В доме ремонт. Красят коридор на этаже. Радуюсь, что уже по факту выходной.

---

И решил посмотреть "Щит и меч".
Подсобрался, чай фенхелевый с печеньками притащил, включил кино. Первая серия, название на экране - "Без права быть собой".
Фффффффффф.

---

Ладно, а здесь я буду собирать стихи для Кенига (и для Зиланта заодно, хотя там времени будет меньше, но из этих и выбирать буду).

не важно, любит ли меня мир
поскольку не ему решать
я иду туда, куда я иду
а не куда мне скажут идти
я вижу не путь
но звезду надо мной
я вижу не мост
но сущность моста
я был ничем
я остался собой
я буду всем
я останусь собой
я не буду никем другим
мне достаточно меня самого
от меня не оторвать
не отщипнуть
не измылить меня
не растворить
я не соль
в морской воде
я море
в котором растворяется соль

---

Йошкин дрын. Да, я хочу петь и читать в Кёниге. Да, я даже фоточку для "обложки" дам. Да я даже там завел себе тенор (я завел его раньше, но - совпало).
Но - биографическую справку писать? Серьезно? Нихачуууууу.
(Я знаю свою биографию. Они точно не хотят ее знать. Я уверен. Чего б такого общепринятого написать-то?)

---

Мда. Сидишь такой, думаешь, что у тебя ещё сутки на блиц, а опа - на самом деле полтора часа.
Ну что, за час сорок управился, попозже посмотрю, что поправить, а что как.

