Нам позвонила лазанья!
Ну, конечно, просто таймер на духовке зазвенел. Пора ужинать.
Зачет подготовлен наполовину, я бегал, я лазанью сделал, я нашел дверь - я молодец сегодня.
И этот сайт. imagenesparamemoriar.com

Посмотреть в гугле адрес Pio Nono 200

---

Вот, сёстро.

Несколько цитат из "Передышки" Марио Бенедетти (1960)

Сегодня днем, когда я вернулся из центра, Хаиме с Эстебаном ссорились на кухне. Я расслышал только, как Эстебан крикнул что-то о «твоих вонючих дружках». Услыхав мои шаги, оба тотчас утихли, сделали вид, будто просто разговаривают. Однако глаза Эстебана горели, а Хаиме все поджимал губы. «Что случилось?»- спросил я. Хаиме пожал плечами, а второй сказал: «Не твое дело».
...
Вчера Эстебан возвратился в двенадцать, Хаиме-в половине первого, Бланка-в час. Я слышал каждого, ловил шорохи, шаги, шепот. Кажется, Хаиме был немного пьян. Во всяком случае, он натыкался на мебель и в ванной вода шумела чуть ли не полчаса.
...
Не знаю, играет ли симпатия какую-либо роль в отношениях родителей с детьми, только Хаиме мне симпатичнее остальных, это так. Но зато он и самый скрытный. Сегодня я видел Хаиме, а он меня не видел. Странное впечатление. Муньос проводил меня до угла улиц Конвенсьон и Колония, мы стали прощаться. И тут я увидел сына, он шел по противоположной стороне улицы. С ним еще двое, неприятные какие-то, в походке, кажется, что-то противное, а может, в одежде; я не запомнил, потому что смотрел только на Хаиме, Он что-то рассказывал, а приятели громко хохотали и кривлялись. Сам Хаиме не смеялся, но лицо было довольное, даже не довольное, нет, скорее у него было лицо человека, уверенного в своем превосходстве, в своей власти над приятелями.
Вечером я сказал Хаиме: «Я тебя сегодня видел на улице Колония. С двумя какими-то». Мне показалось, будто он покраснел. Может, я ошибся. «Один из нашей конторы, а другой — брат его двоюродный», — отвечал он. «Ты их, по-моему, чем-то рассмешил», — прибавил я. «Да ну, им любую чепуху расскажи — будут хохотать».
И тут, кажется, впервые в жизни сын заинтересовался мною, спросил о моих делах и заботах: «А… ты как считаешь, скоро тебе пенсию дадут?» Хаиме спросил, когда мне дадут пенсию!
...
В конце ужина, когда каждый не спеша помешивал свой кофе, Бланка вдруг выпалила новость: у нее есть жених. Хаиме глянул как-то странно, непонятно. (Кто такой Хаиме? Что собой представляет? К чему стремится? Не знаю.) Эстебан весело спросил, как зовут «этого самоубийцу». Я, кажется, обрадовался и не стал этого скрывать. «Когда же мы познакомимся с твоим дурачком?» — спросил я. «Видишь ли, папа, Диего не станет делать положенные визиты по понедельникам, средам и пятницам. Мы с ним видимся в разных местах: в центре, у него дома, здесь». Мы все, видимо, нахмурились, когда Бланка произнесла слова «у него дома», потому что она поспешила прибавить: «Не пугайтесь, он живет с матерью». «А мать что, никогда не выходит из дому?» — спросил Эстебан, начиная злиться. «Отстань, — отвечала Бланка и повернулась ко мне: — Папа, я хочу знать — ты мне веришь? Я дорожу только твоим мнением. Веришь мне?» Когда меня спрашивают вот так, в упор, я всегда отвечаю «да». И дочь это знает. «Разумеется, верю», — сказал я. Эстебан хмыкнул, желая, видимо, показать, что продолжает сомневаться. А Хаиме молчал.
