На Гисметео в геомагнитной обстановке - по-прежнему пятерка. Давление атмосферное в Москве 763, при норме что-то там 745. И - тадам - завтра затмение, солнечное, ну круто. Берегите себя.
Я не хочу говорить о смерти. Хотя мимо нее не получится пройти. Но сегодня я здесь. Так много изменилось. В первый раз за все время я почувствовал себя сейчас старше себя тогда. Время больше не стоит. Возможно, это значит, что я начал жить дальше. Это пугает, и это радует. Завораживает. Я думаю: наконец-то. И думаю: вот, теперь и старость на пороге. Это сложно устроено там, внутри меня. Это присутствует одновременно. И совершенно точно что-то новое может происходить теперь. Я могу становиться больше, могу быть иначе. Может быть, я отстану от себя с бессмысленными требованиями соответствовать тому, чему должен был соответствовать тогда. А может быть и не отстану. И это тоже ничего так вариант. В любом случае, я знаю о себе - и знаю себя - несколько больше, чем три года назад. Для этого пришлось пойти не то что "туда не знаю куда", для этого пришлось пойти натурально в утопию, в место, которого не существует. Ну, то есть, не должно существовать в соответствии с современными представлениями об устройстве мироздания. Нет, с современными представлениями определенных групп людей. Как все это сложно, сам удивляюсь, как я в это впутался. Все началось три года назад. читать дальшеВсе началось двадцать лет назад. Все началось сорок лет назад. Я не знаю, когда все началось. Я пытался объяснить все это в "Человеке, которого нет". Не знаю, удалось ли. Впрочем, невозможно об этом судить так, потому что на самом деле "объяснить" предполагает как минимум двоих: того, кто объясняет, и того, кому он объясняет. И тут сколько человек, столько и способов понять. И столько же способов не понять. Но вот то, результаты чего я озираю задумчиво сейчас, оно началось три года назад. В ночь на этот же день я сидел один в новом месте, куда недавно переехал, расставшись с партнером. Я знал, какая ночь, какие числа сентября. Я знал, какое утро было почти сорок лет назад. Я записывал:
за полночь свет гашу и медлю заснуть как будто пока не спишь продолжаешь вчерашний день я знать не хочу о чем придет рассказать это утро но сердце чернеет там где попало в его тень эта тревога уже не пройдет будет только хуже уже отлит уже пересчитан по наши жизни свинец слезами кровью разбитых губ будет солон твой скудный ужин и это только начало и нам конец ветер уже идет он раны твои остудит он развеет твой горький дым только боли ему не унять доброй ночи, любимый город, завтра не будет то есть будет, но по-другому и без меня
С той ночи оно меня больше не отпускало. То есть - я его больше не отпускал. Я держался за эту нить, как бы больно и отчаянно ни было. Это были просто чувства. просто эмоции - им не могло быть объяснений, и я долго, долго пытался отстраниться, отвернуться, отказаться от реальности этого. Но в ту ночь я взял эту нить крепко = я был один, и был готов уже никому не давать помешать мне в этом. Это была очень тяжелая осень, потому что я проваливался все глубже и глубже - в боль, тоску, отчаяние. Снаружи - я восстанавливался после операции, ходил в спортзал, катался на велосипеде, мотался в Питер, в Казань, читал стихи со сцены и в телевизор, делал доклад на Квир-фесте, заканчивал книгу про "Я здесь". Внутри меня было совсем другое.
будет пить, но немного - не даст себе опьянеть будет плакать, как трезвый: отстраненно и скупо. а небо над ним будто бы сделается еще темней выгнется выше и звезды развесит под самый купол
он упрямо будет сидеть, вглядываясь в глухую тьму не встанет, не пойдет к телефону, не включит света и так одиноко, так неприкаянно сделается ему так захочет ну хоть бы кому пожаловаться на это
потому к телефону и не пойдет, и смысла в том нет если некому позвонить и нет надежды на помощь когда небо выше, и звезды ярче, а ночь все равно темней и не такое дело, чтобы звать друзей и знакомых
а просто звезды - не те - над головой а просто сам не знаешь, зачем ты живой и за что обречен и кем - терпеть эту муку
и тьма не в прок, и не в помощь свет держись не держись - тебя уже нет но все твердишь, как навязчивый бред: дай. руку.