---

Леопольд М. и Черная курица

Леопольд М. никому не мог объяснить, что его держит, что им движет.
Все объяснения, а главное –то, как они преломлялись в понимании слушателей, всегда были на половинку, на четверть, на одну десятую смысла - мимо.
И даже не важно, чем конкретно он занимался. Допустим, только допустим, заведомо зная, что ничего общего его реальное занятие с нашим допущением не имело, - допустим, он собирал материалы к жизнеописанию черной курицы, того самого Черной курицы, подземного жителя. Ну, это для нас речь идет о "том самом", а для Леопольда М. речь шла о самом Черной курице, мудром министре, своими непрестанными трудами обеспечившем могущество и славу великого подземного королевства, и столь бесславно окончившего свои дни в немилости, в ссылке, в нищете.
Леопольд М. не смог бы сказать, в какой момент эта глупая, жестокая сказка проникла в его сердце, захватила его разум.
Но с того момента все его усилия были посвящены одной цели: проследить жизненный путь министра, собрать доказательства его верности интересам королевства, доказать беспочвенность утверждений о связи выдающегося государственного мужа с неким мальчиком по имени Альоша и конопляном семечке. Леопольд М. полагал, что в этой легенде смешаны две совершенно разные истории, и мальчик Альоша со своим конопляным семечком мог делать что угодно, хоть на подоконнике его выращивать, а к достойному министру это не имеет ни малейшего отношения. Допустим, Леопольд М. занимался именно этой историей.
Тогда ему пришлось бы подробнейшим образом изучать птицеводство, архитектуре XVIII века, собирать материалы о тогдашних школах и педагогике, стать специалистом в этих вещах, попутно опубликовать множество статей, а то и монографий, выступать на конференциях, получить благоприятные отзывы коллег, премии и награды.
Собранная им коллекция куриных перьев редких пород внушала священный трепет знатокам. К нему неоднократно обращались киностудии с просьбой предоставить редкие, уникальные экземпляры в помощь художникам по костюмам и декораторам. Звезды всех искусств приезжали со всего мира в его скромную усадьбу ради фотосессии в его маленьком музее. Все кругом твердили, что лучших перьев не найти, а оттиски куриных лап стали модным принтом и продержались на пике популярности не один сезон, к вящему удивлению глав модных домов (кроме самых одаренных, которые вдохновенно предсказывали этот эффект еще за год до того, как тенденция проявилась, и настаивали, что целое десятилетие пройдет под знаком куриной лапы).
Собранные Леопольдом М. записи оглушительного кудахтанья и нежного воркования, всех многообразных и удивительных звуков, которые издают домашние куриные, столь же неожиданно стали хитом и повлияли на развитие популярной музыки, дав начало не одному направлению в ней.
При всем том Леопольд М. был несчастен каждый день своей жизни. То, что было видно на поверхности, вся эта слава, суета, софиты, вспышки, грохот и шепотки, все это было, в сущности, пустой шелухой, окружавшей заветную сердцевину, одновременно сладостную и болезненную, драгоценную и постыдную. Ведь он хотел как можно больше узнать о том, кого никогда не существовало, оправдать перед потомками, которых не было, очистить имя, никому не принадлежавшее.
И все свидетельства его успеха были пустым звуком, мятой бумагой, не ласкали и не насыщали его отчаявшейся души, его безутешного сердца, его мятущегося разума.
На самом деле все это было не более чем его фантазиями, ведь после того, как он истратил целое состояние на свои изыскания, родственники озаботились тем, чтобы запереть его – абсолютно безосновательно – в доме скорби, между десятков душевнобольных. Ему было абсолютно не место там, но он не смог ничего доказать. Его уникальная коллекция, его бесценные аудиозаписи, его библиотека, состоявшая из книг по птицеводству и всех, начиная с самых ранних, изданий роковой сказки, все было разорено, распродано, растерзано и уничтожено.
Полный отчаяния, лишенный надежд, он коротал свои дни под бормотание товарищей по несчастью. Впрочем, кормили неплохо и сад при лечебнице был очень уютный. Но смысл, смысл его жизни был полностью утрачен вместе со свободой.
Все изменилось в ту ночь, когда простыня его кровати приподнялась, когда из-под нее выглянули бойкие глазки миниатюрной черноволосой девушки, одетой в черный облегающий костюм, как в фильмах про суперагентов, проникающих в закрытые помещения и крутящих сальто между натянутых от стены к стене лучей лазера. В точности такая девушка, во всем черном, за исключением затейливого красного банта на черном берете, покрывавшем ее коротко остриженные кудряшки, выглянула из под кровати и, убедившись, что не испугала до смерти уже немолодого Леопольда М., вылезла из-под нее вся и присела в грациозном книксене.
- Реверанс был бы уместнее, - сказал она очень милым голосом. – Гораздо полнее выразил бы мое почтение к вам. Но в этой одежде он просто немыслим.
Лишенный дара речи, Леопольд М. смотрел на нее округлившимися глазами. Впрочем, ее глаза казались такими же круглыми, но от природы, и это было очень, очень мило. Ему показалось, что ее лицо – также округлое и при этом длинноносое – откуда-то ему знакомо.
- Я вижу, вы не удивляетесь, - улыбнулась она. – С вашей проницательностью и верностью нашей семье, с тем, что вы о нас знаете, вы не могли сомневаться в нас. Конечно, вы знали, что мы придем за вами. Позвольте мне представиться, я пра-пра-правнучка и прямая наследница Черной курицы, и я с огромной гордостью и смирением ношу это имя. Я пришла, чтобы вывести вас из узилища и проводить туда, где вы сможете продолжить ваши изыскания на гораздо более обширном материале. Наш дом и все что в нем есть – в вашем распоряжении. Также должна сказать, что мы позаботились приобрести – конечно, через подставных лиц, - и спасти иными способами все, что было возможно, чтобы сохранить собранные вами бесценные материалы. Пойдемте со мной. Вы ведь не откажетесь?
Стесняясь больничной пижамы, Леопольд М. все же выбрался из-под казенного тощего одеяла, встал и неловко поклонился.
- Пойдемте же! – воскликнула юная госпожа Черная курица, крепко взяла его за руку – тонкими твердыми пальцами, улыбнулась ему открыто, радостно и – снова то же впечатление – очень мило. Она внезапно оказалась одного с ним роста, или это он стал одного роста с ней, потому что, откинув проштампованную простыню, они вместе, даже не головы не наклонив, прошли в темное пространство под кроватью. Черная курица улыбалась - сияя красотой и радостью даже в темноте, и Леопольд М. чувствовал себя молодым, как никогда, и так же уверенно чувствовал, верил, знал, что это чистая правда, все так и есть, все на самом деле именно так.

---

Сейчас туману напущу. Буду невнятен.
Но очень хочется это сказать, а подробности - они для весьма внутреннего пользования.
Так что метафора, метафора и еще раз метафора.