...
Хаиме попросил у меня денег. Никогда раньше такого не бывало. Я спросил, для чего ему деньги. «Не могу сказать и не хочу. Даешь в долг — давай, нет — пусть у тебя останутся. Мне совершенно все равно». — «Все равно?» — «Да, все равно, потому что ты ростовщические проценты берешь — я должен душу перед тобой наизнанку выворачивать, выкладывать все о себе, как живу, что думаю и тому подобное; я тогда лучше где-нибудь еще раздобуду, там с меня только деньгами проценты возьмут». Я, конечно, дал ему денег. Но откуда такая злоба? Неужели простой вопрос — это ростовщические проценты?
...
Хаиме, в сущности, бесконечно одинок, и ему кажется, что все мы, да и вообще все люди на земле, за это в ответе.
...
Вот Хаиме — тот работает, хорошо работает, на службе его любят. Но с ним дело совсем в другом. А в чем — я не знаю, и это хуже всего. Всегда он чем-то расстроен, недоволен. Характер, судя по всему, у него есть, только иногда мне кажется, что вовсе это не характер, а просто капризы. Приятели его мне не нравятся. Щеголеватые, живут в Поситос[13] и, наверное, в глубине души смотрят на Хаиме свысока. Он им нужен, потому что умелый, руки золотые, то и дело мастерит что — либо по их заказу. Бесплатно, конечно, как положено между друзьями. Ни один из его приятелей не работает — папочка прокормит. Иногда я слышу, как они негодуют: «Вот еще наказанье, вечно ты вкалываешь, никогда на тебя рассчитывать нельзя». Слово «вкалываешь» они произносят так, будто пересиливают себя, как санитар из «скорой помощи», когда, поборов отвращение и преисполнившись любви к ближнему, подходит он к пьяному нищему и дотрагивается до него носком ботинка; кажется, выговорив слово «вкалываешь», они потом долго будут смывать с себя грязь.
...
Хаиме наводнил дом жуткими шедеврами, которые без длительных и настойчивых разъяснений понять невозможно. Иногда я вижу, как Хаиме и его друзья застывают в немом восторге перед картиной, на которой изображен кувшин с крыльями, вырезки из газет, дверь и мужские половые органы, а потом говорят: «Какая ужасная репродукция!» Не понимаю и понимать не хочу, потому что, если по-честному, все их восхищение — одно притворство! Я как-то раз спросил: «Почему бы не повесить какую-нибудь репродукцию картин Гогена, Моне или Ренуара? Чем они плохи?» И тогда Даниелито Гомес Феррандо, дуралей, который ложится в пять утра, потому что «ночные часы есть часы подлинной жизни», а брезглив до того, что не ходит в рестораны с тех пор, как увидел там человека, ковырявшего в зубах, так вот именно этот тип ответил мне: «Но мы ведь живем в век абстракции, сеньор». Сам же он наводит на размышления отнюдь не абстрактные: брови подбриты, жеманится, словно беременная кошка.
...
