за год до отправления туристской группы. Благодаря прекрасной организации дела и строжайшей дисциплине (путешественнику разрешено выходить из машины лишь в определенных местах) животные настолько привыкли к автомобилям с фотографами, что охотятся, едят и спят, не обращая на них никакого внимания. Сейчас за один месяц, проведенный в африканском заповеднике, можно приобрести больше знаний по практической зоологии, чем в былое время за двадцать пять лет.
Естественные заповедники Африки делают больше для улучшения отношений между животными и людьми, чем все публикации, фильмы и конференции, посвященные этой проблеме. С давних пор укоренилась традиция смотреть на чудесную африканскую фауну сквозь прицел винтовки европейского охотника, который всегда торопился спустить курок и нимало не заботился об изучении нравов своих будущих трофеев. Один вид белого человека с ружьем заставлял животных обращаться в бегство, и, естественно, охотник мог их фотографировать лишь мертвыми или умирающими.
Животные, родившиеся в больших заповедниках, ведут себя совершенно естественно, так же как в районах, населенных примитивными народами, обычно не пользующимися огнестрельным оружием. Здесь звери подпускают людей очень близко, так как оружие местных жителей действует на небольшое расстояние. Можно с уверенностью утверждать, что присутствие белых охотников в Африке в течение пятидесяти лет резко изменило естественные условия существования животных, особенно таких мирных, как антилопы и слоны: антилопы приучились убегать при первой же опасности, а слоны - нападать на врагов.
Сегодня читатель, сопровождающий нас в путешествии, сможет удостовериться, что мирное сосуществование со львами и носорогами вполне возможно. Мы будем передвигаться по бескрайним пастбищам среди стад зебр и антилоп; птицы будут прилетать к нам и клевать корм прямо из рук; мы увидим сказочные земли, которые с полным основанием можно назвать африканским раем.
Не выходя за границы огромного прямоугольника, стороны которого отсекают часть Кении, Уганды, Танзании и береговой полосы Восточного Конго, мы познакомимся с наиболее характерными природными зонами Африки - саванной, степями, горами и девственным лесом, - с ее реками и вулканическими озерами.
В саваннах, периодически орошаемых благодатными дождями, с редкими островками рощиц, разбросанных по гигантскому травяному ковру, мы увидим огромные стада зебр и антилоп гну, насчитывающие сотни тысяч голов, и познакомимся с образом жизни этих животных.
Мы сможем оценить по достоинству роль льва, так же как других плотоядных - леопардов, гепардов и питающихся падалью гиен и шакалов, в регулировании количества травоядных. Возможно, многие наши читатели-спутники сделают открытие для себя, узнав, что первый среди степных охотников не лев, а малоизвестное животное, о котором в литературе едва ли написано несколько страниц. Я имею в виду дикую гиеновую собаку. Холмы Мара-Масаи, равнины Серенгети, дно огромной вулканической котловины Нгоронгоро и еще несколько районов - последние саванны Африки, экология которых не изменена человеком.
Между Серенгети и потухшим вулканом Нгоронгоро мы задержимся в знаменитом ущелье Олдовай, где известный антрополог Лики открыл зинджантропа, предка человека, жившего миллион семьсот пятьдесят тысяч лет назад. Своими руками мы прикоснемся к ископаемым костям - остаткам пиршеств нашего почтенного предка. Ученые-натуралисты пригласят нас принять участие в страстных спорах и познакомят с гипотезой, которая связывает явления вулканизма в Африке с некоторыми тайнами происхождения человека. В период плейстоцена (Плейстоцен - нижний отдел четвертичного периода, или антропогена, - эры человека, предшествовавший современной эпохе - голоценовой. Эпоха плейстоцена длилась с 550000 до 25000 - 16000 лет до н. э. Это период мощных и длительных оледенений и теплых межледниковых пауз. Уже начиная с конца среднего периода плейстоцена животный и растительный мир стал почти таким же, как в наши дни), который закончился приблизительно миллион лет назад, многочисленные действующие вулканы Восточной Африки, вызывавшие пожары, явились, видимо, причиной превращения лесов в саванны. Частые извержения, вероятно, закупоривали реки и создавали тем самым внутренние озера, берега которых явились прекрасной средой для развития человека. Лава оставила в почве элементы, способствовавшие гигантизму некоторых видов травоядных животных и росту самих приматов. Наконец, огонь, одно из необходимейших условий для жизни человека, также был даром вулканов эпохи плейстоцена.