Я - человек, которому не хватало одного специфического вещества. Ну, скажем, витамина, редкого, причем в той вариации, про которую даже говорят, что она теоретически вот такая и такая, ее свойства можно предсказать и описать. Но на практике она не существует и в природе не встречается, и синтетически не выводится. Поэтому все уверены, что такого вещества вообще не бывает.

И я долгие годы, практически всю жизнь, ощущал этот жуткий авитаминоз. И жрал горстями витамины. Много, разных, добывал их всякими способами, просил у друзей и знакомых, бывал счастлив, когда вдруг перепадало в подарок от доброжелателей, ел всякие полезные продукты, от которых в организме правильные вещества вырабатываются (ладно, это уже про аминокислоты скорее, но метафора стерпит).
Переживал и страдал физически, когда долго не получал витаминов. Беспокоился, когда запасы оскудевали. Все время был озабочен тем, где взять этих витаминов, как их заполучить.
Особенно витамин С. Очень хороший. И встречается часто. Просто палочка-выручалочка для человека с витаминозависимостью. Правда, уже крапивница от него и желудок в дырочку, но его достать проще всего, поэтому - еще, еще витамина С!
И, конечно, я страдал, что я такой... зависимый. Взрослый здоровый человек не должен так зависеть от витаминов. Это унизительно, в конце концов. Нормальный человек должен производить все аминокислоты сам в себе (неправда).
Но никак ничего нельзя было изменить. И без витаминов ужасно, и с витаминами вечно их всё равно не хватает.
Психотерапия рулит, на людей я давно не кидался с воплем отдай мое сердце и витамины, не выклянчивал и не пытался самоубиться об стену в отсутствие. И даже бодро жил-поживал. Ну, не умираю без этого странного вещества, и спасибо. Но раздражало - что я без него и жить не могу, и добыть его не могу.

И вот. Мне. Вручили.
Упаковку того самого вещества, витамина, аминокислоты, хрена в редьке, черта лысого, апельсинов и персиков.
Ну там, для метафоры сойдет, инопланетяне прилетели - на балкон сели, выгрузили коробочку и говорят: на тебе, добрый человек, это то, чего ты в жизни не пробовал, но это - оно.

И это оно.

И всё. Нет, другие витамины и аминокислоты мне по-прежнему нужны и будут нужны, как и всякому живому существу. Но мне теперь не надо пытаться заткнуть потребность в конкретном, но несуществующем и поэтому неизвестном веществе Х всеми другими буквами алфавита (невозможно). Поэтому мне нужны витамины, когда нужны, в нормальных дозах и не фатальное отсутствие любого из них я легко перенесу некоторое время, без тревоги и пеллагры, например.
Мне просто ХВАТАЕТ.
Потому что хватает в том числе вот того как бы невозможного вещества.

И вот еще важное - я ведь столько усилий приложил, чтобы жить с этой недостачей, да. Ну, нормально жить, непостыдно. Не продаваться за витамины, не выпрашивать, не ненавидеть людей, у которых витаминов достаточно. Я себя вокруг этой коллизии выстроил хорошо, хорошим. Но я и еще одно важное сделал: я не отказался от своей потребности, я продолжал ее ощущать и признавать. Поэтому я сказал инопланетянам: о, спасибо, дайте две. А не это вот: не нужны мне ваши абрикосы, я и без них прекрасно обойдусь.
И поэтому мне теперь крепко и спокойно, я большой, толстый, довольный зверь. Можно дальше работать.

Туманно и невнятно, да. Я предупредил.
Может быть, кому-нибудь это тоже про что-нибудь его собственное отзовется. Поэтому я просто оставлю это здесь.
Потому что бывает, что нам действительно чего-то очень важного реально не хватает, а мы даже вообразить не можем, что оно возможно - а оно возможно.

---

Хочешь подобрать аккорды одной песни из "Принцессы грёзы", и лезешь за ней на ютуб, и там первый же ролик с этой песней - с первого показа, ещё без всего, вот просто. И видишь - меленько - на сцене хор, и вдруг понимаешь...
Но пока разворачиваешь телефон, хористы уже опустились на пол - и за хормейстерским пюпитром не видно головы человека в первом ряду, но ты видишь плечо, руки, ты знаешь.
И возвращаешь ролик на несколько секунд раньше - и да.
Сидишь потом в слезах.
Сердце мое, где бы ты ни был. Где бы ты ни был.

youtu.be/z4qdUqbEZHo

---

Я в Волгограде. Теперь и волгоградец.
Сегодня в честь этого часов в пять иду на набережную петь и играть на укулеле, просто так, сам по себе, это будет то ещё тихое приключение. Никогда так раньше не делал, естественно, волнуюсь. И радуюсь. И чувствую, что это будет очень правильно.

