Амммм... Я пытался разобраться с Ридеро.
Я пас.
За не очень много денег они, наверное, помогут разобраться вообще со всем. Но вроде бы как заявлено, что и без того можно много чего сделать. А я что-то никак.

---

Вот когда в это заковыристое расписание приходится срочно вписывать еще и ортопеда-травматолога, начинаешь понимать, что все не так уж плохо. Есть куда вписать. Спасибо Д., в унынии я могу только таранить стены головой, правда, недолго.
Ничего катастрофического, просто предыдущее лечение нифига не действует, а рука-то мне нужна, правая к тому же.

Послезавтра, в любом случае, я буду учиться у Учителя.

---

"Человек в сером все это подробно объяснил Мартину восемнадцать лет назад.
– Эсхатон весьма заинтересован в поддержании целостности мировой линии, – говорил он. – Это и в ваших интересах тоже. Как только люди начинают возиться с непонятными парадоксами причинности, могут вылезти самые разнообразные летальные побочные эффекты. Эсхатон подвержен их действию не менее любого другого существа нашей вселенной – он, как вы знаете, не создавал ее, он только живет в ней, как и мы. Он может быть массивным сверхчеловеческим интеллектом или кластером интеллектов, он может обладать возможностями, которые нам и не охватить разумом, но его, вероятно, можно очень легко уничтожить – просто несколько термоядерных бомб в нужном месте до того, как он включился и обрел сознание, выйдя из досингулярных сетей двадцать первого столетия. Не будь Эсхатона, люди как вид уже, скорее всего, вымерли бы.
– Эпистемология по счетам не платит, – заметил сухо Мартин. – Если вы ожидаете от меня, что я буду делать что-нибудь рискованное…
– Мы это оценим, – кивнул человек в сером. – Нам нужно выполнение поручений, и не все из них полностью безопасны. Как правило, от вас не потребуется большего, чем заметить некоторые вещи и сообщить о них нам, но иногда, если угроза серьезна, вас могут попросить действовать. Обычно тонкими и необнаружимыми способами, но всегда – на ваш риск. Однако за это есть компенсации.
– Опишите, какие.
Мартин поставил на стол недопитый бокал.
– Мой спонсор, разумеется, готов вам хорошо платить.
...
– Сколько у меня времени на обдумывание? – спросил Мартин.
– До завтра. – Человек в сером заглянул в свой блокнот. – Оклад – десять тысяч в год. Десять тысяч или больше – премии, если вас попросят что-нибудь сделать. И существенно исключительный статус в комитете по населению. А главное – вы поможете защитить человечество как целое от действий некоторых его неумеренных – не будем говорить «глупых» – представителей. Еще выпить хотите?
– Да, неплохо бы.
Они хотят мне платить? За то, что я вызвался бы делать добровольно?
Мартин встал.
– Мне не надо думать до завтра. Считайте, что я с вами.
Человек в сером улыбнулся без малейшего оттенка юмора.
– Мне сказали, что вы так ответите."

Стросс. "Небо сингулярности"


и это была расплата за третье желание. Молодость, истинные друзья… и то, что каждый мальчишка желает в своем сердце, не очень понимая, что полная приключений жизнь – совсем не так радостна, если это тебе надо ее прожить."

@темы: реконструкция, археологи

---

+13 = два ведерка маркеров.
Кто бы мне сказал месяц назад.
Пойдем посмотрим мультик в кино, а потом, если хватит сил, я нарисую тыкву.

---

Выходные получаются "за всё хорошее", ну, кроме отдыха как такового...

Суббота:
- головокружительный и молниеносный полет с Ягу, спасибо Стрейнджеру, назвавшему ей имя, ее история в голове была раньше, но вот так развернуться со всеми обертонами и замкнуться в кольцо вокруг Климпо ей помогло имя, что не ново, но всегда волшебно.
- отличная встреча группы с новыми участниками, и это реально праздник для меня, надеюсь, в следующий раз мы встретимся в полном составе, но это было правильное решение - что год назад, что сейчас. Мы растем и развиваемся.
- грандиозный подарок от сестры - огромная коробка хороших карандашей. Влюбился, собираюсь с силами, чтобы приступить.
Это не бывает легко, но это круто.

Воскресенье:
- М. Что движет солнце и светила - или кой черт меня понес это... дело - или за чем я туда шел - или от чего я бежал, но самом деле я могу тут только Гоголя цитировать. В том смысле, что незачем искать ответы по сторонам, когда ответ внутри, всегда тот же. Фраза сессиий - "И вы, Карпман, тоже выйдите. Треугольник вынесите. Сами можете остаться, послушать".
- грандиозный подарок от друга - входной билет на мастерскую В.Е.Кагана. Счастлив, готовлюсь следующие выходные провести там.
- отличные два часа разговоров об оптических эффектах, цветах и линиях, фасонах и фактурах.
- осада Сбербанка, почти ровно час. Ну, не много в воскресенье найдешь работающих отделений, а уж когда оно в ТЦ...
- третий просмотр "Дома странных детей", теперь еще и вместе с другом, которому тоже понравилось.
- Д.

Зато в понедельник я полдня лежал...
А потом поставил пирог из тыквы. Жду!

---

Другие тесты и гадания от Шувани

---

www.edimdoma.ru/retsepty/85246-prostoy-pirog-iz...