Я не знаю, к кому были обращены эти слова, про "дай руку". Было - не к кому. Так получилось - я настолько глубоко провалился в это одиночество и в невозможность объяснять и называть, в невозможность разделить с кем-то свою тоску и боль, что даже друзья казались мне невыносимо далекими, непреодолимо посторонними. Хорошие, надежные друзья. Когда я пытался говорить об этом, наверное, они пугались. Я говорил о том, чего не может быть, но что я ощущал всем собой как бывшее, как происходящее со мной сейчас своими последствиями. Потом я понял, что я и сам не очень понимал их, и когда они готовы были разговаривать, слушать - я слышал в их словах испуг, отказ, соскальзывание на другую тему или попытки вразумить меня, "вернуть к реальности". А это происходящее, это бывшее было к тому же настолько размыто, затерто, невосстановимо, неуловимо вообще, что мне и опереться было не на что. Я много лет уже так жил, отстраняясь от этого, но временами все-таки проваливаясь. А в ту осень оно взялось за меня всерьез. Или я всерьез взялся за него. Я решил не отступать, хотя понятия не имел - наступать-то куда? Стоял-то я над пустотой. Так мне казалось. Был один человек, с которым тогда я мог говорить, и он меня слушал. Мы мало разговаривали, мало виделись. Но он был у меня все-таки, этот человек, с которым я мог говорить прямо и без страха. На пару месяцев этого хватило. А потом. А потом. А потом я нашел М. Так или иначе - я смог сказать ей и она смогла услышать меня, и у нее нашлось что-то, что подошло для меня. И мы отправились вместе в это удивительное, потрясающе, ужасное путешествие. К свету. "Если идешь через ад - иди". И мы идем до сих пор. А там не только ад.
И я не хочу сегодня говорить о смерти. Хотя у меня сегодня именно тот день: день гнева и скорби, день памяти. Но впервые в этот день я так сильно и ясно чувствую, что я, как ни удивительно, живу. Живу я. Я живу. С ума сойти. И я так счастлив.
Я снова пойду с М., пойду прямо туда и в другие страшные места. Потому что я хочу знать. Хочу знать, чем я, черт возьми, занимался в жизни. И все такое. Я все говорил М., что было бы здорово и я хотел бы получить просто папочку с досье, где все про меня написано, и с фотографиями, и мне бы этого хватило. Просто информации: кто я, откуда, где учился, на кого работал, кого любил, кого ненавидел, как именно я это делал и преуспел ли в этом. Просто папочка с информацией. А не ходить по аду босиком, не хвататься за это голыми руками, не пропускать через тело, через сердечную и все остальные мышцы. Не рвать душу. Просто папочку. Я ее даже представляю в своем воображении: синенькая такая. Но сегодня до меня с обезоруживающей ясностью дошло: этого знания в таком виде не существует. Только я знаю, кто я был и что со мной было, потому что это знаю только я, изнутри, со всеми кишками и кровью, со всеми слезами и хохотом, со всей этой херней и адом. Другого знания нет. Есть только это, только вот так. Чтобы узнать себя, мне надо прожить свою жизнь. Что же. Кажется, я достаточно прожил заново той жизни, чтобы начать наконец жить эту. Ну, то есть, еще больше ее жить.
Я уже сказал, что я счастлив? С моей памятью - и с белыми пятнами в ней, с моим горем, с моей любовью, со слезами о тех, кого я любил и уже никогда не увижу. Я счастлив. У меня есть, чем быть счастливым. Работа и другая работа. Я теперь не знаю, какая из них первая, какая вторая, это равновесие динамическое. Люди, друзья. Лис. Д. Отличная жизнь получается. Мне подходит.
И я не один. Я не один. Такой.
... и понимаешь, что эта вселенная - как волшебная шляпа, без дна, и мы в ней цветные платочки, букеты и кролики - на радость кому? ... Но если фокусник спросит, братец кролик знает ответ. Чем ни пришлось бы платить за верность, любовь и родство, за тайный упорный огонь, негасимый его свет... Оно того стоит, слышишь, по-прежнему стоит того.
Я не хочу о смерти сегодня. Хватит смерти. Сегодня я буду жить о жизни и о любви.
Секретный общепит "Вам запеканку греть?" - совершенно обычная фраза буфетчицы звучала сюрреалистично. В пяти шагах от меня проезжал поезд метро, в прейскуранте стояла цена "20 копеек", а со стены улыбалась Джоконда...
