После всей этой... вот этого, что называется погодой... Нет, я в принципе люблю такую температуру, ветер и дождь. И даже летом мне ок. Но что они там гоняют по небу, что оно так по мозгам ездит? Ну, вот после всего этого еще геомагниты запускать - это уж слишком. Спасибо, что не сильно и не надолго.
"Будучи типичной психодрамой, часть ритуала посвящения... ...а теперь ему приходится неоднократно отказываться выдать эти секреты (каковы бы они ни были) недостойным людям, несмотря на смертельную угрозу. ...пережитый подвиг мифического Великого Мастера дает кандидату образец "идеального себя", строителя этой внутренней святыни. Если рассматривать посвящение в философском, отвлеченном от религии ключи, то можно сказать, что первые две степени приводят кандидата на путь духовного роста, прививая ему в качестве идеалов самообладание, прямоту, честность и сострадание к окружающим. Третья же степень поднимает этот процесс на новый уровень, заставляя масона пройти через ритуальное испытание, в котором он должен остаться верен себе и своим идеалам даже под угрозой смерти". Джей Кинни
После всего майского пиздеца, кажется, снова стою на ногах. Да, земля под ногами трясется и колышется, но я, кажется, поймал ритм - и стою. Калимба - добро. Вернулся к книжке "Простые уроки рисования для начинающих" и нарисовал яблоко, грушу и два гриба. К скетчингу я еще вернусь, возможно, мне нужен учитель. А пока - яблоки и груши. И грибы, куда ж без них. Следующий урок - карандаши в стакане.
Интермедия, она же интерлюдия. Надо только еще предметов добавить всяких.
*** Снаружи все было не так. Девочки выбрали столик у окна. Док пытался предостеречь: их легко заметить с улицы, да и вообще в это кафе не нужно заходить, нужно быстро-быстро убираться отсюда подальше или хотя бы к Калавере в пирамиду. Но Калавера ухмыльнулась, Мадлен фыркнула, а Молли рассмеялась открыто и без затей: для них там ничего не изменилось. Ты такой там сидишь, прикрученный к железному креслу, а мы такие лежим в лаборатории, и все в фольге по самое это самое. У них там так. А у нас тут – вот так. Совсем другое дело, правда? Правда, согласился Док, слизывая с губ молочную пенку. Совсем другое. читать дальшеНо время от времени косился на окно: то ли облаву ждал, то ли надеялся увидеть апокалиптических слонов святого Антония, шествующих в небе в окружении дирижаблей и монгольфьеров. Здесь еще не началось, - Молли похлопала его по плечу, словно призывая проявить терпение. - Но уж когда начнется, Док, я тебя уверяю, ты захочешь быть здесь. Прямо здесь. Конечно, с крыши было бы лучше видно, но здесь ты будешь прямо в эпицентре, ближе всего к месту действия… Мадлен пнула ее ногой под столом, вызвав шипение и поток возмущенной мимики. Вы меня за дурака считаете? – развеселился Док. – Давайте, рассказывайте, что к чему. Нет, нельзя, - категорически отказалась Зигмунда. – Сейчас ты как тот электрон в опыте. А если будешь знать, то превратишься в наблюдателя. А наблюдатель влияет на ход эксперимента. То есть совершенно неизвестно, как все сложится, если ты будешь понимать происходящее. Ты его просто поменяешь непредсказуемым образом. Потому что невозможно заглянуть тебе в голову и определить, каким будет твое влияние, какие там идеи и образы… Фаглянуть-фо мофно, - самодовольно возразила Упырица. Но у него там такой бардак, что мы триста лет будем разбираться и рассчитывать новую схему с его участием в роли наблюдателя, - вздохнула Молли. А люди столько не живут, - авторитетно заключила Зигмунда Фрейда. Ладно, не объясняйте, - разрешил Док. – Но я вот чего не понимаю. Мы же с камер видели картинку. То есть здесь веселье было в самом разгаре, когда мы уходили оттуда. И вот мы здесь – и где всё? А, Док, ты про это. Это просто. Там, внутри того пространства, под фольгой, все видится таким, как оно должно быть, а не так, как есть на самом деле. Ну, насчет на самом деле это ты загнула, - поморщилась … - Еще неизвестно, как на самом деле на самом деле. Это ты зачем два раза повторила? Это для усиления насамомдельности. Это как по-настоящему на самом деле, только насамомдельнее. Прекрати, у меня от этого крыша едет. Как представлю насамомдельное на самом деле… Прекратите вы обе, - скомандовала Зигмунда Фрейда. – Как