---

30.10.2016 в 14:26

Пишет  Св.:

Квир-Лего: бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях
Да, я опять

«Квир» — название, указывающее на отличие от нормы. Норма в современном обществе — это цисгендерность, гетеросексуальность, наличие сексуального влечения, ориентированность на моногамные отношения, и так далее. Но в реальности гендер и сексуальность человека представляю собой множество спектров; даже биологический пол, часто представляющийся понятным в своей бинарности, на самом деле куда разнообразнее. Растущее количество идентичностей, которые выделяются в настоящее время и добавляют буквы в аббревиатуру ЛГБТКИА, делает этот факт очевидным.
На семинаре я предлагаю рассказать о существующем разнообразии спектров, а также о формировании и политической значимости идентичности в связи с полом, гендером и сексуальностью в современном обществе.
Подробности здесь.

3 ноября (четверг) 19.00-22:00 (лекция и дискуссия)
Локация - м. Краснопресненская; для того, чтобы узнать точный адрес, напишите мне в умыл или свяжитесь с организаторами, контакты по ссылке.
Предварительной записи нет, есть сбор за аренду помещения 300 р.

---

Щас пришло в голову на мотив того знаменитого "Парохода" -

истерит и паникует весь народ

---

Буря мглою... Думал, что в этом флакончике мой личный парфюм от Ани Герасимовой - и брызнулся, не читая приклеенной этикетки.
Острый запах маринованных огурцов заставил меня задуматься уже в полете. Полез за очками... ну да, конечно. Первый папоротник, Fougere Royale, образца 1882 года, прародитель всех фужеров.
Невольно буду благоухать исторически.

Справка: Fougere Royale Houbigant - это аромат для мужчин, принадлежит к группе ароматов фужерные. Fougere Royale выпущен в 1882. Парфюмер: Paul Parquet. Верхние ноты: Лаванда, Мускатный шалфей и Бергамот; ноты сердца: Гвоздика, Орхидея, Гелиотроп, Роза и Герань; ноты базы: Бобы тонка, Мускус, Ваниль, Дубовый мох и Кумарин. www.fragrantica.ru/perfume/Houbigant/Fougere-Ro...

---

Всё, целиком.

Про девочку Клару
(временный заголовок)