читать дальше Обычные двери с надписью "Буфет" никогда не вызывали интереса у пассажиров. Зачем заходить в помещения для сотрудников метрополитена?
Но буфеты в метро никогда не были заведениями "для своих". Любой желающий всегда мог купить здесь первое, второе, компот, бутылку воды, пачку майонеза и рожок мороженого.
Посвященные москвичи уже 20 лет пользуются этим сокровенным знанием и не торопятся его афишировать.
Первое секретное место находится на станции "Арбатская" Филевской линии у последнего вагона из центра.
Работает по будням с перерывом на обед
Адрес второй секретной точки общепита - "Войковская", первый вагон из центра, у турникетов.
Интерьер здесь совсем простенький, без картин Леонардо.
NUESTRO CRUCE DEL CABO DE HORNOS AL MANDO DEL B.E. “ESMERALDA”: UNA APASIONANTE Y MEMORABLE AVENTURA VELERA Por Edmundo González Robles. Almirante Comandante en Jefe de la Armada - 2000 год www.caphorniers.cl/CruceCabo_Esmeralda/CruceCab...
Cruce del Cabo de Hornos en la Esmeralda durante el XLI Crucero de Instrucción (1996). Extracto del libro inédito “Dama Blanca, Tu Nombre nos Recuerda…” Por CA Rodolfo Soria-Galvarro www.caphorniers.cl/Esmeralda_XLI/Viaje_XLI.htm
Вот же, сегодня честно ничего не читаю прицельно и не ищу. И чувствовал себя ок, в отличие от вчера с головокружением и прочими радостями. И на тебе. Смотрел картинки в пинтересте вообще для другого. Ага, попадает в поле зрения что-то из фотографий того времени Альенде, Энрикеса, Арайи - опа, я опять больной. Сегодня десятое. И магнитная буря.
Бабуля рассказывает внуку сказку на ночь: - Летит, значит, Змей Горыныч по небу и кричит неистово. - Бабушка, а как это — «неистово»? - Эге-гей, еб твою мать…
Антидискриминационное занятие "Голубоглазые/Кареглазые" было придумано американской учительницей Джейн Эллиот для своих учеников в 1968 году на следующий день после убийства Мартина Лютера Кинга. Идея позаимствована из книги Леона Юриса "Мила 18" о восстании в Варшавском гетто, где описано, что нацисты по цвету глаз определяли очерёдность отправления людей в газовую камеру. Это занятие проходило в школе города Райсвиля, штат Айова, в 1971 году. Фильм "A Class Divided", откуда взят этот эпизод, снят в 1985 г. Джейн Эллиот - американская учительница, преподавательница, антирасистка, феминистка и ЛГБТ-активистка.
И несколько раньше. От жж-юзера moja_zhizn. "И напоследок, про индейцев - вот это попалось, не могу не процитировать. "Пионер"(газета) уже заявлял, что наша безопасность требует полного уничтожения индейцев. Притесняя их в течение веков, нам следует, чтобы защитить нашу цивилизацию, еще раз их притеснить и стереть, наконец, этих диких и неприручаемых тварей с лица земли. В этом залог будущей безопасности наших поселенцев и солдат, которые оказались под некомпетентным командованием. Иначе в будущем нас ожидают проблемы с краснокожими, ничуть не меньшие, чем в прошлые годы". Слова Лаймена Фрэнка Баума после бойни у Вундед-Ни. Волшебник страны Оз такой волшебник, мда".
До последней мировой войны МИ-6 никогда не работало на территории Великобритании – проблемами безопасности занималось МИ-5. Это правило было нарушено в Африке после падения Франции, когда возникла необходимость засылать с британской территории агентов в колонии, подчинявшиеся правительству Виши. После наступления мира старая система не была полностью восстановлена. Танзанию и Занзибар официально объединили в единое государство [очевидно, речь идет об объединении Танганьики с Занзибаром в государство Танзанию, что действительно произошло в 1964 г], вошедшее в Британское Содружество, хотя на Занзибаре находилось столько китайских тренировочных лагерей, что его трудно было считать британской территорией.
Стоило блять поговорить про Cuartel Silva Palma - и опа: голова, шея, лопатки. Твою же мать. Зато вспомнил, как я нашел ловкий способ обращения с этими предположительно точками между большим и указательным пальцем, вспомнил, что не написал об этом в отчете, и заодно применил и проверил. Оч. хорошо. Ну, ладно. Идем дальше.