маленькие. Нельзя такое говорить в неэкранированном помещении, забыли что ли? - Ладно, ладно, проехали… - В общем, Док, под фольгой все видно по-другому. Не так, как снаружи. Но нельзя сказать, что обязательно неправильно видно. Может быть, так оно должно быть. Или было когда-то. Или будет потом. Может быть, надо что-то сделать, чтобы оно стало так. В общем, там все не так, как оно сейчас существует снаружи. Но там видно то, чего снаружи видно быть не может. Но в целом опасно ориентироваться на это видение, потому что оно не совсем соответствует. Или совсем не соответствует. Или да. Но в крайних тяжелых случаях только это и остается – смотреть под фольгой и двигаться в том направлении, которое там выбрал. Ну, и не только в тяжелых… Но это всегда не очень предсказуемо. Ну, ты уже понял, правда? – Мадлен ласково заглянула ему в глаза и кивнула. Понял, понял, - согласился Док. – А как же тогда получается, что мы здесь не в фольге уже, а там они будут видеть нас в фольге? - Ох, да, - нахмурилась Зигмунда Фрейда. – Нестыковочка получается. - Напомни мне потом, - махнула рукой Молли. – Я придумаю какой-нибудь закон природы, по которому это так. А пока давайте пить кофе. И мне, пожалуйста, еще парочку этих пирожных с белковым кремом и корзиночку с клубникой в желе!
А вот и дождь потоп с грозой, пригнанные вчерашними шквалами.
А я весь день пилю себе сайт на каком-то конструкторе. Вот рассказать Лису, что мне надо, и выдать материалы - никак. А пилить кривую дубину-это да. Ну вот потом кажу Лису и скажу, что мне примерно вот такое нужно. И материалы все будут там.
"Возвращавшиеся с войны ветераны настолько привыкли к смешанному чувству опасности и товарищеской близости, что им нужно было где-то эти эмоции воплотить, и они выбрали масонство с его красивыми ритуалами и братскими узами". Джей Кинни, "Подлинная история масонов".
Ночь с пятницы на субботу мы провели под открытым небом, на лесной поляне у озера. Точнее сказать, это был дендропарк "Волхонка" у самого Ногинска и фестиваль "Платформа". Это была "Ночь сказок" на Дрсцене. Вот здесь: vk.com/platformafest1?z=photo-120795915_4237751... Это днем, а ночью вся поляна была полна - люди сидели и лежали тесно, пройти было сложно между ними. А проходить приходилось, потому что мы с Д. удачно заняли места в самой середине, но мне нужно было время от времени выбираться наружу, на кухню оргов за кофе-чаем и узнать свежее расписание. Из-за технических проблем сцена заработала с задержкой, расписание меняли несколько раз. В результате вместо 1.30 я читал в 3.15 - когда спустился со сцены через полчаса, было уже светло. Две кружки кофе и кавинтон не помешали мне поспать час-полтора прямо на поляне во время рок-концерта, и это жаль, потому что жалко было пропускать то, что творилось на сцене - вот здесь всё про это: vk.com/dr_vyhod2016 Вот это всё там было, все эти фантастические исполнители и группы. Вся эта безумная буйная восхитительная музыка. Чего я не ожидал, так это того, что в четвертом часу утра, вот после всего этого разнообразия и великолепия, кто-то сможет еще слушать просто голос, просто чтение вслух, просто историю Мак-Грегора с его овечкой. И что будут слушать, и как слушать, и что будут кричать "круто!" и подходить спрашивать про книжку потом. До сих пор не верится.
Спали мы потом почти до полудня, гуляли по лесу и вокруг озера почти весь день, слушали музыку с разных сцен, обрели варган и калимбу, в ночи слушали еще много прекрасной музыки с маленькой сцены возле "тихого лагеря", где мы стояли - днем там внезапно Поющие папы представили Бременских музыкантов, обе части. И до двух ночи там творилось разное чудесное, и в самом конце -
И рано утром Юрий помог нам отправиться домой. Лике Александриди, Ане Герасимовой спасибо огромное за приглашение, за помощь и за их потрясающий труд по организации всего действа на Дрсцене. Это было что-то невероятное. Это было просто необходимо.
"Ваша способность фокусировать внимание в буквальном смысле слова спасает вам жизнь. Одним из занятий, доставляющих мне истинное наслаждение, являются автомобильные гонки. Я никогда не забуду слов инструктора:
— Самой важной вещью, которую вы должны запомнить, является умение выйти из виража, когда вас заносит.