Мне нужно с тобой посоветоваться, Одуванчик. Только объяснять много придется. Придется объяснять. До утра времени много. Надеюсь, ты не хочешь спать. Мужчины обычно хотят, я знаю, не первый же ты у меня. Вот как раз про первого… Мало ли чего ты не хочешь знать. Я тебе не про это рассказать хочу, я по делу. Это важно. Кофе? Давай кофе.
Теперь слушай, не перебивай.
Мой первый – я долгое время была уверена, что и последний, кстати, - был вылитый Док. Я, когда в первый раз в нашу раздевалку вошла, вижу – он стоит, глаза эти небесные – злые, как сам ад, я сразу решила: ни за что. Даже когда поняла, что обозналась.
Злятся они одинаково.
А я к тому моменту уже ничего не боялась – даже нелюбви. Но вот со всем этим дерьмом дело иметь – ни за что. Я была уверена, что раскатаю любого, кто только задумается о том, чтобы хоть пальцем меня тронуть – в плохом смысле, мое сердечко, в плохом смысле. Ты куда? Руки не убирай, можешь даже наоборот. Не верю, что испугался. Тоже мне. У нас все шутники, а уж как посмеяться любим – я других таких веселых людей не встречала никогда и нигде. С нами обхохочешься, если понимать, в чем дело. Ну, я и сейчас уверена, что раскатаю любого… кто не раскатает меня. Это несколько меняет дело, правда? Но уверенности в себе не убавляет. А тогда я была просто леди уверенность или, скорее, леди уебу с ноги, сколько мне голову ни чинили. Уже и чинить перестали. Кажется, поняли, что само пройдет – с опытом. И отправили этого опыта набираться – прямо к нашим в раздевалку, точно. И когда я увидела злющего Дока, я решила: ни за что. Раскатать я его раскатаю – ага, так и подумала, он же выглядит, как принц из сказки, а от принца не ждешь повадок ассасина, да? Вот я и решила: раскатать раскатаю, а занафига мне вообще оно?
Я до того такие глаза, наверное, один раз в жизни и видела. Сейчас расскажу. Жила-была девочка, звали ее Клара. И вышла с ней вот такая история. Только ты не рассказывай никому, ладно? Да, это шутка такая. Я знаю, что не расскажешь. Я бы тебе не рассказывала, если бы думала, что тебе в голову такое может прийти. Да все и так знают, кому надо. Просто… некоторые вещи невозможно рассказать без вступительного ритуала, и вот это он. Никому не говори про это, ладно? А ты отвечай, как положено.
Клара, шепчет новенький, Клара, и я прижимаю к его сладчайшим губам палец. Клары больше нет. Ее, может, и не было никогда. Я помню, как мама твердила, обливаясь слезами: где моя девочка, куда ты ее дела? А я никуда ее не девала. Просто никогда не была ею, той, которую мама звала Кларой, цветочком, куколкой своей. Не было у нее куколки никогда. Мама умудрялась не замечать этого до самого конца, когда я уже прямо сказала, что иду служить в полицию или в пожарные, не решила тогда еще. Что тут началось! Как будто у меня рога выросли, хвост и чешуя. Как будто я чудовище, укравшее и сожравшее ее драгоценную крошку. Как будто я паразит какой-то, притворившийся ее девочкой. Вот вчера все было прекрасно, и девочка была на месте, милая куколка, нежный мамочкин цветочек. А сегодня вдруг я. Понимаешь? Ты понимаешь? Как будто все это время она на меня глаза направляла, а смотрела мимо, видела какое-то свое кино. Про платьица и гольфики… Ну да, было дело – сколько я их изодрала по деревьям и крышам, страшное дело. Бесполезно. А, еще про всякие штуки, чтобы выпрямлять волосы и потом закручивать их в такие трубчатые, знаешь, локоны. Нет, правда, сначала выпрямить, а потом закрутить. Я сказала, что это мы самые смешные шутники? Я ошиблась, мое сердечко. И про туфельки – она так и сказала, представляешь? – не туфли, туфельки! Как будто мне пять лет, а она снова напяливает на меня этот огромный торт из кружев и лент. И трусы с жабо на заднице. И гольфы с бантами. Тебя еще не тошнит? Сейчас будет. Она сказала: бусики – и зарыдала. Мне, двадцатилетней дылде, жаждущей защищать и спасать, она плакала о бусиках. И о туфельках на каблучках. На каблучках! Какие, к бабушке, каблучки, ты пробовала дверь шпилькой выбить? А, все без толку. Она рыдала так, как будто я в самом деле у нее отняла дочь. Только фокус в том, что той дочери у нее никогда не было. Вот эта – была. Я – была. А той не было никогда. И мать моя, взрослая женщина, рыдала по ней, как… как по тем бусикам, как будто я у нее их отняла, прямо в день рождения.
Вот как тебе объяснить? Я в ярости была от обиды – и в отчаянии, что она меня так никогда и не замечала, все двадцать лет – и сердце разрывалось на нее смотреть. Так безутешно она… И последней ниточкой, за которую она попыталась меня дернуть, был, конечно, он. Мой прекрасный принц, мой рыцарь без страха и упрека, мой на тот момент уже официальный и признанный жених, которого вся моя семья – мамина семья, поскольку… ладно, об отце в другой раз, - обожала и только что в коробочку с бархатной обивкой не складывала, в витрину с семейными реликвиями не выставляла, чтобы гостям и соседям хвастаться, какого наша Клара добыла жениха.
Как же Бретт? – спросила мама. – Как же ваша помолвка?
То есть само собой подразумевалось, что с полицейской или пожарной леди прекрасный принц ничего общего иметь не может. Понимаешь? Нет, ты понимаешь? Господи, Одуванчичек, какой ты… милый и наивный. Не можешь ты этого понимать, не положено тебе. Но спасибо, что киваешь. Нет, не спорь. Не положено, и все. Не перебивай меня, а то я тебе не расскажу самую соль, вот то, о чем просила никому не говорить. Я и так, видишь, какими кругами подбираюсь, а то и вовсе увильну, не осилю. Не мешай. Должна же я кому-то это рассказать, кроме нашего безразмерного Гайюса, кому-то человеческому, не по обязанности и не ради исправления искривлений в моей проданной дьяволу и архитектурному бюро психике.
Я говорила, что мне было двадцать, и я была по уши влюблена, и с этим принцем мы встречались, сколько себя помнили, как встретились однажды, когда я убежала из дома… Я рано начала. Да просто так, потому что в доме бегать нельзя, а сад быстро кончился, и за забором было гораздо больше всего, чем внутри забора. Ну, ты понимаешь. Потом уже все привыкли, и его няня регулярно приводила меня домой, и никто уже не беспокоился, все знали, что надо поискать у них где-нибудь на дереве, там нас и находили, но меня – не целиком. То есть часть ленточек и оборочек всегда оставалась на сучках у Бретта в саду, и мама так грациозно шутила, что приданое я туда переношу мелкими фрагментами. Это сейчас меня воротит, а тогда я не понимала, что это не шутки, что шутят не так. Шутят – это как у нас. Обхохочешься.
Родители Бретта, к слову сказать, были не в восторге от ее заходов, но разлучить нас никто и никогда не пытался. Я думаю, они с самого начала были уверены, что все закончится так, как закончилось. Их принцу я ровней не была, и они верили в силу крови, инстинкты высшей расы, не знаю, во что еще. И знали своего сыночка – если ему в чем отказать, то всё, пиши пропало, он своего добьется. А если дать наиграться – сам бросит потом.