@темы: у Лу была гитара, ukulelelelele

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

По своей надобности перечитываю комментарии в жж к ЧКН.
Такое трогательное объяснение про Лу:
"А Лу всегда вспоминает о том, что он кабальеро, если его сильно прижало. Когда все в порядке, он может расслабиться и дурачиться как угодно. Но как только начинает припекать - мачо с ранчо тут как тут".

---

Для памяти.
Море любви:
начать с припева, между вторым и третьим куплетом сыграть полностью куплет+припев, в самом конце ещё 2 раза Е7 Am

@темы: зилант, у Лу была гитара, песни меня, ukulelelelele

---

Господин Мухоморский

Господин Мухоморский написал триста тридцать три романа, так и оставшихся неизвестными на Земле.
Трудно сказать, что помешало ему прославиться. Возможно, фамилия. Возможно, язык, на котором он творил, не являлся самым востребованным на его родной планете. Или он был слишком невзрачен внешне, в отличие от прославленного гриба, упомянутого в его родовом прозвании. Возможно, все это вместе. А еще он не пил коньяка и поэтому не мог завязывать достаточно глубоких отношений с издателями. К тому же по паспорту и внешнему облику он был женщиной, но отказывался от своей истинной природы по непонятным современникам причинам, и это заставляло их подозревать в нем безумца, возможно, опасного.
Господи, и зачем я это говорю, и зачем именно так? Между мной и господином Мухоморским неизмеримо больше различий, чем сходства. Взять хотя бы то, что он никогда не красил волос ни в какой цвет кроме рыжего и не принимал спиртного, а я уж двадцать лет хожу крашен в блондина и люблю выпить с друзьями пару стаканов "куба либре" прохладным летним вечерком. Он терпеть не мог стихов и никогда их не писал, а я, должен признаться, и в молодости ими баловался, и теперь не пренебрегаю. И уж точно мне далеко до его плодовитости. Различий не счесть!
Но людям всегда бросится в глаза скорее единственный на всю поляну мухомор (простите мне невольный каламбур), чем россыпь нежнейших маслят, и я понимаю, что обречен: мне припишут желание выразить в истории господина Мухоморского мои собственные напрасные чаяния и убитые надежды. Так вот нет же, нет! Я со всей серьезностью отрицаю и отвергаю эти подозрения. Между мной и господином Мухоморским – пропасть непреодолимая. Господин Мухоморский жил в сорок первом веке, а я живу сейчас. И давайте взглянем на самое важное отличие: господин Мухоморский умер, а я еще жив.
Сказать по правде, господин Мухоморский был отъявленным графоманом. Он писал запойно, болезненно, маниакально. Он писал, оставаясь полностью и безвыходно внутри собственной головы, внутри собственного мира, выстроенного из ничего, из случайных разрозненных впечатлений и нечеловечески мощной фантазии. Мира искусственного, насквозь фальшивого, выморочного, по отзывам современников.
Господин Мухоморский писал, не интересуясь окружающим миром, не давая себе труда справиться в надежных источниках, как устроены в реальности все эти вещи, о которых он писал: галактический спецназ, морфеохирургия, управление звездолетами, брачные обычаи космических моллюсков, тайные обряды потомственных собирателей душ. Он писал обо всем этом и о много другом, путая реальность и вымысел. Где галактический спецназ, а где собиратели душ? Ни один здравомыслящий человек ни за что не соединит их в одной истории. А господин Мухоморский – по морю аки по суху – пьяному же море по колено.
Потакая незалеченным детским травмам, слабости духа и плоти, развращенности ума и бесконечной лени, он населял свои миры невероятными, пронзительной красоты и силы героями, которые – опять же, по отзывам современников, – с первых реплик вызывали то ли рвотные спазмы, то ли будоражащий сахарный «приход».
Жертвенная псевдолюбовь и томные беспомощные красавицы, герои без страха и упрека и бездонной черноты злодеи – этот список можно продолжать бесконечно.
И, главный грех, господин Мухоморский обожал своих героев (у него не поворачивался язык называть их холодно-потребительски персонажами) и обожал свои истории. Когда не писал продолжение – а все его истории были продолжениями друг друга, бесконечно закольцованной системой сиквелов и приквелов, сагой о предках потомков и промежуточных звеньях, в которой уже невозможно найти самое первое начало, невозможно определить, кто кому отец или дочь, но все друг другу близкие родственники…