Большие пространства в Восточной Африке занимают степи. Это покрытые негустой травой и поросшие сухим кустарником равнины и склоны невысоких гор. Флора и фауна степей великолепно приспособились к засушливому климату. При очень незначительных осадках и изнурительной жаре животные, населяющие степи, довольствуются немногочисленными ручейками, источниками и ямами с дождевой водой. Степь изобилует крупными млекопитающими - слонами, носорогами, жирафами, антилопами - красивыми орикс и грациозными импала и геренук.
В горах средней высоты мы увидим необычайно изящную антилопу куду, перепрыгивающую с камня на камень; дамана - копытное млекопитающее величиной с кролика; множество орлов и гигантских африканских "падальщиков". На протяжении всего пути за нами будут наблюдать и, улучив момент, расхищать наше имущество павианы бабуины, проносящиеся по степи чуть ли не военным строем. В Цаво мы встретимся с красными слонами и львами-людоедами, которые на некоторое время парализовали строительство железной дороги в заповедниках Марсабит и Амбосели.
При нашем приближении к берегам озер Накуру и Натрон поднимется туча карликовых фламинго, и небо окрасится в красный цвет. В озере Найваша, находящемся в глубине Рифт-Валли, огромной тектонической впадины, мы сфотографируем эскадры пеликанов, которые ловят рыбу по всем правилам стратегии; увидим исполинскую цаплю, различные виды бакланов, множество пастушковых, уток и зимородков величиной с голубя. Крокодилы и бегемоты района реки Виктория-Нил, недалеко от водопадов Мёрчисон, завершат наше знакомство с африканской фауной.
Мы пересечем Рувензори - знаменитые Лунные горы - и проникнем по тайным тропам в лес Итури, в центре Конго, чтобы познакомиться с пигмеями - простодушными охотниками-собирателями, которые еще переживают эпоху палеолита. Они помогут нам раскрыть тайны, окружающие лесных животных. Жители саванны - масаи поведут нас по следам львов.
Мы познакомимся с бесконечно разнообразным птичьим миром Африки и сделаем интереснейшие фотоснимки птиц. Проследим, как строят гнезда ткачики, увидим смешной танец вдовушек, будем наблюдать причудливых калао, дроф, турачей.
Правда, для этого нам придется совершить множество длинных и не всегда комфортабельных путешествий на самолете, автомобиле, вездеходе, в моторных лодках, пирогах или просто пешком. Но поскольку автор не намерен увеличивать объем книги, рассказывая о превратностях экспедиции в ущерб основной теме повествования - описанию жизни и повадок африканских животных, то читатель, словно по мановению волшебной палочки, будет переноситься с гор на озера, а из степи - прямо в тропический лес. Исключение в этом плане составят несколько анекдотических эпизодов, которые напомнят читателям, что они совершают путешествие в обществе выдающихся натуралистов, премированного фотографа и автора - их покорного слуги.
Понимаете, это столько радости и счастья ко мне возвращается сейчас... Хочу поблагодарить и моих драгоценных соучастников, тех, кто поделился своими историями, тех, кто стал соавторами книги, кто помог развернуть ее, как разворачивают сложенную записку - вширь, и раскрыть много разных и важных смыслов и оттенков.
Я бежал утром по тропе и думал, придет ли мне письмо сегодня... И вот - даже не письмо, а чем можно открыто поделиться. Спасибо, Люмен!