Прекрасная метафора применительно к жизни, не правда ли? Иногда нас «заносит», и тогда появляется чувство, что мы потеряли над собой контроль.
— Суть здесь очень проста, — сказал инструктор. — Большинство людей, когда их начинает заносить, сосредотачивают все свое внимание на том, чего они боятся, — на стенке. А нужно сосредоточиться на том, куда вы хотите ехать.
Причина в том, что, как только люди теряют над собой контроль, с ними случается именно то, чего они хотели избежать. Суть такова: на чем вы сосредотачиваетесь, туда и будете двигаться.
Мой инструктор сказал:
— Мы сядем в учебный автомобиль. У меня здесь установлен компьютер, и, когда я нажму на эту кнопку, колеса оторвутся от земли и машина выйдет из-под контроля. Когда нас начнет заносить, не смотри на стенку. Фокусируй внимание на том, куда хочешь ехать.
— Нет проблем, — сказал я. — Я понял.
Когда я впервые очутился на скоростной трассе, то всю дорогу вопил от восторга, но вдруг инструктор нажал на кнопку и меня начало заносить. Я почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля. И куда же, по-вашему, устремились мои глаза? Ну конечно же! Прямо на стенку! В последние секунды меня охватил ужас, я понял, что сейчас врежусь в нее. Но инструктор взял руками мою голову и повернул ее, заставив меня посмотреть в том направлении, куда я должен был ехать. Нас продолжало заносить и я понимал, что мы вот-вот разобьемся, но заставлял себя смотреть в нужном направлении. И, вполне понятно, что, сосредоточив все свое внимание в этом направлении, я не мог не поворачивать в соответствующую сторону и руль, то есть колеса. Мы вывернулись в последний момент.
Относительно всего этого полезно знать одну вещь: когда вы переключаете свое внимание, часто при этом вы не изменяете направления немедленно. Является ли это истинным также и для жизненных ситуаций? Часто между моментом переключения вашего внимания и обретением подтверждения проходит некоторое время. Ну что ж, тем больше причин быстрее начать фокусироваться на желаемом, а не ждать, пока данная проблема решится сама собой". Энтони Роббинс
Заполнить анкету от руки... Тут-то и понимаешь, что навык рукописания сильно пострадал от отсутствия практики. Но когда приходится писать некоторые названия латиницей, потом очень прикольно сидеть и соображать, как теперь переключить обратно на русские буквы. Печаль. Вот еще дело, которое я хотел бы поделать, но вряд ли найду время.
А ведь мой первый роман на 70 процентов был написан вручную - компьютера не было у меня тогда.
Во. Доброе утро. Только проснулся, а меня уже из Николаева через Казань родственники разыскивают... потеряли, пока мы с Д. по лесу гуляли. Сегодня большие планы 1. О фестивале + 2. О песне + 3. Отчет + 4. Анкета + В магазин тоже надо будет доползти. Не говоря о той куче всего, что нужно переложить и перестирать после леса. А завтра шопинг-сопровождение на выезде. Я хотел сегодня отлеживаться после лесных подвигов? Ну-ну. Жарко в доме. Не вытащить ли кондиционер?
Как бы ни разрешилась ситуация, она уже принесла мне много пользы. Во-первых, я обнаружил, что абсолютно не хочу притворяться кем-то другим. Там, где нужна какая-то небольшая часть меня - пожалуйста, у меня есть вполне годный фасад, и даже веранда с лужайкой перед домом, где можно посидеть в тени, выпить чашку чая или стакан лимонада, поговорить и мирно разойтись. Но если нужно открывать более интимное пространство - я не собираюсь завешивать зеркало. Я здесь, я живой. Здесь живу я. А дальше уж как получится. Зависит от обеих сторон. Честно и с достоинством. И теперь у меня есть обкатанный на практике вариант. Уже есть. Во-вторых, я разобрал давно раздражавший меня бардак в разделе на СИ, навел там порядок, выложил все истории про Дока, поменял фото. В третьих, завел самый формальный из моих пиджаков и черные полуброги. Если ответ будет отрицательный, все равно - я готов к таким ситуациям, которых раньше избегал. Это, несомненно, польза. В общем, я сделал все, что зависит от меня, с максимальной отдачей и честностью. И будь что будет.