Ну, наша игра тянулась двадцать без малого лет, и это было, Одуванчичек, чистым и незамутненным счастьем, моей радостью, моим воздухом – чтобы дышать и чтобы летать, опираясь на него, - все дни, и все часы, до последнего. Последний час был кошмаром. Вот я уже почти к нему и подошла. Сейчас еще передышку себе устрою. Ну, самой смешно, конечно: начала, так говори, и чем скорее скажу, тем скорее легче станет, правда? Потому что я в тебе, как в любом из нас, уверена. Даже несмотря на то, как с принцем вышло. Я в нас всех уверена, и вот тут мне хочется говорить не про нас, а про вас. Сказать, что я уверена в вас всех. Но это было бы неправильно. Хотя какие правила взять. Вот, знаешь, есть такой тест Бекдел для книжек и кино. По нему нужно, чтобы в истории было хотя бы две женщины с собственными именами, и чтобы они говорили друг с другом, а не только с мужчинами, и не только о мужчинах. Так вот я бы сейчас этот тест не прошла бы. Вот, я тут, единственная женщина, правда, с именем – даже вот настоящее имя, из детства, и то приплела сюда, и вот я говорю с тобой, с мужчиной, и говорю о мужчинах, и это полный провал. И правда, для меня это все важно, но вот здесь и сейчас я человек, человеческое существо, и говорю о человеках, о человеческих существах, и это правильно сейчас.
А с другой стороны, сердечко мое, в нашей с тобой истории мне и без второй женщины хорошо, имей в виду. Ладно, и без второго мужчины тоже. Шучу. Насчет «ладно» шучу, прекрати щекотать меня, я же нечаянно тебе челюсть выбью, ай, пусти! Грязный мужской шовинистический свин. Руку пусти. И ногу тоже! И шею, спасибо. Ничего не считается, я тебя в зале раскатаю запросто. Ну, не запросто. Пятьдесят на пятьдесят, ладно. И насчет этого «ладно» я не шучу.
Всё, спасибо, сердечко, теперь я могу говорить дальше. Какой ты хороший, Одуванчичек. Какой ты… Я на всех нас могу положиться, это правда. Но ты мне особенный, как ты это сделал? Может быть, потому что ты был новенький, и казался мне самым безопасным, потому что мы-то уж точно круче, я-то круче тебя, точно. Выходит, та история все-таки на меня до сих пор влияет. Вот поэтому мне и трудно так… Спасибо, что не говоришь ничего. Молчи. Я сама.
Мама спросила, а как же Бретт. И это был момент моего торжества. Из меня только что сияние не исторглось, как из какой святой – я физически чувствовала, как испускаю лучи, хоть и невидимые глазу, они вырывались из меня сквозь поры в коже, я сияла, я лучилась. И так небрежно пожала плечами: о чем тут говорить? Бретт идет со мной. То есть, мы вместе идем. В полицейские или в пожарные, или еще куда, мы подадим заявления везде, и посмотрим, куда нас возьмут. Лишь бы вместе. Потому что это была наша общая мечта, не моя и не его, а наша, и мы ее мечтали на деревьях в его саду, о, это же был целый парк, и мы уходили в нем все дальше и дальше, забирались все выше и выше, и были там одни между листвой и звездами, и мы летели… Знаешь, когда ветер колышет ветки, и листья вокруг вьются, и ветер в лицо, и звезды мелькают – кажется, что сам летишь. Мы там мечтали, как будем героями, будем спасать тех, кто попал в беду, защищать тех, кому угрожает опасность, и какие мы будем крутые, какие хорошие. У нас по всем дуплам были распиханы комиксы, как у тех белок. И мы мечтали. И любили друг друга – вот тех, замечательных и героических, какими станем совсем скоро. Мы были уже взрослые в наших мечтах, и мы точно знали, какие мы сейчас, потому что были уверены в том, какими станем. И, в отличие от иллюзий моей мамы, эти иллюзии меня не пугали и не огорчали, потому что в точности совпадали с моей сутью. Просто были немного на вырост, а так – в самый раз. Я росла прямо в этом, и главной целью моей было вырасти точь-в-точь, совпасть с предуготовленной формой до микрона. И второй главной целью – выйти замуж за Бретта, чтобы его родителям стало ясно, что, как ни знали они своего сына, но тут вот – ошиблись. Это было… это было не ради собственной корысти, понимаешь? Это было ради Бретта, ради его чести и достоинства. Потому что его родители относились ко мне как к очередной игрушке Бретта, очередному его капризу, пусть и затянувшемуся. И из их надежд следовало, что он такой же расист, сноб и мерзавец, как они. А он был не такой, и доказать это им я поставила себе целью. Хотя, конечно, я такими словами не думала, я просто чувствовала, что так будет правильно и честно. И мне не надо было хитрить, заманивать, окручивать и интриговать. Бретт был со мной в этом деле, для него было так же. Мы были уверены друг в друге. Настолько, что и не говорили об этом. Это было как воздух, чтобы дышать и летать. Об этом не думаешь, пока кислород не перекроют.
Это я не отвлеклась, это я даю тебе возможность погрузиться поглубже, чтобы ты в этом дерьме оказался, как я, по макушку. Даже извиняться не буду. Я выплыла, и ты выплывешь, не из такого выплывал, и чего это я буду тебя щадить, когда это мне помощь нужна. Да. Я это сказала. Мне нужна помощь. Помоги мне. Просто слушай и будь со мной. Если что, я уже с этим все, что нужно, сделала, и Гайюсу рассказывала, и мы работали, и он там со мной был. И я в норме, правда. Но между нами это должно произойти вот так: заново и с нуля, поэтому ты будешь со мной в этом рядом, по макушку. И я этого никогда не забуду. И ты не забудь.
Ну, пошли дальше.
Мы подали заявления и проходили всякие тесты – не Бекдел, другие, на здоровье, на прыгать-бегать-отжиматься, на мораль и этику, сам знаешь. Все вместе. И все вровень. Ну, плюс-минус, в одном у него, в другом у меня, в целом получалось поровну. И тут появились они. Архитекторы наши. Выцепили наши досье, изучили, возбудились, захотели нас к себе. Знаешь, как оно дальше. Приходит Гайюс и начинает соблазнять. Когда такой, как я, предлагают спасать не просто одного утопающего, не семью в горящем доме, а прямо сразу все человечество, такая, как я – как я была тогда, – устоять не может. Что я тебе объяснять буду, ты сам такой. Ну, вот и Бретт был такой. Так что на дополнительное тестирование мы согласились, не сговариваясь, и в тот же день собрались и уехали, рассказав родным дежурную байку про учебный лагерь то ли полиции, то ли пожарных, то ли спасателей на водах, какая разница. Мне пришлось натурально из дома через чердак убегать, но мне это было не внове.
И задали же нам жару! Все, что было до того, показалось разминкой для младшей группы детского сада. Я не думала, что смогу столько, сколько по итогам смогла. Просто каждый раз думала, что это вот уже последняя ступенька, и мне ее не одолеть, а раз это дело решенное, так почему бы не проползти еще полметра, все равно терять нечего. И так, по полметра, раз за разом. Ступеньки все не кончались, я все ползла. А потом опа – и всё. И я уже на месте.
А Бретт – нет.
Знаешь, если бы он мне сказал: откажись, не иди туда, останься со мной – я бы осталась. Чем хочешь могу поклясться. Он мне был дороже. Я его знала и любила всю жизнь. А этих спасителей человечества – всего пару недель, и не то чтобы они мне сильно нравились после наших приключений интеллектуальных, моральных и физических. Ну, ты в курсе. Тоже ненавидел? А чего пошел? А, ну да. Смешно, правда? Вот я и говорю, смешнее нашего архитектурного бюро я ничего не знаю. За исключением трубчатых локонов из распрямленных волос, но это совсем другая весовая категория, с этим нам не тягаться.