Так вот, когда не писал продолжение, господин Мухоморский любил посидеть в шезлонге на террасе с одной из своих бесчисленных рукописей, попивая лимонад на пряных травах летом или ароматный крепкий чай ранней весной или осенью. Зимой он устраивался в кресле у камина, раскрывал толстую папку с текстом и жадно впивался в него подслеповатыми от постоянной писанины глазами. Время исчезало для него, он исчезал для мира вообще. Нередко слеза стекала по его впалой щеке или из уст его вырывался вздох восхищения. Он любил своих героев, свои истории и свой слог.
Господина Мухоморского не читали, а если читали – писали в ответ вот все то, что осторожно, в очищенном и высушенном виде приведено выше.
Поэтому ангелы чтения не могли обнаружить эти текстов. У ангелов чтения всегда цейтнот, час пик и на носу дедлайн. Если задуматься об этом, становится не по себе.
Одно человечество производит столько текстов, что никакая бесконечность не в состоянии их вместить иначе как навалом, гигантской кучей, мега-кучей, слова такого нет. Слишком велика скорость пополнения. Ангелы чтения не успевают разобрать тексты по жанрам, расставить по полкам, ведь для этого недостаточно наскоро заглянуть в книгу или записку – необходимо дочитать ее до конца и хорошенько обдумать впечатления. Истории обманчивы и зачастую обещания, данные в начале текста, обращаются прахом задолго даже до середины, а в конце мы можем обнаружить, что дочитываем вовсе не то, что начинали читать. Ангел же должен безошибочно вывести из этого главный вектор, который и приведет историю на соответствующую полку в бесконечной космической библиотеке, и, в конечном счете, к тому читателю, которому она позарез нужна именно сейчас.
А любовные песни моллюсков, источаемые специальными железами и растворяющиеся в межзвездной пустоте, меняя ее органолептические свойства? Для потенциальных партнеров это весьма откровенное приглашение на свидание с указанием точных пространственно-временных координат, но… Но, положа руку на сердце, кто из вас станет отрицать, что в отрочестве провел не одну бессонную ночь, заливая сладостными слезами страницы переводов этих любовных посланий на ваши родные языки? Просто такова природа космического моллюска – самое разнузданное их совокупление возносит души разумных всех видов на максимально доступную им высоту.
А мемуары отставных космоспецназовцев – огонь, вода, иерихонские трубы и грохот коней всадников апокалипсиса?
А тайные манускрипты собирателей душ, леденящая бессмысленность которых порождает невыносимой жути кошмары в каждом, кто хотя бы взглянет на страницу?
А… нет, я только попусту теряю время, перечисляя явления, несомненно вам известные.
На самом деле сегодняшняя моя речь полностью посвящена господину Мухоморскому и его влиянию на состояние умов нашей галактики.
Я заговорил об ангелах чтения и их невероятной перегруженности работой. И да, эта перегруженность в сочетании с тем, что господина Мухоморского никто не читал, кроме него самого, и послужила причиной его слишком долгой безвестности.
Всем вам, конечно, известно, что единственный способ получить гарантированное внимание ангелов чтения – это вырвать из читательской груди вздох искреннего восхищения. Будет ли он звучать как «вау», «круто» или даже «охуеть» – не так уж важно. Ангелы слышат истинную природу этого вздоха, и она сродни происхождению Вселенной.
Но господина Мухоморского никто не читал. Если бы кто-то смог осилить хотя бы десяток страниц, хотя бы пару глав! Но это было решительно невозможно. Не на Земле.
О, вы совершенно верно подметили – господин Мухоморский был хотя и единственным, но бесконечно благодарным читателем самого себя. Но…
Но вы же знаете, как это бывает. Если до ангелов чтения и долетали восторженные вздохи господина Мухоморского, то любой вопрос: а кто это там так хвалит книгу? – получал незамедлительный ответ: автор! – аааа… И заинтересовавшийся было ангел разочарованно отворачивался и поддергивал рукава, чтобы погрузить натруженные руки в завалы непрочитанных книг.