- За нами пришли, - сообщила Ягу, входя в раздевалку, и те, кто вошел вслед за ней, не оставляли сомнений в смысле ее слов. Доку хватило их скупых движений, чтобы понять – все всерьез. Своих людей он чувствовал спиной – они все сейчас, так же как он, «снимали мерки» с пришедших, оценивали их потенциал. «Гости» не удостоили группу интереса – видимо, всю необходимую информацию получили заранее, и это невнимание имело целью простую и надежную демонстрацию превосходства, чтобы деморализовать противника до начала активных действий. И ровный голос того, что был за левым плечом Ягу, тоже демонстрировал превосходство в полной мере. Ровный, властный, на одну сотую снисходительный. - Только за ним, - пояснил он, едва шевельнув подбородком в сторону объекта задержания. Он не мог видеть, но должен был угадать нехорошую улыбку, озарившую в ответ лицо Ягу. Док резко вздернул подбородок, отвлекая их взгляды на движение, а кончиками пальцев показал Ягу и всей группе категорическое «нет» и «стой где стоишь», в полной уверенности, что никто за спиной ничего такого не выкинул, что все лица, как положено, выражают сосредоточенное внимание к сообщениям командира группы внутреннего порядка, естественную настороженность и немного удивления. Их было больше – и даже если бы у них не было простого численного превосходства, они были… другие. Док стал бы связываться с такими только в случае, когда уже нечего терять, не идти же, как баран на бойню. Но, похоже, сейчас и был такой случай, а связываться с ними было все равно ни к чему. Дернись он только – вся группа ляжет вместе с ним. - Ладно, - сказал Док, обращаясь к Ягу. - Пришли так пришли. Будем гостеприимными. читать дальше«Гости» тем временем распахивали дверцы шкафчиков, вытряхивали на пол сумки, ногами двигали их содержимое, разглядывая его с бесцеремонностью хозяев положения. Док знал, что Енц с трудом удерживается от того, чтобы ринуться к его шкафчику, подхватить падающий на твердые плитки фарфор и хрупкий пластик – как будто девочки в самом деле могли разбиться… Могли. Док поверил в это, когда увидел, что тот, кто вывернул его сумку, и тот, кто был ближе всех к нему, едва не столкнулись лбами, пытаясь поймать разматывавшийся в падении шарф. Конечно, не столкнулись – слишком хорошо выучены. Конечно, поймали. Док услышал тихий-тихий, длинный-длинный выдох совсем близко. Енц тоже выучен неплохо, напомнил себе Док. И мы еще… посмотрим. А пока… - Вы в куклы играете, мальчики? – с ласковым удивлением пропела Ягу, которая все еще стояла у двери, но теперь спокойно улыбалась под направленными под нее дулами. И пропела с выговором таким, как будто до сего момента всю долгую жизнь была черной нянькой на белом Юге. Большой толстой старой черной нянькой. «Мальчики» не снизошли до ответа – с непроницаемыми лицами отводили с фарфоровых лиц канекалоновые пряди: рыжие, черные, белые, всматривались в кукольные глаза. Как будто необходимо было удостовериться. Как будто проводили опознание. Убедившись, что в их руках те, кто им нужен, кивнули тому, кто вошел за левым плечом Ягу. Да, командир, подумал Док. И что дальше? Док посмотрел в глаза их командиру, сказал, констатируя: - У вас заложники. Их командир смерил взглядом Ягу, чуть шевельнул бровью, взглядом отдал приказ своим людям, и спокойно возразил: - Нет. Она может идти ко всем. Яго встретилась глазами с Доком, и он видел, что она поняла все правильно, как и группа у него за спиной. «У них заложники». Мадлен, Молли и Зигмунда. Фарфоровые, хрупкие и беспомощные в этом обличье. Хотя… Ну, лучше думать, что беспомощные, лучше не надеяться на чудо. Кому как не Доку понимать, что чудес не бывает. Кому как не Доку знать цену