Если бы он мне только сказал: Клара, любовь моя, к хренам то человечество, пойдем в полицейские, в пожарные, в спасатели Малибу, будем спасать по одному человеку в день, за жизнь с полчеловечества и наберется… Я бы пошла с ним. И никогда, никогда бы не узнала… Да нет, это смешно, опять мне смешно. Да не плачу я. То есть я плачу, все ок, так и должно быть. Мне больно. Мне горько. Это просто слезы, Одуванчичек, можешь плакать со мной, если хочешь. Я тебя за это осуждать не буду. Гайюс не велит.

Он мне не сказал этого. Я ему сказала, что меня приняли, и он сразу вдруг стал вот таким – со злющими небесными глазами, с губами в нитку, с белыми щеками. И он набросился на меня – а я настолько испугалась, как будто вместо моего Бретта, моего верного товарища, заветного друга, моего мужчины, моего героя – вдруг оказалось инопланетное чудовище. Подменыш, паразит, прикинувшийся принцем. Мразь, тварь, хищная гадость. Я просто обомлела, как будто парализовало меня этим ужасом. И он бил меня кулаками, и за волосы – головой об стену, и с каждым ударом как будто становился сильнее и злее. А я не могла понять и поверить, что происходит. И это непонимание меня еще сильнее парализовало. Как в кошмарном сне, когда не можешь из него вырваться… Я настолько не могла поверить в происходящее, что позволила ему изнасиловать меня. Он точно так же мог напоить меня клофелином – у меня было не больше шансов оказать сопротивление. А потом он снова меня бил. И я хотела, чтобы он убил меня. Потому что жить стало невозможно.

А потом Гайюс сказал, что это уже наш человек, и все, что делается для наших людей, должно быть сделано для меня. Ну, ты понимаешь. Меня на руках носили и кормили с ложечки столько, сколько нужно было. И голову мне поправили, и всё поправили. Я только готова была уебать с ноги любого, кто только подумал бы меня пальцем тронуть. Хоть бы даже и Бретта. Если бы у меня была машина времени, я так бы и сделала. А в реальном времени мне просто не удалось его найти. Он исчез. Как будто его и не было никогда.

А потом я получаю назначение в группу Дока, прихожу в раздевалку утром, вижу эти глаза, эти губы. Злятся они одинаково. У них только причины разные, и то, что они делают от злости – разное. А так один в один. Я сначала дергалась, потом прошло.

Это, собственно, и всё, что я хотела рассказать. Да не Клара я. Меня зовут Ягу, а Клары никогда не было. Или она тогда все-таки умерла. Не важно теперь. Вот прямо сейчас – не важно. После разберемся, может быть, даже поплачем о ней вместе. Ты же не зассышь плакать при мне? Я при тебе плакала. Не забудь.

Я сейчас вспомнила, знаешь, что? Помнишь, в Климпо… А, нет, тебя с нами не было еще. Клемс был жив, а тебя не было. Так вот, я, кажется, видела его там. Я же этот взгляд ни с кем не спутаю. Док? Нет, на самом деле они очень отличаются. А вот этот взгляд – небесный, злой, я его видела там. Не веришь? Вот и я думаю, как-то это слишком. Потому что второй раз я его видела тоже. Когда мы вытаскивали Дока, помнишь это шоу? И там он тоже был. То есть я не могу ничего определенного сказать, и доказать ничего не могу, у меня ничего нет, кроме взгляда и мороза по коже. Я про это и хочу посоветоваться с тобой. Как ты считаешь, мне с этим к Гайюсу или к Доку?

@темы: Док и его команда

---

Предупредил, что опаздываю - по правилам у меня есть пара часов в запасе.
И этого. Того. Вот начало.
Можно меня подбадривать и жизнеутверждающе улюлюкать, в хорошем смысле.