Но был один ангел – мы не можем поблагодарить его персонально, потому что ангелы чтения не носят никаких имен, по крайней мере, не открывают их людям, чтобы не было соблазна объявить их выбор обусловленным личными предпочтениями и поставить под сомнение, – но был, повторюсь, один ангел, который, год за годом слыша восторженные вздохи господина Мухоморского, научился различать его голос среди других голосов.
– Кто это там в таком восторге от текста? – прозвучало в очередной раз под сводами книгоприемника.
– Автор, – с легкой иронией ответствовал один из крылатых тружеников.
– Опять все тот же, – добавил третий ангел. И повторил: – Опять все тот же…
И бесконечная любознательность, присущая ангелам вообще, и бесконечная усталость от монотонной работы, толкнули его на необычный шаг. Он был, в конце концов, озадачен и покорен упорством неведомого автора, постоянством его в любви и преданности своим текстам.
И он протянул руку и взял рукопись прямо из рук господина Мухоморского.
Рвотный спазм и сахарный «приход» настигли его одновременно на первом же абзаце. Звездные руки его дернулись было в естественном жесте укушенного – отбросить от себя ядовитое существо. Но он был ангел чтения. Взявшись читать, он должен был довести свой труд до конца. И он, тихонько подвывая от тоски и обреченности, дочитал до последней строки и перевернул страницу.
И Вселенная перевернулась. И еще раз. И еще.
С каждой перевернутой страницей переворачивались миры в голове ангела. Книга была вовсе не тем, за что выдавала себя с первых фраз. Книга лгала и кокетничала, отпугивая и заманивая, увлекая в головокружительный полет, и он едва успевал за ней. Книга резала правду с оттяжкой, книга кричала и ворковала, хохотала и ныла, обличала и превозносила – весь мир, видимый и невидимый, физический и запредельный.
И каждая фраза в ней была на другом языке.
Вся бесконечность обитаемой Вселенной, все живые, мыслящие, любящие были представлены в ней так ярко и всеобъемлюще, что даже у ангела чтения, читавшего вообще всех, захватило дух от этой полноты.
И все это было воплощено в персонажах из засахаренного картона, щедро усыпанного стразиками, и это было уже совсем невероятно прекрасно.
Вот это вот – вот это вот! – славило творение и Творца, воспевало бесконечность так, что бесконечность не могла не заслушаться – не могла бы… если бы услышала. Но у нее не было ни единого шанса услышать эту восхитительную песнь.
То есть, не было прежде.
А теперь – была. Потому что ангелы чтения связаны между собой единой коммуникационной сетью, и что испытывает один, может быть известно каждому. И тот безвестный ангел чтения, который читал текст господина Мухоморского, открыл свое сознание. Лучи изошли из его головы, из его сердца, из его ладоней, на которых он бережно и почтительно держал рукопись господина Мухоморского.
Это был неповторимый миг – миг, когда из рук ангелов упали раскрытые книги, и рты их приоткрылись, и крылья возделись над головами, и в глазах зажглось восхищение.
Буду краток. С тех пор мы читаем книги господина Мухоморского, мы все. Космоспецназ обливается слезами над историями о моллюсках, собиратели душ хохочут над вымышленными мемуарами космоспецназа, моллюски вздыхают о земных красавицах, морфеохирурги… впрочем, о них ничего лучше не говорить, особенно перед сном, и, глядя на часы, я предпочитаю обойти стороной те эффекты, которые произвело на их цивилизацию массовое чтение романов господина Мухоморского.
И только на Земле, на которой он прожил все сто пятьдесят лет своей мирной однообразной жизни... Только на Земле он остается совершенно безвестным, непризнанным гением, звездой не только безымянной, но и невидимой. Но, излучая в спектре, недоступном земным приборам, он стал ярчайшим светилом всей галактики.
Как такое может быть?
У меня нет ответа на это. Но я часто задаю себе вопрос: что было бы, если бы он сам не любил своих текстов, своих героев, своей судьбы? И ответ на этот вопрос приводит меня в ужас и трепет.
На этом позвольте мне закончить мою речь – и да пребудут с вами Сила и любовь.
И со мной.

