Венеция
Петр Варакин

По сырой Венеции пройтись,
Посмотреть на эти фонари,
Отраженные в канале
вдоль аркады...
Здравствуйте, раскрытые, как письма,
мраморные пустыри!
Хоть не раз вас заливали
маскарады –
Ни помарки. Старый мрамор стал
Желтым, в тонких трещинах, как кожа
Старика, в кафе открытом
До рассвета
Как пером чернила, он клевал
Острым носом черный кофе.
Может
С приступом артрита
Вел беседу...
Ночь – как кофе. Чашкой зачерпни –
густо, с дымкой, с шариком
пломбира,
Пенкой – лунный холод.
Вот из пара
Над водой являются огни -
из времен Петрарки и Шекспира –
Неизменная гондола.
В лодке – пара.
Им как звездам: ситом их отсей,
Разбросай по ночи, как попало –
Лишь лучи переплетут тесней.
Все равно Вселенной будет мало.
Проплывает мимо площадей,
Словно в сказке или на картине
В нежном единении людей
Все, от Сотворения доныне.
Спать Венеции на дне морей,
Осьминогам жить в ее кварталах.
И когда над шпилями церквей
Будет новый мир искать причала —
Будет сил подняться из зыбей
И писать историю сначала.
Тем вещам, которых нет важней,
Лодки хватит.
А Вселенной – мало.

(с) Петр Варакин + 27.01.2008

---

Равви Шеломо спросил: "Каково самое дурное из дел Зла?" И сам себе ответил: "Заставить человека забыть, что он - сын царя".

@темы: Вальпараисо forever

---

Хороший день дона Симона

(с) жж-юзер dannallar

Дон Симон сидел на террасе уличного кафе и как всегда он делал во время сиесты, пил зеленый чай через тонкую серебряную трубочку.
Вы собственно спросите, как же выглядел дон Симон в этот день? Он был традиционной для себя белой хлопковой рубашке с серебрянными пуговицами и джинсах. Джинсы не были одним из новомодных извращений, столь любимых тонколицыми мальчиками, нет, это были старомодные добротные джинсы, какими им завещал быть старый австрийский портной Леви Штраус. И башмаки дона Симона, из мягкой коричневой кожи, также были добротными и старомодными удобными башмаками, с позеленевшими медными пряжками и полустертыми подковками. Черная шляпа дона Симона лежала перед ним на потертой столешнице, оберегая его уединение в компании зеленого чая и мыслей. Сам же дон Симон отнюдь не производил впечатления почтенного старомодного сеньора, напротив. Его глаза, что меняли цвет в зависимости от настроения, смотрели на мир вокруг с веселым доброжелательным интересом, характерным для детей. Некоторые люди умеют сохранить этот взгляд на всю жизнь. Таких людей окружающие зовут магами, даосами и прочими загадочными словами, мы же будем звать Волшебниками.
Да, дон Симон был, есть и собирается быть дальше самым обычным Волшебником. Одним из его любимых занятий являются Истории.
Что такое заниматься Историями? История может прийти к вам на чашечку кофе. А может поселится у вас в доме. Или история может попросить вас рассказать ее еще кому-нибудь. Но с такими историями нужно быть особо внимательным и почтительным - они очень требовательны. Вот дон Симон один из тех Волшебников, которые умеют обращаться с такой хрупкой и ранимой вещью как История Требующая Ее Рассказать. Надо сказать, не так уж часто встречающееся умение.
Кстати, вот что еще хочется сказать - так это то, что заниматься Историями отнюдь небезопасно. Не все они безобидны. А многие хотят увлечь вас с собой - и кто тогда знает, что получится? Даже Волшебники попадают в истории и не все они выходят из них, оставшись такими же, какими и были. Собственно даже не так - никто из попавших в историю не остается таким же как был.
Дон Симон был одним из тех, кто очень, очень хорошо это знал. Именно поэтому перед ним сейчас лежала его Шляпа.
Тем не менее, к дону Симону позволило себе приблизится и более того, усесться на свободный стул одно из тех существ, что существуют одновременно в нескольких мирах. Более того, несмотря на присутствие на столе Шляпы, существо расположилось так, словно дон Симон пригласил его и ожидал, то есть свободно и вольготно. Мы назовем это существо Кот. Просто потому что так все же будет короче и наиболее полно дает представление об визитере.
- Сегодня добрый день, дон Симон - сказал Кот, глядя на улицу. Сказав это, он замолчал.
- Пожалуй я соглашусь с вами, сеньор - вежливо отвел дон Симон, подумав и отпив чая.
- Я надеюсь, что не отвлекаю Вас ни от чего действительно важного - на этот раз Кот внимательно смотрел на собеседника. А надо заметить, внимательный взгляд котов довольно требователен.
- Как бы то ни было, вы меня все же отвлекли - в голосе дона Симона звучал скорее юмор, чем упрек.
- Я пришел предложить вам историю, сударь - важно ответил Кот.
Дон Симон вздохнул. Он не любил отказывать. Более того, он не любил отказываться от историй. Тем более, ему не хотелось обижать Кота. Но он действительно был занят своими мыслями.
- Боюсь, я не смогу вам помочь сейчас, друг мой. Ваша история не может подождать?
Кот задумался. Думал он молча и очень сосредоточенно, шевеля бровями, выпуская и втягивая когти своих передних лап, в которые превратились его руки. В сочетании с модным костюмом в узкую полоску, выглядело это довольно забавно. Дон Симон терпеливо ждал ответ.
- Вы заняты, сударь и этого достаточно - наконец ответил Кот. - Прошу вас простить мою дерзость и позволить мне удалится.
- Ну, если только после того как вы позволите мне угостить вас. Как всегда, предпочтете сливки?
- Ах да, конечно дон Симон.
Выпив сливок, Кот вежливо поклонился и медленно исчез. Как всегда, чуть дольше него задержался костюм, ему явно хотелось посидеть на террасе еще и поболтать со Шляпой. Но появившаяся когтистая лапа сгребла костюм за шиворот и утащила вслед хозяину.
Дон Симон улыбнулся. Сегодня действительно был хороший день. И до вечера было еще далеко.