***

Мой первый – я долгое время была уверена, что и последний, кстати, - был вылитый Док. Я когда в первый раз в нашу раздевалку вошла, вижу – он стоит, глаза эти небесные – злые, как сам ад, я сразу решила: ни за что. Даже когда поняла, что обозналась.
Злятся они одинаково.
А я к тому моменту уже ничего не боялась – даже нелюбви. Но вот со всем этим дерьмом дело иметь – ни за что. Я была уверена, что раскатаю любого, кто только задумается о том, чтобы хоть пальцем меня тронуть – в плохом смысле, мое сердечко, в плохом смысле. Ты куда? Руки не убирай, можешь даже наоборот. Не верю, что испугался. Тоже мне. У нас все шутники, а уж как посмеяться любим – я других таких веселых людей не встречала никогда и нигде. С нами обхохочешься, если понимать, в чем дело. Ну, я и сейчас уверена, что раскатаю любого… кто не раскатает меня. Это несколько меняет дело, правда? Но уверенности в себе не убавляет. А тогда я была просто леди уверенность или, скорее, леди уебу с ноги, сколько мне голову ни чинили. Кажется, поняли, что само пройдет – с опытом. И отправили этого опыта набираться – прямо к нашим в раздевалку, точно. И когда я увидела злющего Дока, я решила: ни за что. Раскатать я его раскатаю – ага, так и подумала, он же выглядит, как принц из сказки, а от принца не ждешь повадок ассасина, да? Раскатать раскатаю, а занафига мне вообще оно?
Я до того такие глаза, наверное, один раз в жизни и видела. Сейчас расскажу. Только ты не говори никому, ладно? Да, это шутка такая. Я знаю, что не расскажешь. Я бы тебе не рассказывала, если бы думала, что тебе в голову такое может прийти. Да все и так знают, кому надо. Просто… некоторые вещи невозможно рассказать без вступительного ритуала, и вот это он. Никому не говори про это, ладно? А ты отвечай, как положено.
Клара, шепчет новенький, Клара, и я прижимаю к его сладчайшим губам палец. Клары больше нет. Ее, может, и не было никогда. Я помню, как мама твердила, обливаясь слезами: где моя девочка, куда ты ее дела? А я никуда ее не девала. Просто никогда не была ею, той, которую мама звала Кларой, цветочком, куколкой своей. Не было у нее куколки никогда. Мама умудрялась не замечать этого до самого конца, когда я уже прямо сказала, что иду служить в полицию или в пожарные, не решила тогда еще. Что тут началось! Как будто у меня рога выросли, хвост и чешуя. Как будто я чудовище, укравшее и сожравшее ее драгоценную крошку. Как будто я паразит какой-то, притворившийся ее девочкой. Вот вчера все было прекрасно, и девочка была на месте, милая куколка, нежный мамочкин цветочек. А сегодня вдруг я. Понимаешь? Ты понимаешь? Как будто все это время она на меня глаза направляла, а смотрела мимо, видела какое-то свое кино. Про платьица и гольфики… Ну да, было дело – сколько я их изодрала по деревьям и крышам, страшное дело. Бесполезно. А, еще про всякие штуки, чтобы выпрямлять волосы и потом закручивать их в такие трубчатые, знаешь, локоны. Нет, правда, сначала выпрямить, а потом закрутить. Я сказала, что это мы самые смешные шутники? Я ошиблась, мое сердечко. И про туфельки – она так и сказала, представляешь? – не туфли, туфельки! Как будто мне пять лет, а она снова напяливает на меня этот огромный торт из кружев и лент. И трусы с жабо на заднице. И гольфы с бантами. Тебя еще не тошнит? Сейчас будет. Она сказала: бусики – и зарыдала. Мне, двадцатилетней дылде, жаждущей защищать и спасать, она плакала о бусиках. И о туфельках на каблучках. На каблучках! Какие, к бабушке, каблучки, ты пробовала дверь шпилькой выбить? А, все без толку. Она рыдала так, как будто я в самом деле у нее отняла дочь. Только фокус в том, что той дочери у нее никогда не было. Вот эта – была. Я – была. А той не было никогда. И мать моя, взрослая женщина, рыдала по ней, как… как по тем бусикам, как будто я у нее их отняла, прямо в день рождения.
Вот как тебе объяснить? Я в ярости была от обиды – и в отчаянии, что она меня так никогда и не замечала, все двадцать лет – и сердце разрывалось на нее смотреть. Так безутешно она… И последней ниточкой, за которую она попыталась меня дернуть, был, конечно, он. Мой прекрасный принц, мой рыцарь без страха и упрека, мой на тот момент уже официальный и признанный жених, которого вся моя семья – мамина семья, поскольку… ладно, об отце в другой раз, - обожала и только что в коробочку с бархатной обивкой не складывала, в витрину с семейными реликвиями не выставляла, чтобы гостям и соседям хвастаться, какого наша Клара добыла жениха.
Как же Бретт? – спросила мама. – Как же ваша помолвка?
То есть само собой подразумевалось, что с полицейской или пожарной леди прекрасный принц ничего общего иметь не может. Понимаешь? Нет, ты понимаешь? Господи, Одуванчичек, какой ты… милый и наивный. Не можешь ты этого понимать, не положено тебе. Но спасибо, что киваешь. Нет, не спорь. Не положено, и все. Не перебивай меня, а то я тебе не расскажу самую соль, вот то, о чем просила никому не говорить. Я и так, видишь, какими кругами подбираюсь, а то и вовсе увильну, не осилю. Не мешай. Должна же я кому-то это рассказать, кроме нашего безразмерного Гайюса, кому-то человеческому, не по обязанности и не ради исправления искривлений в моей проданной дьяволу и архитектурному бюро психике.
Я говорила, что мне было двадцать, и я была по уши влюблена, и с этим принцем мы встречались, сколько себя помнили, как встретились однажды, когда я убежала из дома… Я рано начала. Да просто так, потому что в доме бегать нельзя, а сад быстро кончился, и за забором было гораздо больше всего, чем внутри забора. Ну, ты понимаешь. Потом уже все привыкли, и его няня регулярно приводила меня домой, и никто уже не беспокоился, все знали, что надо поискать у них где-нибудь на дереве, там нас и находили, но меня – не целиком. То есть часть ленточек и оборочек всегда оставалась на сучках у Бретта в саду, и мама так грациозно шутила, что приданое я туда переношу мелкими фрагментами. Это сейчас меня воротит, а тогда я не понимала, что это не шутки, что шутят не так. Шутят – это как у нас. Обхохочешься.
Родители Бретта, к слову сказать, были не в восторге от ее заходов, но разлучить нас никто и никогда не пытался. Я думаю, они с самого начала были уверены, что все закончится так, как закончилось. Их принцу я ровней не была, и они верили в силу крови, инстинкты высшей расы, не знаю, во что еще. И знали своего сыночка – если ему в чем отказать, то всё, пиши пропало, он своего добьется. А если дать наиграться – сам бросит потом.
Ну, наша игра тянулась двадцать без малого лет, и это было, Одуванчичек, чистым и незамутненным счастьем, моей радостью, моим воздухом – чтобы дышать и чтобы летать, опираясь на него, - все дни, и все часы, до последнего. Последний час был кошмаром. Вот я уже почти к нему и подошла.