любому чуду: самой качественной подделке под реальность и самой жалкой фальшивке. Всё не так, не тогда, не про то. Всё наоборот. Не совпадает. Не годится. Поэтому – никаких чудес, только мы. Теперь вся группа была в сборе, у него за спиной – и те, другие, перед ним, и девочки у них в руках. Поэтому он просто повернулся спиной к ним, посмотрел на своих людей, сложил ладони в успокаивающем жесте (пальцами повторил: «заложники»). - Я пойду с ними. А вы идите по домам. Если можно. Если нельзя… - он развел руками. – Ничего не поделаешь. Енц смотрел на него. А Зигмунда в руках «гостей». И Бобби, с трудом разглаживая сморщенное лицо, смотрел на него. А Мадлен… Тир переводил взгляд с него на пучок рыжего канекалона, едва заметно дергал губами. Неужели так и видит в рыжей кукле своего неудавшегося сына? Как так случилось, задал себе риторический вопрос Док, как так вышло, что все породнились и перелюбились со всеми, как это так получилось? И что будет теперь? Вот и посмотрим, вот и узнаем. Он вернул «гостям» свое внимание, и как раз вовремя, чтобы успеть пронаблюдать нелепое действо. Откуда ни возьмись появился рулон тонкой алюминиевой фольги – самой обычной, кулинарной. Один из «гостей» отмотал солидный кусок и ловко обернул им куклу с седыми волосами. Обернул, обжал поплотнее – получилось что-то вроде серебряной мумии. Док почувствовал внутри себя как будто запоздалый панический вскрик, беспомощно оборвавшийся, когда слои фольги сомкнулись, не оставив малейшего просвета. Тут же новый лист фольги покрыл Калаверу – короткий шелест, быстрые движения ловких рук, обрывок очень грязного испанского ругательства. Док спиной почувствовал, как напрягся Тир, когда фольга зашелестела над последней остававшейся на свободе куклой. Но Тир удержался. Рванулась Рыжая. Рванулась, как живая, как ребенок, не разбирая времени и пространства, не соизмеряя сил, не понимая своей хрупкости. Доку показалось, что она впилась зубами в руку державшего ее бойца – где надо вцепилась, расчетливо, так что рука дрогнула, пальцы разжались непроизвольно, и маленькое тело в ворохе оборок вывернулось и полетело – тяжелой головой вниз, на выложенный плиткой пол раздевалки. Док мог поклясться, что глаза не обманывают его – тренированный видеть то, что видит, и отдавать себе отчет в этом, он видел, как брызнули в стороны осколки пластика, вылетела, завертелась на полу сложносоставная механика разноцветных глаз, всё в одно мгновение, не уследишь, но это было именно так, Док видел. Одновременно он видел другое: как Рыжая, подобрав юбки, бежит, скользя на гладких плитках, бежит к двери в зал и не может добежать до нее. Как будто дверь находится все время чуть в стороне, и Рыжая пытается выправить курс, и бежит левее, и снова промахивается, и берет правее, и дверь снова не на оси, и это длится бесконечность, и Док наблюдает и наблюдает, как будто сам за собой – как он все бежит и бежит за своей надеждой и как все время промахивается, и снова бежит, и снова немного мимо. Самую малость, самую непреодолимую малость. В конце концов командир гостей одним неуловимым движением заступил путь беглянке и подобрал ее с пола, и Док заметил, что показывает своим – стоять, и опустил руку. Тир не подвел, не шелохнулся. Командир шагнул обратно, сжимая в кулаке тонкое пластиковое тельце, протянул упаковщику. Тот накинул фольгу на круглую голову куклы и начал подгибать края, и только тогда кулак разжался. Все в том же раздвоении восприятия Док слышал хруст осколков под рифленой подошвой командирского ботинка, слышал злой выдох Рыжей из-под фольги. Держись, Док. Увидимся в аду. Так она сказала, и у Дока не оказалось времени размышлять, что она имеет в виду.