---

Это же известное дело - когда блиц и остаются считанные часы до дедлайна, находится столько приятных способов их провести, делая что угодно, кроме того что нужно.
Поесть, попить, сложить высохшее белье, помыть посуду, заменить наполнитель для кошачьего сортира, вынести мусор, постирать и развесить новую партию белья, поставить в духовку индейку, сочинить новую песню, почитать что-нибудь легкое, потрепаться с кем-нибудь в мессенджере, ответить на письмо, о, что же еще я не сделал, что нужно сделать срочно прямо сейчас?
Ну, это ничего, треть написана, теперь уж никуда не денусь - ну, я надеюсь на это.
Текст сам себя не напишет, а вот дедлайн, он-то как раз наступит сам собой.

---

Ничего себе. Фейсбуком принесло в напоминалке. От 2014 года. Оказывается, был такой текст. То-то мне казалось, что он был.


Откуда мне знать,
как снег на горах лежит
у берегов
земля моих снов
убереги меня, удержи

на грани яви и сна
оставь ненадолго еще
здесь камни и снег
здесь волн разбивается бег
остальное не в счет

и я не смотрю
в ту сторону, где тишина
невидимо мне
кровавой прорехой во сне
расцветает весна

и я не смотрю
туда, где всегда только ты
и если не ты
там черный зрачок пустоты
темней темноты

и я не смотрю
как валится небо на нас
сорвавшись с оси
но мимо его пронеси

хотя бы пока не проснусь

@темы: песни меня

---

Уходили из тех времён
тогдашних лиц
тогдашних слов
Отрешались от тех знамен
лишались своих имён
прощай мой брат
прощай любовь

Уходили от тех врагов
от тех обид
от той беды
От расстрелянных берегов
недосмотренных горьких снов
океанской
горькой воды
*
Рассыпали в пыль витражи
сиянье рук
золото глаз
Те что стоило жизни сложить
только больше там некому жить
больше никому
из нас

Разлетались крыльями в синь
за горизонт
за облака
Те кого остаться просил
кто вернулся бы да нет сил
но вернулся бы
наверняка
*
Отступали от тех границ
до алтарей
тогдашней лжи
В тишине без имен без лиц
ни предателей ни убийц
лишь твои ножи
да их ножи

Уходили как на костер
один за всех
и все за ним
Ливень смыл или ветер стер
их следов тайный узор
не узнает никто
где они

теперь

запись создана: 28.06.2019 в 19:03

@темы: у Лу была гитара, песни меня, ukulelelelele

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Узнать закон для себя

---

Чтобы мимо здесь не прошло, несу и сюда. Затеял в Инстаграме игру, 21 каждый день с тегами #свободу_криворуким и #всеравно_молодец рисуем всё.
В смысле все что угодно, как угодно, чем угодно.
Просто продублирую здесь текст:

Каминаута пост! Слушайте все! Я - тот щегол, который не закончил Азбуку ленивых! Сам начал, а сам не закончил!

И поэтому не могу начать что-нибудь новенькое веселенькое.

А, нет, уже могу. Вот так всегда: признаешь поражение - и готов к новым победам. Не признаешь - так с ним и останешься, поражаясь, что ж дальше-то не шагается. Магия-шмагия. И вперед ура.

Короче, вот позавчерашняя ракушка и вчерашняя кружка объявляются началом новенького веселенького под девизом #всеравно_молодец и, конечно, #свободу_криворуким

Каждый день 21 день что угодно чем угодно - у каждого свои вызовы и свои препятствия, вот с ними и потанцуем.

Развлекаемся в инстаграме или здесь или где угодно, ставим теги и находим друг друга в этом холодном жестоком мире... Ну или в жарком и добродушном, уж как получится.

Лично я буду делать маленькие кривенькие карандашики - просто, быстро, печально... и вперед ура, вперед ура.

Есть кто со мной?

___
Ссылки
www.instagram.com/p/BzSBgd4IzCX/?igshid=qysqaqz...
m.facebook.com/story.php?story_fbid=28125946820...

@темы: свободу криворуким, все равно молодец