Дневная жара спадала и с побережья уже потянуло прохладой, когда на улицу перед кафе с террасой, где сидел дон Симон, въехала повозка. Она не была запряжена осликом, мулом или лошадью. Она была запряжена старым, видавшим виды потрепаным мотоциклом. И все же это была самая настоящая повозка - двуколка, на каких чуть ли не со времен Писсаро и Кортеса колесят по горным тропам и дорогам торговцы и ремесленники, зачастую совмещающие обе эти профессии. Торговец, приехавший на повозке, запряженной мотоциклом, был высок и худ - но не болезненной худобой, а худобой от природы, что дает силу и выносливость до самых последних дней. На вид у таких людей невозможно определить возраст - им может быть и тридцать пять и семьдесят два. Лицо торговца также мало что могло сказать - резкие черты лица, загоревшего до черноты, то ли выгоревшие, то ли от природы светлые волосы, доходящие до плеч, обычные для этих мест легкая соломенная шляпа и кожанные мокасины, белая рубашка с сильно вытертыми джинсами. Единственное что пожалуй могло привлечь к нему внимание был небольшой горб, впрочем не слишком-то и бросавшимся в глаза из-за роста. Да еще какая-то легкость в движениях - словно бы подтанцовывая, торговец поставил тележку на опору и стал развешивать на ее борту подставки с куклами. О! Там были самые разные куклы - марионетки, куклы-перчатки, куклы-принцессы в бальных кружевах, куклы из раскрашенного дерева, куклы из глины, какие угодно куклы. И стало совершенно ясно, что этот человек Кукольный Мастер.
Закончив развешивать подставки с куклами на повозке, он присел на свой мотоцикл и задумчиво стал смотреть вдоль улицы, перебирая крупные четки из потемневшего от времени дерева.
- Мама! Мама, мама, я хочу, хочу куклу!
Нарядно одетая маленькая девочка подбежала к повозке и с восторгом в глазах даже подпрыгнула, прихлопывая в ладоши. Ее мама, с красивым, но каким-то слишком уж ухоженным лицом и прической, в дорогом костюме, подошедшая было к блестящему черным лаком автомобилю, с тревогой во взгляде уже спешила к дочери.
- У тебя много кукол, дорогая! Идем, нам надо домой, мы торопимся!
- Нет, мы не торопимся, не торопимся, ты сама сказала что не торопимся! И ты обещала мне куклу!
Мама страдальчески возвела свои красиво подведенные очи газели к небу.
- Мы можем купить куклу в магазине! Это будет...
- Неправильно, сеньора.
Сеньора поперхнулась. Ее лицо на мгновение стало лицом испуганной девушки-подростка, которую застали за чем-то ужасно неприличным и постыдным, но тут же, практически сразу, маска высокомерной дамы, примерной супруги и заботливой матери была заботливо водружена обратно. Она уже собралась было дать отпор этому уличному хаму, этому бродяге, торгующими самодельными ужасными куклами и наверняка без нужных документов, смеющих первому заговаривать с ней, супругой самого сеньора Лопеса, известного на всю округу адвоката, но...
- Правильно-неправильно! Ура, ура, ура! - девочка подпрыгивая на одной ноге, проскакала вдоль тележки, прямо к Кукольному Мастеру и сделала перед ним книксен.
Сеньора Лопес, выпятив точеный подбородок, выпрямилась во весь свой небольшой, хотя и довольно изящный рост, решила предоставить развитие событий своей дочери.
- Я хочу Барби - решительно заявила девочка.
- Мои куклы недешевы, сеньорита. А мисс Барби - особенно, она ведь не здешняя кукла, знаете ли.
По маске на лице сеньоры Лопес пробежала тень облегчения, она даже уже расстегнула сумочку и достала премилый кошелек из крокодиловой кожи, но мастер сделал предостерегающий жест своей широкой кистью и кошелек тут же, словно сам по себе спрятался обратно. Девочка же сосредоточенно нахмурила брови и сосредоточенно потерла подбородок.
- Сколько вы хотите за Барби, сеньор кукольник? - спросила девочка.
- Столько, сколько ты можешь заплатить, Анна-Мария Августа Перейро Лопес. Одно песо.
Сеньора Лопес охнула и прикрыла рукой рот. А в глазах девочки появилось радостное изумление
- Вы знаете как меня зовут! Как меня зовут по настоящему! Вы волшебник, да сеньор?
- Может быть и так, Анна-Мария. Но цена - одно песо. Настоящее, старое доброе полновесное песо.