Бланка сегодня расстроена. Мы ужинали молча, Хаиме, она и я. Эстебан впервые после болезни ушел вечером из дому. Я не хотел начинать разговор, потому что знаю, как отвечает Хаиме. Потом, когда он ушел, надо полагать, не попрощавшись — трудно принять за «доброй ночи» то рычание, которое он издал перед тем, как хлопнуть дверью, — я остался в столовой и читал газету; Бланка убирала со стола и заметно медлила. Я приподнял газету, чтобы она могла снять скатерть, и взглянул на нее. Глаза Бланки были полны слез. «Что у тебя с Хаиме?» — спросил я. «С Хаиме и с Диего, я поругалась с обоими». Слишком загадочно. Не могу представить себе, чтобы Хаиме и Диего объединились против Бланки. «Диего говорит, будто Хаиме мужеложец. И из-за этого я поссорилась с Диего». Слово «мужеложец» обрушилось на меня двойным ударом: так назвали моего сына, и назвал не кто иной, как Диего, на которого я надеюсь, которому верю. «А можно узнать, с чего это твой распрекрасный Диего позволяет себе подобную клевету?» Бланка горько улыбнулась. «Это самое худшее. Клеветы никакой нет. Он сказал правду. Оттого я и разругалась с Хаиме». Я видел, как трудно Бланке говорить такое о брате, вдобавок — говорить мне. Я сам услышал, как фальшиво прозвучали мои слова: «И ты веришь Диего? Веришь клевете на брата?» Бланка опустила глаза. И так и стояла молча, держа в руках хлебницу — воплощение страдания и женской заботливости. «Так оно и есть, — сказала она. — Хаиме сам признался». До сего дня я не думал, что глаза мои способны полезть на лоб. Виски ломило. «Значит, эти его приятели…»- пробормотал я. «Да», — отвечала Бланка. Меня словно обухом по голове ударили. Однако надо сказать, что в глубине моей души все же и раньше таились какие-то подозрения. И потому, только потому слово «мужеложец» прозвучало все-таки не совсем неожиданно. «Я тебя об одном прошу, — прибавила Бланка, — ты ему ничего не говори. Он — пропащий. Никаких угрызений совести, представляешь? Женщины, говорит, меня не привлекают, все, мол, само собой получилось, у каждого такая натура, какую ему бог дал, а ему, дескать, бог не дал способности любить женщин. И говорит так уверенно, честное слово, у него совсем нет комплекса вины». Тут я сказал, без всякой, впрочем, уверенности: «Вот расшибу ему башку, увидим тогда, какой у него будет комплекс вины». Бланка засмеялась, впервые за вечер. «Не выдумывай. Я же знаю, никогда ты этого не сделаешь». И тогда на меня напало отчаяние, страшное, безнадежное отчаяние. Ведь это же Хаиме, мой сын, у него лоб и рот как у Исабели.
Где тут моя вина и где — его? Конечно, я не следил за детьми как следует, не мог полностью заменить им мать. Да и нет у меня вовсе призвания быть матерью. Я даже не уверен, что у меня есть призвание быть отцом. Но разве по моей вине Хаиме дошел до такого? Может, надо было сразу, с самого начала заставить его прекратить дружбу с этими типами? Все равно, он встречался бы с ними без моего ведома. «Я должен с ним поговорить», — сказал я. Бланка глядела кротко и обреченно, как мученица, идущая на пытку. «А тебе следует помириться с Диего», — прибавил я.
...
Четверг, 18 июля