*** Изображение на экране мелькало и дергалось, как на черно-белой, начала прошлого века, пленке. Бастер Китон, комик без улыбки, желчно подумал Док, наблюдая себя, ползущего вдоль кирпичной стены по бесконечной лестнице в бесконечное небо. Следом, носом в его подошвы, Бобби. Стена везде, кроме стены ничего не видно, только сразу над ней – небо, но никак не понять, насколько высока стена. Перспектива искажена, понял Док. Откуда это снято? Док не мог понять даже, видит он себя сверху, снизу или это взгляд прямо из стены, потому что одновременно он видел небо где-то вдали над собой, и Бобби, как приклеенного к его ботинкам – что ж он дистанцию не держит? – и свое напряженное лицо с отсутствующим взглядом. Док видел это одновременно и не мог понять, как это помещается в пленку и в его голову. Это не было наложением кадров. Картинка на экране была совсем простая, черно-белая, дрожащая и – одновременная, Док не мог найти более подходящего слова. Это все было более чем странно. Включая то, что Док не помнил этой лестницы и этой стены, да и небо, если присмотреться, было какое-то не такое. Док не мог разобрать, кучевые на нем облака или перистые, или все оно затянуто сизой грозовой тучей, или абсолютно безоблачно. И все это нужно было если не понять, то хотя бы вобрать в память, чтобы учитывать в дальнейшем. Происходящее на экране было не менее важно, чем металлическое кресло, к которому Док был пристегнут ремнями по рукам и ногам. Не менее важно, чем трое серьезных людей в строгих костюмах с маленькими круглыми значками на лацканах – Док знал, что по краю красивой вязью струится надпись «Архитектурное бюро «Максель и партнеры», и что никто никогда не видел Макселя, вот эти трое и есть партнеры, а сколько их всего, знают, наверное, только они сами. Происходящее на экране было не менее важно, чем то, что девочки сейчас находились где-то в закоулках базы, упакованные алюминиевую фольгу, лишенные связи с Доком и, скорее всего между собой. Несомненно, все это было связано одно с другим, но как? Док предпочел молча ждать разъяснений. Но дождался только зрелища собственного падения в пылающую пустоту по ту сторону стены, где в невидимом пламени таял город, как две распечатки одной фотографии похожий на тот, в котором Док жил и любил. Экран погас. - До этого момента, - сказал один из серьезных людей, - все шло по плану. В соответствии с расчетами. С такой пугающей точностью, какой вообще не бывает. А дальше… Док смотрел в пустой экран. - Дальше тоже, можно сказать, все соответствует расчетам, - это уже включился серьезный номер два. - За исключением одного момента. Правда, этот момент каким-то образом растянулся на девять лет. Там, - серьезный человек кивнул в сторону экрана, - один момент. Здесь – девять лет и… уже четыре месяца. Там эксперимент застыл в одной точке и никуда не движется. Здесь - успешно завершен девять лет и четыре месяца назад. Если верить календарю. Некоторым из календарей, потому что не все совпадают. Что скажешь, Док? - Я? - Ты. Именно ты. - А почему именно я? Ваши умники выдумывают черт знает какие эксперименты, а отвечать должен подопытный кролик? Я не в курсе даже, какова суть и цель опыта. Я не знаю, ни что это за стена, ни куда ведет эта лестница, ни за каким чертом я туда полез. Я вообще там не был. - Ты был там, Док, - сказал третий партнер. - Ты и вся группа.
<Описание эксперимента изъято внутренней цензурой архитектурного бюро «Максель и партнеры»>
Док поморщился. - Так это все – просто макет реальности? Всего-навсего? И ничего не было? - Ну, кое-что было. Даже большая часть всего этого. Не было Клемса. Этот поворот сюжета целиком и полностью на твоей совести. Мы… не додумались бы, знаешь. По тебе и не скажешь, что ты питаешь слабость к мужчинам. - У вас устаревшие представления, - пожал плечами Док. - Потом появились куклы, - не смущаясь, продолжал второй партнер. - Их не было вначале. Откуда они взялись? Может быть, ты в детстве играл в куклы? Почему этого нет в досье? Почему, черт возьми, в твоем чертовом досье вообще ничего нет? - Я не играл в куклы, - уточнил Док. – Я в машинки играл. Клемс, кстати, тоже. Мы дрались из-за машинок. В детстве. - Да не было никакого детства. Никакого чертова детства у чертова Клемса. Пока его к черту не убили в этом чертовом Климпо, его не было вообще, ты понимаешь? - Нет, - признался Док. Второй партнер неожиданно успокоился, сел ровно, поправил лацканы. - Что будем делать, Док? Док приподнял бровь. - Что будем делать? – повторил второй партнер. - Я не