Девочка закусила губу и вопросительно взглянула на маму, застывшую рядом с напряженной готовностью, если потребуется, схватить малышку и бежать, бежать куда глаза глядят от этого непонятного и потому такого опасного человека.
- Ты... ты должна сама решить, девочка моя - выдохнула сеньора Лопес, не отводя взгляд от лица торговца.
Анна-Мария кивнула и потянула за висевшую на ее шее тонкую серебрянную цепочку. На конце цепочки висела старинная испанская серебрянная монета.
- Вот синьор! Я готова отдать вам свое песо.
Мастер взял монету, словно пропавшую в его широкой ладони, встал с мотоцикла и одним немыслимо текучим движением оказался возле повозки. Он на мгновение сунул руку внутрь и достал оттуда огромную коробку, немыслимо голубую, словно утренее небо перед самым восходом, украшенную серебрянными звездами, перевязанную восхительной широкой атласной лентой.
- Вот. Это Барби. Теперь она твоя.
В глазах у девочки сиял восторг. Она обеими руками ухватила коробку и прижалась к ней щекой.
- Можно? Можно посмотреть?
- Даже нужно, сеньорита. Вы должны убедится что кукла в порядке и именно та, которую вы хотите - Мастер был невероятно, абсолютно серьезен. Но в его глубоких темных глазах плясала смешинка.
Девочка бережно положила коробку на камни мощеной мостовой и развязала ленту. Зажмурившись, она с выдохом открыла коробку и некоторое время держала крышку в руке. А потом медленно открыла глаза.
Да, это была именно Барби - но не в розовом бальном платье и туфлях на высоком каблуке. Нет, это была Барби, но в простом платье из белого в горошек ситца, и на шее у нее было не бриллиантовое колье, а простая косынка и туфли были обычными лодочками, такими удобными и практичными, но совершенно не приемлимыми для девочки из богатой американской семьи.
- Мама, посмотри! У нее есть даже швейная машинка! И посуда! И Кен! Настоящий Кен! Какой он красивый, да мама?
Да, Кен был под стать белокурой Барби - высокий, темноволосый широкоплечий парень в синем комбенизоне и клетчатой техасской рубашке, в рабочих ботинках. И даже машина - серенький фургон "Форд-Т" с надписью "Ремонт и починка" на борту был в этой чудесной коробке.
- Но почему? - в глазах мамы, заглянувшей в коробку едва не стояли слезы. Ее дочь с удивлением посмотрела на нее снизу вверх.
- Мама! Ну как ты не понимаешь? Барби же сама шьет себе и другим наряды! А Кен работает, он чинит фермерам трактора, косилки и машины! Видишь?
- Но ведь Барби... Барби должна быть успешной! Она должна быть богатой! Она .... она... - сеньора Лопес была готова разрыдаться.
- Мама, но ведь Барби и Кен любят друг друга! Значит они оба успешные!
Анна-Мария положила кукол в коробку и закрыла крышку, снова бережно и аккуратно завязала ленту красивым узлом. Затем она бережно и даже нежно взяла ее на руки, словно женщина - ребенка.
- Большое спасибо вам синьор! Вы ведь знаете, что это мой подарок на день Рождения?
- Конечно, маленькая Анна-Мария.
Мастер посмотрел на комкающую в руках платок сеньору Лопес, не знающую, то ли ей истерически расхохотаться, то ли расплакаться, то ли сделать все это сразу.
- У вас чудесный ребенок, сеньора. Позвольте поздравить вас.
Слова произвели чудесное действие. Сеньора Лопес глубоко вдохнула и закрыла глаза. Ее губы приоткрылись и едва слышный выдох вырвался из ее груди. А когда она открыла глаза, она стала красива той красотой, которая заставляет едва заметно прикусывать губы светских львиц в дорогих туалетах усыпанных бриллиантами и которую невозможно купить ни за какие деньги. Той красотой, которая заставила бедного студента юридического факультета Мигеля Перейро Лопеса на последние гроши купить букет цветов и с ним в руках на коленях просить руки и сердца маленькой швеи из мастерской в предместьях Сантьяго, куда он зашел починить в последние выходные августа свою единственную куртку.
- Какая ты красивая, мама - восторжено выдохнула Анна-Мария.
- Спасибо, милая. Поедем домой. Папа нас уже ждет.
Мастер с немалым искусством поклонился сеньоре Лопес и она церемонным наклоном головы приняла этот поклон. И взяв дочь за руку, пошла с ней к машине. Шла она легкой летящей походкой, глаза ее радостно блестели, а на губах играла счастливая улыбка.
А Мастер и дон Симон улыбаясь смотрели ей вслед.