---

Уроки скетчинга с маркерами, ага
www.youtube.com/playlist?list=PLFie2ViiByymlKii...
Маркеры моей мечты, ага
ru.aliexpress.com/item/Finecolour-Sketch-Color-...

@темы: у Лу был карандаш

---

Мать-мать-мать.
Присоединяюсь к компании заблудших курьеров - один сегодня не довез мне карандаши, потому что сломалась машина, второй привез упаковку туалетной бумаги вместо двух коробочек томатов-черри и салата Айсберг.
Третьим буду. Ибо в блице на рассказ дается трое суток, а в пятнашках-то двое, двое, двое мать.
Ладно, я чуть не пролетел со сроком. Но вовремя сообразил посмотреть в правила. А тепреь-то мне надо к завтрашнему утру, не позже десяти по мск, выложить готовый текст, которого ни в одном глазу, конь не валялся, курочка даже не на гнезде...
Лан, еще полтора часа, отработаю последнюю сессию этой недели - и...
Что, собственно, и?
А не знаю. А вот и посмотрим.

Буря мглою.

---

У Лу был карандаш... и не только

Теперь еще и маркеры. И все это добро он таскает с собой. Ну, не все - полсотни маркеров в кулак не возьмешь, объем, вес, в дороге не очень удобно. Поэтому на октябрьские каникулы в Кениг я взял с собой с десяток маркеров - в основном коричневые и серые, черный и белый линеры, цветные карандаши совсем дешевые из-за удобной компактной треугольной металлической коробочки, простые карандаши, ластик, точилку и пару блокнотов.
Так что здесь я покажу то, что я нарисовал во время каникул и после - по впечатлениям от них, в хронологическом порядке.
Все картинки увеличиваютя по клику. Для удобства незрячих людей сделаны описания картинок (в которых автор, однако, не упоминает многочисленные косяки, но знайте, что они есть. Я только учусь).

В поезде до Калининграда приходится пересекать границы, и это предполагает стоянки по 40 минут, и так несколько раз. А соседка по купе оставила на столе синюю пластиковую кружку.
[Описание: на коричневой поверхности стоит синяя толстенькая кружка, тени заштрихованы черным линером, остальное раскрашен синим карандашом.]

И еще девять картинок

Нарисовал ее и подумал: я ведь совершенно разучился рисовать простым карандашом, наверняка, я ведь им не рисую - только линером и цветными или линером и маркерами. И решил нарисовать ее еще и так.
[Описание: та же кружка, нарисована простым карандашом.]



Потом поезд поехал, а я уже не смог остановиться, особенно узрев такой прекрасный стакан с подстаканником.



Потом мы приехали в К-д, Ганжа с Димычем встретили нас у вокзала, доставили в Лайк-хостел на улице Тихой. Потом повезли обедать в Янтарный. Поскольку в поезде у меня сломались очки, мы еще очки купили, так что до Беккера добрались только к ужину. Беккер прямо над морем, на краю высокого обрыва. Это фрагмент вида из окна ресторана.
[Описание: на скетче виден заборчик над обрывом и небольшой фонарь затейливой формы, серо-голубое небо почти сливается с серо-голубым морем, маленькие сосны намечены только контуром и не закрашены. Линер, маркеры.]



Оттуда поехали к морю, и на пляже играли на укулеле и на варгане в темноте.
Потом в хостел, спать.

С утра собрались в путешествие вдоль моря. Для начала пошли поиграть в бильярд, потом купили пару маркеров, синий и зеленый, и поехали в Светлогорск. Я нас заблудил, а Д. нашел правильный путь, и мы пришли в гостевой дом Фламинго, и там было отлично. Потом гуляли у моря в темноте и поднимались по эпичнейшей лестнице в сто километров, зашли в Круассан-кафе и пили чай и какао с их чудесными десертами (мы их сфотографировали, так что я их потом еще нарисую).
А потом валялись, резались в домино, читали... и уснули. Утром я успел сделать скелетик скетча, который раскрасил вечером, уже в другом городе.
Это вид из окна нашего номера во Фламинго.
[Описание. Темные стволы деревьев, сквозь которые просвечивает серое небо, низкая серая стена, темно-зеленые хвойные кусты, редкие желтые листья на ветках, воздухе и на земле. Картина производит впечатление приятного хмурого осеннего дня, уединения и покоя. Линер, маркеры.]