понимаю, что вы имеете в виду. Я делаю то, что мне приказывают. Не надо спрашивать у меня, что делать. Это ваше. - То, что тебе приказывают? – недоверчиво переспросил первый партнер. – И кто тебе приказал устроить этот бардак на базе? Когда уже никто не понимает, по какому времени живем, какой день недели, месяц и год, какова численность и состав групп, кто командир и кого из психологов повесить за попустительство и халатность? - Никого, - четко ответил Док. – Отдайте девочек – и я постараюсь навести порядок. - Наведешь порядок? А ты можешь? Ты понимаешь, что здесь к чему? - Нет. Но я постараюсь разобраться. - Было бы здорово, Док. Да вот только никто на это не пойдет. - Причина? - Ты – лицо заинтересованное. - В чем же это я заинтересован? – хмыкнул Док. - В сохранении статус-кво. - Не понял. - Клемс... или та сущность, или видимость сущности, которую ты называешь Клемсом – или персонаж твоего бреда – образовался в этом бардаке. И существует в нем. Логично предположить, что только в нем он и существует. Бардак, рассинхронизация базы, многослойность и многомерность происходящего – необходимое условие его существования. Если наведем порядок, его больше не будет. - Его и так нет, - глухо возразил Док. - Где-то нет, где-то есть. И пока ты мечешься по этим лоскутам реальности, ты иногда, в той или иной форме, встречаешь его. Но как только порядок восстановится… - Класс! – восхищенно выдохнул Док. - И чему ты так радуешься? - Тому, что, пока все так, у меня есть надежда. Навести порядок вы, очевидно, не в состоянии, иначе уже навели бы. Мне навести порядок не дадите. Значит, в любой момент это может произойти: я попаду в ту версию происходящего, где Клемс жив. Да хоть сейчас. Кто-то из ваших… специалистов стукнет меня как следует… или вколет какой-нибудь дряни, а я и провалюсь туда. Что мне сделать, чтобы ускорить процесс? Плюнуть вам в лицо? Партнеры переглянулись. Первый и второй отступили в сторону, третий, почти неотличимый от них, выступил вперед. - Ты не понимаешь, Док. Ты решил, что мы враги. Это ты зря. Давай я объясню тебе, в чем твоя ошибка. - А хочешь, я объясню вам, в чем ваша? – Док . – Вот чип – это вы зря. И дрянью меня накачивали – зря. И девочек зря забрали. Я вот только одного не понимаю, и это не про вас. Черта ли я вам доверился, душу продал или что там надо было сделать, чтобы стать вашим охотничьим псом. Черта ли я вам служу, если вы так косячите. - Да нет же, Док. Ни черта ты не понимаешь. Не должна вся огромная махина – база, люди базы, все мы, и город вокруг, и все это – не должно все держаться на одном гвозде. Какой бы ты крепкий ни был. Как бы ни крутил все вокруг на себе. Не удержишь. Не удержишь, Док. Нет. Ты думаешь, только тебя раскидало на варианты? Тебя интересует, что стало с семьей Тира? А он твой боец, между прочим, который за тобой идет… куда угодно – и кого угодно порвет. А ты за него – что? Как там его ребенок? Док смотрел, как третий партнер печально качает головой, и не верил ни одному слову. Партнер продолжал. - Они ведь все сегодня были готовы что угодно сделать по твоей команде. Шансов у них не было ни одного, но они были готовы. - Это их работа, - отрезал Док. - Да. А твоя? Ты знаешь, с кем спит Енц? - Я не спрашиваю об этом. - И не спрашивай. А знать должен. Впрочем, после того, как ты сам таскал по всей базе полуразложившегося зомби… - Нет. - …Тебя, видимо, такие мелочи уже не волнуют. Как и то, что Гайюс отстранен и… Как специалиста мы его потеряли, но надеюсь, его хотя бы вылечат. - Нет. - В квартире Бобби обнаружены следы человеческих жертвоприношений. Ты случайно не знаешь, в честь какого божества он служил свои черные мессы? - Нет. - Да. Третий перевел дыхание, сделал несколько шагов в одну сторону, в другую. Как будто собирался с мыслями или успокаивал себя. - И это твои бойцы, это наш специалист. Это очень, очень крепкие ребята. Я даже не начинал еще рассказывать, что творится в городе. Хочешь, расскажу. - Нет. Ладно, я верю. Просто верните девочек. Я разберусь. - Ты просто расскажи, как ты это сделал, Док. Они не понимают, думал Док. Они не понимают. Это сделал не я. Это Бобби. Это Ягу. Это все, кто любит… меня, всех нас. Это не я... Не я один. Это я и Бобби. Я и Ягу. Я и Тир. И Данди. И Енц, господи, Енц, любовник смерти! И его смерть, его Смерть, его трепетная и страстная Зигмунда Фрейда, сирота, удочеренная любовью. И безумное и прекрасное тибетское божество Магдалина или как там ее теперь, ненасытная кровопийца, нежная, жадная и ревнивая. И Молли, дитя, бунтарка и