Смотреть за работой Мастера - одно удовольствие, в какой бы области он не трудился.
Дон Симон не стал отказывать себе в удовльствии и наблюдал, как Кукольный Мастер продает людям счастье до самого вечера.
Раскланявшись друг с другом (один Волшебник всегда узнает другого), каждый из них отправился своей дорогой. Дон Симон например, отправился домой. Темнело, но фонари еще не зажглись, что бы собрать возле себя танцующих бабочек и призраков с соседнего кладбища. Дон Симон, проходя мимо него, всегда раскланивался со стариком-смотрителем. Старик, насколько помнил Дон Симон всегда молчал. Кладбище он поддерживал в идеальном порядке и был любимым персонажем страшилок для целых поколений местных мальчишек. Никто не знал как его зовут, откуда он родом, когда приехал в город и сколько ему лет. Дон Симон был почти уверен, что это один из духов испанских идальго, оставшийся в этих краях после своей смерти на индейском алтаре и нашедший себе подходящий облик.
Кладбище было тихим уголком. Здесь уже практически никого не хоронили. Да и приходили сюда все реже. Но в этот вечер на кладбище все же пришли. И не для того, что бы почтить память усопших. Отнюдь.
К ограде кладбища подъехал потрепанный армейский "додж". "Додж" был армейский, но сидевшие в нем были в штатском. Трое очень мускулистых спортивных молодых людей с короткими стрижками, в белых футболках и зеленых брюках, заправленных в высокие американские ботинки. Не обращая внимания на смотрителя и дона Симона, двое молодых люди, сидевших на бортовых скамейках, выпрыгнули из вездехода и сволокли на землю четвертого - длинноволосого, похожего на индейца юношу. Руки юноши были связаны, а на виске наливался черным кровоподтек.
- Вставайте, сеньор - улыбаясь на американский манер сказал один из мускулистых. - Мы приехали.
В Южной Америке, даже перед тем как вам пустят пулю в затылок с вами будут разговаривать вежливо. Это традиция.
Юноша перекатился на колени и с трудом встал. Он был не слишком высок и по сравнению с окружавшими его молодыми людьми выглядел сущим подростком.
Один из мускулистых придержал его за локоть - не для того что бы юноша не сбежал, а для того, что бы тот не упал. В это время сидевший за рулем выкинул из машины лопату, мешок и веревки и вылез сам. Встав перед юношней он приподнял ему голову и посмотрел в глаза.
- Меня зовут Хуан, сеньор. Лейтенант Хуан Кампос. А это мои друзья - лейтенант Хуан Эстрада и лейтенант Хуан Кастро. Нас все так и зовут - три Хуана. Смешно правда? А почему вы не смеетесь, сеньор музыкант? Вы ведь такой веселый человек! Правда наш полковник не любит весельчаков. Он такой мрачный, полковник Карро. Просто катафалк, а не человек.
Несмотря на невеселое положение, юноша нашел в себе силы усмехнуться.
- Надо вам было лейтенант попросить полковника меня притащить сюда на закорках. Вот бы посмеялись!
Рука стоявшего справа от юноши лейтенанта Эстрада взлетела вверх, готовясь одним ударом сломать тонкую шею остряка, но Кампос предостерегающе вскинул руку. Еще было рано. И он посторонился, сделав вежливый, но в данной ситуации скорее издевательский приглашаюший жест в сторону входа на кладбище.