Я Здесь. Вижу тебя. Ты есть, - Люмен обещала, Люмен пишет. Итак, я прочитала по наставлению дорогого моего друга "Я здесь" Аше Гарридо. В первую очередь я скажу вот что. Я бы так не смогла. Я бы так НИКОГДА не смогла в силу многих причин: начиная от того, что мне не посчастливилось (да, не опечатка, не посчастливилось) быть такой, и заканчивая тем, что я бы просто струсила в этом случае. Я бы побоялась не то что написать об этом книгу, да просто взять и рассказать о себе окружающим. Мне бы не хватило смелости заявить этому обществу: я не такая как вы. В особенности так открыто, так искренне и так бесстрашно. Хотя я и понимаю, какая цена была заплачена за эту искренность и это бесстрашие, ведь именно это и есть один из аспектов, освещенных в книге. Во-вторых надо отметить то, с какой нежностью, с каким чувством и какой искренностью написана эта книга. Без преувеличений и гипербол - я была потрясена тем, какую часть своей души Вы вложили в эту книгу. Вы и Ваши соавторы, это была даже не часть души, это была вся Ваша душа. Душа на страницах, душа в тексте, душа в типографской краске. Мне казалось, что я прожила эту жизнь вместе с Вами или даже вместо Вас, настолько это чисто, ясно и открыто. В-третьих в книге описана жизнь трансгендера без прикрас, такая, какая она есть на самом деле: с точки зрения других, с точки зрения самого рассказчика, самые разные ситуации и то, как человек смотрит на них сквозь призму времени. Некоторые моменты были столь комичны и пропитаны такой иронией, что я откладывала книгу, так как не могла перестать смеяться. Некоторые же заставили ее отложить, так как я боялась залить бумагу слезами. Совершенно разные чувства вызывает каждый отдельный абзац, с каждой новой строкой то "рвется шаблон", то все вновь возвращается на свои места, то мир встает с ног на голову, то вообще видишь его так, как никогда и не думал на него смотреть. Без малейших сомнений я называю эту книгу шедевром и снова повторяю. Я бы так НИКОГДА не смогла. Спасибо тебе огромное, дорогой Вавилонянин, за то, что дал мне прочесть эту книгу и Аше, за то, что написал ее. Я снимаю шляпу перед Вами и такими, как Вы.
Все, все едут в Николаев... И я поеду в Николаев. В августе. С Лисом. Оно и логично - нафига мне в Николаев два раза этим летом? И в Ольвии я был. Там - там надо быть. Ну, еще буду.
А через десять дней мы улетим на острова.
Так что пост, получается, не только печали... Надо собираться и кое-что подготовить на месте там! Давай-давай, шевелись.
Жду курьера: привезут "Жизнь без границ" Ника Вуйчича, того парня без рук и без ног, который живет в полный рост; "Рожденный бегать" - автор исследует секреты бега на длинные дистанции, веками передающегося из поколения в поколение в индейском племени тараумара; "Дверь в глазу" - аннотация ужасает, но это книжка не для меняГлавные герои рассказов молодого американского прозаика Уэллса Тауэра — люди на грани нервного срыва. Они сами загоняют себя в тупик, выбраться из которого им по силам, но они этого не хотят. Героев Тауэра не покидает ощущение постоянной тревоги и постоянной надежды на сопереживание. Проза Тауэра — это то и дело возникающие комические ситуации, неожиданно сменяющиеся ощущением чего-то ужасного. У Тауэра новая американская малая проза приобрела и новый язык — яркий, отточенный и хлесткий. Благодаря этому симбиозу Уэллса Тауэра сегодня называют "следующим лучшим писателем Америки".; "Видимо-невидимо" - отличный роман, просто сказка! и тоже не мне; "Жизнь, наполненная смыслом. Прикладная логотерапия" Альфрида Лэнгле, попробую почитать, однако, я аккуратно.
А вечером еще и велосипед, где-то так с полдесятого до половины одиннадцатого, если я не ошибаюсь, радостно и полётно. То есть утром была тропинка, я попробовал еще десятисекундные разгоны делать, вроде ничего. А вечером велосипед, вдвоем с Д. В результате сегодня утром мысль о пробежке была менее соблазнительна, чем обычно. Но Д. рассказал о тропинке, ложащейся под ноги, о солнечных пятнах на ней... И я восстал и вышел - и уже в подъезде, где окна на ту сторону, где с утра солнце, понял, что мог обделить себя, если бы не вышел. Потому что все, как нравится: солнце еще невысоко, и прохлада, и свет в лицо. Думал - ладно, пройдусь, просто пройдусь. И пошел. А там такие кусты! Такая бузина над тропой! Такая трава выше плеча! И что - зря пропадает? И я немножко побегал там.
А теперь кофе с шоколадом, с молочной взбитой пенкой, с пряностями, и пара тостов. Всё, можно жить. Я придумал, как собирать файл без вреда для тонкой душевной организации. Надо просто пойти с конца, пока не могу идти с начала. И всего-то.