Ходили в Светлогорске в Музей океана на выставку Люди моря. Ява, Папуа Новая Гвинея, охотники за головами, лодки, барабаны, дерево, кость, травяные волокна.
Поехали в Зеленоградск, гуляли у моря. По дороге встретили прекрасный гостевой дом с летним кафе под мачтой. Захотелось там остановиться как-нибудь в теплое время... Пообедали в Даче вместе с Ганжой и Димой.
Поехали на Куршскую косу, там был забронирован номер гостевом доме, обещали прекрасный номер с видом на море. Но оказалось, что нас там никто не ждал, гостевой дом закрыт, все пусто, выбираться оттуда потом вообще неизвестно как - далеко от трассы, в дебрях.
Договорились об отмене, пошли на берег, Дима запустил квадрикоптер, посмотрели, как он летает и как выглядит коса с высоты. Замерзли и вернулись в Зелик, остановились в 20 меридиане - том самом гостевом доме с мачтой. Окна выходят на пляж, волны в пяти метрах от нас, их слышно, если приоткрыть окно.
[Описание: на картинке виден правый нижний угол окна, на подоконнике стоит округлая светлая чашка с блюдцем и ложечкой, в окно виден фрагмент променада с металлическим ограждением и крошечная полоска пляжа, от которой в море тянется волнорез - два ряда деревянных столбиков и большие камни между ними. Через волнорез перекатываются маленькие волны с белой пеной. Море и небо встречаются в глубине рисунка. Линер, маркеры.]



Следующую картинку я рисовал уже в поезде.
[Описание: коричневый картонный стакан из Кёнигсбейкера, виден фрагмент надписи с названием кафе, в стакан сложены кусочки брауни. Линер, цветные карандаши. Слева приклеен фрагмент упаковки от брауни с надписью Kёнигсбейкер, латиницей, и Королевский пекарь.]



Дома я продолжаю дорисовывать то, что просто не успел сделать в пути. Вот очень вкусный сэндвич из Кёнигсбейкера.
[Описание: между двумя половинками треугольной булочки, посыпанной кунжутом, видны салатные листья, ломтики семги и огурца. Цветные линеры и карандаши]



А это наш уже любимый гостевой дом Фламинго, вид снаружи. Надеемся вернуться зимой...
[Описание: светлый двухэтажный домик с остроугольной крышей на башенке, окруженный деревьями в желтой-коричнево осенней листве, за фигурным забором и какими-то кустами, которые не закрашены. Окружающий пейзаж изображен очень обобщенно. Линер, маркеры.]



Я продолжу это дело, у меня еще много впечатлений, которые сохранены в фотографиях, но мне теперь интереснее в картинках.
Буду рад откликам.

@темы: у Лу был карандаш

---

Хахаха. У курьера из ЕМС сломалась машина и он стоит на дороге.
А везет он мне карандаши, подарочек от сестры - я буду ими рисовать картинки к ее тексту.
Курьер, при!

---

Чего от себя совершенно не ожидал сегодня - написал маленький кусок для пятнашек, совершенно не в ту сторону, но там посмотрим.
А потом нарисовал картиночку (с фотографии, потому что на память я тот Фламинго так не вспомню, конечно), а потом и раскрасил.
Я уже убедился, что могу рисовать и без фотографии. Так что и с фотографии можно. Всего на месте не нарисуешь, в память все не воткнешь, и картинка от фотографии все равно отличается капитально, я потом все покажу.
Но сейчас - спать.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Позже российский судебный медик из Томска В.П. Десятое обнаружил резкое возрастание числа самоубийств (в 4–5 раз по сравнению с днями спокойного Солнца) также на вторые сутки после вспышки на Солнце. А это как раз соответствует началу магнитных бурь.
Магнитные бури нередко сопровождаются головными болями, мигренями, учащенным сердцебиением, бессонницей, плохим самочувствием, пониженным жизненным тонусом, перепадами давления. Почему появляются головные боли, головокружения и боли в суставах? Установлено, что во время магнитной бури образуются агрегаты кровеносных телец (у здоровых людей в меньшей степени), то есть кровь густеет. Из-за такого сгущения крови ухудшается кислородный обмен, и первые, кто реагирует на нехватку кислорода — это мозг и нервные окончания.
...
В настоящее время имеется всеобъемлющая статистика случаев ухудшения здоровья населения под воздействием факторов неблагоприятной погоды, связанных с магнитными бурями, гравитационными изменениями и солнечными вспышками. Все эти данные, собранные вместе, рассортированные и проанализированные, видят только специалисты. До широкого читателя доходят лишь обрывки отдельных фраз и, как правило, без цифр, из которых следует, что в периоды магнитных бурь и изменений погоды возможны инсульты, инфаркты миокарда, гипертонические кризы, скоропостижные смерти и тому подобное.

Большинство людей никак не связаны со спокойной геомагнитной обстановкой, но на магнитные бури реагируют сходно и массово от 50 до 75% населения земного шара.
...
В Московской медицинской академии им. Сеченова обнаружили, что магнитные бури у кардиологических больных подавляют выработку меланина - гормона, который «работает» антиоксидантом, укрепляет иммунитет и отвечает за суточные биоритмы. Недостаток меланина может привести к серьезным поломкам в организме.
...
Люди реагируют на магнитные бури по-разному: одни плохо себя чувствуют за два-три дня до ее начала, другие - во время шторма, третьи - через сутки - двое после. Понаблюдайте за своим состоянием, сверяясь с прогнозом геомагнитной обстановки, - чтобы понять, когда недомогание настигает именно вас.


doc4web.ru/fizika/konspekt-uroka-na-temu-magnit...

@темы: передай добро по кругу

---

Вписался в Пятнашки, ни на что не надеясь. Ну и получил то, на что не надеялся.
И теперь у меня есть три дня, чтобы это превратить в то, на что я надеялся.