Юноша покачнулся, но выпрямился. Высвободив локоть из руки Кастро, он пошел вперед. Эстрада подобрал лопату, Кастро - мешок и веревку. И три Хуана двинулись за музыкантом. Но на их пути неожиданно возникло препятствие. Старик-смотритель.
Сейчас, в сумерках, он выглядел чрезвычайно внушительно. Мрачная высокая фигура в старомодном черном сюртуке и кавалерийских бриджах, заправленных в черные, начищенные до блеска сапоги. Черная шляпа с большими полями закрывала своей тенью верхнюю часть его лица, придавая ему вид убийцы из фильма времен немого кинематографа. Вот только тут было кладбище, а не кинозал.
- Вас зовут Три Хуана, сеньоры? - голос старика был наполнен холодной как старая, потемневшая толедская сталь и расчетливой яростью. Любой, мало-мальский опытный человек либо немедленно бросился бы бежать, либо стал бы стрелять, заслышав этот голос. Но молодые люди были слишком молоды, слишком сильны и слишком хорошо тренированы.
- Да, сеньор. А теперь позвольте нам пройти - и лейтенант Кампос шагнул было вперед.
- Мое имя - Хоакин Мурьета.
В руке старика, словно бы из ниоткуда появился старинный, со стершимся до матово-серого металла воронением огромный револьвер. Маслянисто щелкнул взведеный курок и вслед за этим трижды револьвер изрыгнул из себя пламя, выплевыя куски свинца в коротко стриженные головы. Выстрелы звучали на удивление негромко - будто кто-то ломал о колено толстые сухие ветки. Трое, которых когда-то звали Три Хуана, подававшие большие надежды и бывшие на очень хорошем счету у своего начальства лейтенанты, с отличиями закончившие курс подготовки рейнджеров в одной державе к северу отсюда, опадали на землю, словно сдувающиеся надувные клоуны с одинаковыми, обиженно-изумленными лицами.
Старик на мгновение опустил голову, будто задумавшись об чем-то. На несколько ударов сердца наступила тишина, которую со всем основанием можно было назвать мертвой.
Ошеломленный произошедшим за его спиной музыкант даже не заметил, как дон Симон снял с его рук веревки и лишь ошалело оглядывался по сторонам.
- Вам лучше уйти отсюда - прошептал ему на ухо дон Симон. Видимо музыкант был очень умным человеком и не задерживаясь, проследовал к "доджу", на котором и скрылся в надвигающейся ночи.
На пятачке перед входом на кладбище остались только трое Хуанов, старик и дон Симон, державшийся чуть поодаль.
- Вам пожалуй не стоит задерживаться, дон Симон - сказал старик, глядя на трупы. - Сегодня у меня много работы.
И поднял лежавшую возле мертвого тела лопату.
Когда дон Симон уже дошел до угла, он заметил металлический отблеск в траве у кладбищенской стены. Нагнувшись, он подобрал трех оловянных солдатиков.
Дон Симон покачал головой и положил солдатиков на нагретый солнцем за день большой серый камень возле тропинки.
- Три бедных, глупых Хуана - прошептал он.
Вскоре он добрался до своего дома. Его окликнул сосед, вышедший подышать перед сном на крыльцо.
- Отличный вечер, дон Симон! И знаете, странное дело. По радио сейчас передавали что в Сантьяго идет дождь, а мы тут недалеко - и у нас совершенно чистое небо!