Самое интересное делать - то, что хочется - прямо сейчас - делать боюсь. Франкла читать - вынесет с шансами. Переписать и упорядочить хронологию 90-95 гг. - вынесет с шансищами. Продолжать собирать файл из записей по тегу - тоже какой-то шансон и канкан.
И что делать, если делать хочется только это? Правильно, пойти разобрать одежду.
Ага, я еще книжку Лэнгле заказал, завтра привезут.
МЕА́НДР (греч. maiandros, лат. meander; meatus — "движение, течение, круговорот") — в античном искусстве — мотив орнамента геометрического стиля, образуемый ломаной под прямым углом линией либо спиральными завитками. По одной из версий, элемент этого орнамента происходит от изображения капкана, охотничьей ловушки для зверя. На этом основании меандр считают разновидностью лабиринта. В то же время очевидна его связь с мотивом креста — свастики — символа огня и вечного движения (рис. 343). В древнегреческой вазописи архаического периода и в ориентализирующем стиле керамики из Коринфа VII—VI вв. до н. э. мотивы меандра и свастики встречаются рядом. Спирали, круги, свастики (см. Солнце), так же как и волны (мотив воды), зигзаги (знаки молнии и грома), изображены на глиняных сосудах из Суз в Месопотамии и каменных с о. Наксоса (см. Киклад искусство). Поэтому есть основания считать, что мотив меандра является одним из древнейших символов стихий и только позднее его стали связывать с извилистым руслом реки Меандрос (ныне Большой Мендерес) в западной части Малой Азии. В начале I в. н. э. об этом упоминает Страбон: "Течение реки становится столь извилистым, что от этого всякие извилины даже называются меандрами"1. Однако из этого высказывания неясна логика происхождения названия, можно полагать, что название реки также произошло по ассоциации с древнейшим мотивом движения (сравн. греч. maieia — "повивальное искусство, движение жизни"; санск. maja — "движение, превращение"; см. Майя). Орнамент, идентичный древнегреческому, получил распространение в Древнем Китае. Его можно видеть в неолитической керамике (см. каменного века искусство), изделиях из кости и в бронзовых сосудах периодов Шан и Чжоу (2—1 тыс. до н. э.). В Китае мотив меандра трактовали как "узоры грома" (см. лэй вэнь; близкий мотив: "китайские облака"). В Японии аналогичный орнамент изображал волну и назывался рюсуймон ("бегущая вода"). Такой же зигзагообразный орнамент известен в древнеамериканском искусстве. В период античной классики в меандре возобладало абстрактное начало — абсолютный ритм, метрическая сетка, имеющая в основе несколько вытянутый прямоугольник (архитекторы называют такую фигуру "неравносторонним квадратом"). Непрерывность меандра и его асимметрия (направленность в одну сторону) идеально выражают непрерывное движение. Поэтому меандр используется в качестве декора фризов, архитектурных тяг, пилястров, наличников. В искусстве Рима чаще применяли "двойной меандр" с наложением двух зигзагов и метрическим сдвигом "на полшага", в результате чего в точке пересечения зигзагов образуется свастика. Такой меандр украшает горизонтальный пояс "Алтаря Мира Августа" в Риме (рис. 344; см. также т. 1, рис. 202). В искусстве европейского Классицизма XVIII—XIX вв. мотив меандра называли "bordure a la grecque" (франц., "бордюр по-гречески"; см. Неоклассицизм). Характерно также, что в архитектуре раннего русского классицизма, в частности в зданиях Петербурга второй половины XVIII в., обычно используется простой меандр, а в декоре фризов зданий начала XIX в. (см. русский, или петербургский, ампир) чаще встречается двойной меандр со свастикой, создающий бо́льшую игру светотени и более жесткую, насыщенную фактуру.
Я заработался в эти выходные аж до вторника - сейчас возвращаюсь, в том числе на связь, обязательно отвечу на все письма, спасибо за них! Вообще очень, очень радостное время (несмотря на все грозы и угрозы). Каждый день я получаю что-нибудь важное и ценное, доброе и вдохновляющее про "Я здесь". Это очень поддерживает и - да, вдохновляет.