заводила, предводительница банды безумных кукол. Надо же, их трое, а я, выходит, всадник на черном коне. А ребята? А Гайюс-Рене-кофе-сэндвичи-Камилл? Ну, какой апокалипсис, такие и всадники. Как меня угораздило? Что нас связало? И не вспомнить теперь. Но он помнил: кровь, кошмары, смерть, любовь. Одиночество. Надежда. Где выход? Там же, где и вход? Или – идешь сквозь ад, так иди до конца? Как мы поймем, что ад кончился? Там нас встретит ангел Кристина с младенцем на руках? И Клемс, которого нет и не было, но который должен быть. - Верните девочек. Мы разберемся. Обещаю. - Невозможно, Док. Никто не станет тебя бить, никто не станет ничего тебе колоть. Но ты заснешь – и где окажемся мы все при твоем следующем пробуждении? Док слегка прикусил губу. Ответил сдержанно: - А если не собираетесь бить и колоть, зачем пристегнули? - И не только пристегнули. Еще и голову фольгой обмотаем. Чтобы чертов самозваный демиург во сне не сотворил еще пару тройку свихнувшихся реальностей, по которым нам потом за ним гоняться. Просто никто уже не знает, чего еще можно от тебя ожидать, Док. Никто не знает. Может быть, это не ты сошел с ума, а мы все – каждый на свой лад. И наши галлюцинации перепутываются и застревают друг в друге. Но никто из нас не мог бы придумать Клемса. Поэтому мы считаем, что это твой бред. Поэтому ты здесь, а мы пойдем разбираться со всем чертовым дерьмом там, снаружи. Вот, полюбуйся. Один из партнеров взмахнул рукой с пультом, и на экране снова замелькали пятна света, задвигались линии и фигуры. На этот раз, похоже, чередовались изображения с внешних камер. Док моргнул несколько раз, чтобы убедиться, что видит то, что видит. Улицы, сходившиеся к башне с часами неузнаваемо преобразились. Стены домов покрыл плющ, лианы оплели фонарные столбы, между крышами протянулись плети виноградной лозы. Между буйной зеленью порхали создания невероятных форм и расцветок: крошечные колибри и гигантские бабочки, огромные, как опахала восточных царей, райские птицы и невероятные пернатые змеи. Сами же улицы как будто раздвинулись ввысь и вширь, теперь на тротуарах и мостовых толпились не прохожие, а дивной красоты храмы и дворцы, пирамиды, мавзолеи, башни, маяки, триумфальные арки. Посреди площади – Док никогда не замечал, что она так велика, - в каменной чаше колыхалась светлая вода. Маленькие водометы по краям чаши создавали волны, и множество парусников качались, то сталкиваясь, то расходясь. Над всем этим неимоверным и невероятным великолепием на тонких, как у гигантских насекомых, ножках-ходулях шествовали огромные расписные слоны. Они не помещались в улицы и парили над ними в окружении нарядных монгольфьеров. - О, черт, - сказал Док. – О, боже. Что это? Трое партнеров молча посмотрели на него и вышли, а потом он услышал за спиной металлический шорох фольги.
*** В пространстве алюминиевой фольги, в затоне, куда не проникает течение вселенной, в тихой заводи, в мертвой воде небытия три головы дружно повернулись к нему. Три пары глаз – пластиковые, стеклянные и нарисованные на фарфоре – уставились на него с радостным азартом. Три тонких голоска слаженно хихикнули, как будто репетировали, готовясь к его прибытию. - А они и не знают, что вся фольга на свете обматывает одно единое пространство. - И мы не знали! А теперь знаем. - Мы назвали этот эффект «фольга Зигмунды», как бутылка Клейна и лента Мебиуса. - Как кошка Шредингера! - Как Пифагоровы штаны! - Как правило Буравчика! - Это не фамилия. - А я думала... - Нет. - Ладно. Как закон Ома. - Нужно называть предметы. - Хорошо. Как кубик Рубика! Переговариваясь так, они вскарабкались по его ногам, пробежали по рукам, по плечам, с удивительной ловкостью расстегивая пряжки на ремнях, державших Дока. - Число Рейнольдса! - Это сколько? - Не знаю! Оно безразмерное. - Девочки, - воскликнул Док, проглотив изумление. – Какие вы умные. - Мы огого, - милостиво согласилась Молли и нетерпеливо дернула Дока за указательный палец. – Давай, пойдем отсюда куда-нибудь туда. Без тебя мы не смогли бы, а с тобой мы можем почти всё. Пойдем наружу. - Знаешь, что там творится? – остановил ее Док. – Какой-то чертов апокалипсис в цветочек. - И в птичку! – в тон ответила Молли. – И в бабочку. Калавера мрачно кивнула: - Мне нравится, когда в цветочек. - Это не апокалипсис, - уточнила Мадо. – Это фантасмагория. - Так вы знаете? - Еще бы! Давай, пойдем Док, а то уже началось, а нам еще надо все это устроить. Давай, не тормози. - Множество Мандельброта, - сказала Мадлен. - Да, - сказала Зигмунда. - Именно.