@темы: Вальпараисо forever

---

Дорогой друг!

www.ebay.com/itm/1966-Ford-Mustang-Convertible-...

Это она.

---

А сердечки и незабудки будут завтра.
Магнитная буря, надевайте шапочки из фольги - и спать пораньше.

---

Михаил Кузмин

Бывают мгновенья,
когда не требуешь последних ласк,
а радостно сидеть,
обнявшись крепко,
крепко прижавшись друг к другу.
И тогда все равно,
что будет,
что исполнится,
что не удастся.
Сердце
(не дрянное, прямое, родное мужское сердце)
близко бьется,
так успокоительно,
так надежно,
как тиканье часов в темноте,
и говорит:
"все хорошо,
все спокойно,
все стоит на своем месте".
Твои руки и грудь
нежны, оттого что молоды,
но сильны и надежны;
твои глаза
доверчивы, правдивы,
не обманчивы,
и я знаю,
что мои и твои поцелуи —
одинаковы,
неприторны,
достойны друг друга,
зачем же тогда целовать?
Сидеть, как потерпевшим кораблекрушение,
как сиротам,
как верным друзьям,
единственным,
у которых нет никого, кроме них
в целом мире;
сидеть,
обнявшись крепко,
крепко прижавшись друг к другу!..
сердце
близко бьется
успокоительно,
как часы в темноте,
а голос
густой и нежный,
как голос старшего брата,
шепчет:
"успокойтесь:
все хорошо,
спокойно,
надежно,
когда вы вместе".

---

Пабло Неруда

Прошу тишины

Сейчас я хочу покоя.
Считайте, что я отсутствую.
Я глаза на миг закрываю…
Пять вещей сейчас мне нужны,
пять особо важных корней.
Во-первых, безбрежность любви.
Во-вторых, любоваться осенью:
мне не жить, если листья не будут
слетать, сливаться с землей.
В-третьих, зимние дни,
ливень любимый и нежность
костра на свирепом холоде.
В-четвертых, спокойное лето,
круглое, как арбуз.
В-пятых, твои глаза.
Матильда моя, желанная,
не заснуть мне без глаз твоих,
без взглядов твоих мне не жить,
я с легким сердцем сменяю
весну на взгляды твои.
Друзья, это все, что мне нужно:
ничто — и почти что все.
А теперь я вас не держу…
Я столько прожил, что вскоре
забудут меня поневоле,
стерев с доски мое сердце,
желавшее жить бесконечно.
Но то, что прошу тишины я,
не значит, что я умру.
Со мною все это иначе:
я буду и дальше жить.
Я есть и быть продолжаю.
Просто внутри меня
будет силы копить пшеница,
чтобы зерна, раздвинув землю,
над землей увидали свет,
но земля-праматерь темна,
вот так же темно и во мне:
я похож на колодец, в чьи воды
ночь роняет звезды свои,
чтобы в поле уйти налегке.
Понимаете, прожил я столько,
что хочу прожить еще столько же.
Никогда я не был так звонок,
так богат поцелуями.
Как прежде — все еще утро.
Свет летит со своими пчелами.
Оставьте меня с рассветом.
Позвольте мне снова родиться.

---

Будешь ли ты любить меня до рассвета
до белой зари?
Я скажу тебе стихи одного поэта
он говорил о любви и смерти - он знал, о чем говорил

Мы узнавали друг друга сквозь лихорадку времен, перемену мест
не узнали судьбы, что нас за углом поджидает
хотели делить жизнь - не смогли разделить даже смерть
она разделила нас - смерть всегда побеждает

Смерть всегда побеждает, что ей еще остается
кроме простой, всем очевидной победы
ты уже не узнаешь, как она мне достается
я не увижу, как ты уходишь в темную воду

Смерть разлучает - как ей еще совершаться?
вкус твоих губ, как дымок револьвера растает
и вот ты считаешь и снова считаешь шансы
одного не хватает

В темной воде рвутся слепящие звезды
смерть побеждает, как медленно смерть побеждает
я за тобой вдогонку, прости, что поздно
а как часто друг друга мы понапрасну ждали

Но попробуй еще раз: смерть победила - и ладно
хватит с нее, ей не положено свыше
и многократно пройдя между небытием и адом
просто меня позови
просто я

услышу

.

запись создана: 15.03.2013 в 12:34

@темы: говорю стихами

---

Море и ты

---

Опа! Деньги отправились с кошелька в банк, и как только они придут на карту, я сразу оплачу заказ для Москвы, на... подождите... 30 книжек.
Ну, и себе же надо наконец заказать, а то опять получается сапожник без сапог!

---

По изменившимся обстоятельствам: Картографией займемся 31 марта.
А то, простите, это пока еще не весна.
А вот весной и ага.

---

...И следы нашей тайной любви, как розы,
будут вместе с подростками петь и кружиться.
И наша любовь побежит по улицам
и будет карабкаться по деревьям.
И наша любовь с чужой перепутается,
и мы не умрем, а умрем - не поверим.
А умрем - не поверим.

Е.Евтушенко.

Это был эпиграф. К короткой записи. Такой:

У меня сбежал черновик. Улизнул. Вырвался на волю. Побежал по улицам...

---

Пабло Неруда

Если дни и впрямь падают
в бездну ночей,
то, наверно, существует колодец,
где покоится ясность.
И надо сесть
на закраину тьмы
и терпеливо удить
упавший туда
свет.

---

Роберто Фернандес Ретамар

Если мужчина и женщина проходят по улицам,
которые только им и видны,
по окраинным улицам,
впадающим в сумерки, в бриз, в океан тишины,
с древним или современным пейзажем,
больше похожим на музыку, чем на пейзаж,
если там, где ступают они, вырастают деревья
и глухая стена начинает сверкать, как витраж,
если лица им вслед поворачиваются,
словно завороженные звонкой трубой
или пестрым шествием фокусников,
окруженных толпой,
если при виде мужчины и женщины
кварталу горластому не до речей:
замирают качалки у дома,
и падают на мостовую связки ключей,
и одышки становятся вздохами,
то всё это не оттого ль,
что любовь настолько редка, что увидеть ее —
словно почувствовать сладкую боль,
обмереть, задохнуться,
загрустить, не поверить глазам,
словно услышать наречье,
на котором когда-то разговаривал сам,
от которого
что-то такое осталось на кончике языка,
что-то на шепот похожее,
на шепоток, шорох замершего шепотка?..

---

Все-таки пропустил кусок...


Сесар Вальехо.
Гитара под звук ладоней.

Здесь, между нами
и сумраком нашим,
возьми себя за руку с верой и болью,
концы нашей жизни мы наскоро свяжем
и ужин поделим - и смерти дадим её долю.
Иди же со мною,
останься со мною во имя моё, дорогая,
взяв на руки сердце, шагни в это пламя ночное,
и скользнём в тишину, от себя на носках убегая.
Останься со мной и с собою - да и с собою, -
и нас поведёт мостовая,
шагающих в ногу, навстречу шагов разнобою
чеканить шаги расставанья.
О тёмные души,пока,наконец, просветимся!
Пока не вернёмся!..
Пока не вернёмся - простимся.
Что мне ружья, послушай, -
какое мне дело до ружей,
если пуля в конце
именною печатью мне станет!
Что мне ружья - и что тебе пули,
если вкус твоих губ, как дымок револьвера, растает!
Да,красивая, этой же ночью
тяжесть нашей звезды испытаем руками незрячих,
а потом,я прошу тебя, очень,
спой немного - и вместе заплачем!
И этой же ночью движением слитным,бесследным, -
твоя беззаветность с моею тревожностью рядом, -
уйдём от себя, неразлучно...
Пока не ослепнем!
Пока не заплачем
над нашим последним возвратом!
Сюда, в эту ночь,
приведи себя - нежно, за руку,
мы ужин поделим - и смерти дадим её долю.
И что-нибудь спой -
окажи мне такую услугу, -
под наигрыш сердца в ладонь ударяя ладонью...
Пока, до другого свиданья! Пока возвратимся!
Пока!..И ещё раз - пока!..
И пока не расстались - простимся.

@темы: мой playlist

---

Ulloa

---

www.armada.cl/prontus_armada/site/artic/2009101...

@темы: Вальпараисо forever

---

А спам насчет "Вы сможете побывать во всех странах Латинской Америки, узнать много нового..." вызывает много разного смеха.

---

(Volviste a mí
porque me ataste
al nudo de la eternidad)

@темы: мой playlist, Вальпараисо forever

---

Дайри глючат не могу как...