Мне надо было сказать Авельянеде две вещи, но мы были в квартире всего лишь час, и я успел только рассказать о Хаиме. Она не сказала, что я ни в чем не виноват, и я поблагодарил ее. Мысленно, разумеется. Я все же думаю, что, если человек порочен, никаким вниманием, никаким воспитанием его не исправишь. Конечно, я должен был сделать для него больше, это ясно, настолько ясно, что я не могу чувствовать себя совсем не виноватым. И потом: чего я хочу? Чего мне надо? Чтобы он не был мужеложцем или просто хочу снять с себя вину? Какие мы все эгоисты, господи боже мой, какой я эгоист! Даже сейчас, когда меня мучают угрызения совести, они ведь тоже эгоистичны — что-то вроде стремления к спокойствию, к душевному комфорту. Хаиме я не видел.

Пятница, 19 июля

И сегодня не видел. Но мне известно, что Бланка ему сообщила о моем желании с ним поговорить. Эстебану лучше ничего не рассказывать, он ведь довольно жестокий. А может, он уже знает?

Суббота, 20 июля

Бланка подала мне конверт. Читаю письмо: «Старик! Я знаю, ты хочешь говорить со мной, и знаю о чем. Будешь читать мне мораль, а я не могу слушать твои проповеди по двум причинам. Во-первых, мне не в чем себя упрекнуть. Во-вторых, у тебя у самого есть тайная интрижка. Тебя подцепила девочка, я тебя с ней видел, ты, я думаю, согласишься, что это не самый лучший способ сохранять должное почтение к памяти мамы. Это в твоем духе — ты всегда проповедовал нравственность, только не для себя. Мне не нравится твое поведение, а тебе не нравится мое, поэтому лучше мне исчезнуть. Ergo, я исчезаю. Теперь перед тобой открыто широкое поле деятельности. Я совершеннолетний, не беспокойся. К тому же, надеюсь, мой уход сблизит тебя с сестренкой и с братом. Бланка знает все (о подробностях можешь осведомиться у нее), Эстебану я рассказал вчера, зашел днем к нему в контору. Для твоего спокойствия могу тебе сообщить, что он реагировал как истинный мужчина — поставил мне под глазом фонарь. Другим глазом я, однако, в состоянии рассмотреть будущее (не так уж оно скверно, вот увидишь) и кинуть последний прощальный взор на мое милое семейство, столь правильное и безупречное. Привет. Хаиме». Я протянул листок Бланке. Она читала медленно, потом сказала: «Он забрал свои вещи. Сегодня утром». И, вся бледная, поглядела мне в лицо: «А насчет женщины — правда?» «И да и нет, — отвечал я. — Правда, что я связан с одной женщиной, совсем юной. Живу с ней. Но неправда, что я оскорбляю твою покойную мать. Мне кажется, я тоже вправе любить кого-то. И не женюсь только потому, что не уверен, хорошо ли это будет». Наверное, последняя фраза была лишней. Не знаю. Бланка сжала губы. Кажется, она колебалась между привычной дочерней ревностью и простым человеческим сочувствием. «А она хорошая?» — спросила тревожно. «Да, хорошая», — отвечал я. Бланка вздохнула с облегчением, все-таки она еще верит мне. Я тоже вздохнул с облегчением, поняв, что пользуюсь доверием дочери. И тут неожиданно для самого себя я сказал: «Просить тебя познакомиться с ней — это слишком?» «Я сама хотела тебя попросить об этом», — отвечала Бланка. Я промолчал, благодарность комом стояла в горле.
...
Восемь часов утра. Завтракаю в «Тупи». Одно из моих величайших удовольствий. Сажусь возле окна, выходящего на Площадь. Идет дождь. Еще того лучше. Я научился любить это легендарное чудище — дворец Сальво. Не зря же его изображают на открытках для туристов. Можно сказать, что дворец выражает наш национальный характер — грубый, безвкусный, тяжеловесный, милый. До того он некрасив, до того безобразен, что приводит в хорошее настроение. Я люблю «Тупи» в эти часы, совсем рано, когда еще не набежали сюда гомосексуалисты (я забыл о Хаиме, какой ужас!) и только кое-где за столиками сидят одинокие старики, почитывают «Диа» или «Дебате» и наслаждаются.
...
Я помню, как-то раз, когда дети еще ходили в школу, Хаиме задали сочинение на классическую тему «Моя мама». Ему было девять лет, и он возвратился из школы в глубоком горе. Я принялся объяснять, что такое случится с ним еще не раз, что мамы у него нет, с этим надо смириться, а не плакать целыми днями, что, если по-настоящему любишь и помнишь маму, ты должен держаться, должен показать всем, что и без мамы ты ничем не хуже других. Наверное, в его возрасте трудно было понять мои слова. Но он перестал вдруг плакать, с яростной злобой посмотрел мне в глаза и, словно что-то его осенило, сказал твердо: «Ты будешь моей мамой, а не то я тебя убью». Что он хотел сказать? Судя по всему, он понимал, что требует невозможного, не настолько он был мал; и в то же время — настолько мал, что не умел еще скрыть свою первую муку, первую в ряду тех ежедневных мук, что питали потом его ненависть, его протест, что привели его к краху. Учителя, товарищи, общество требовали, чтобы у него была мать, и он впервые со всей ясностью ощутил ее отсутствие. Не знаю, как и почему ему представилось, будто я виноват в этом. Может, он думал, что, если бы я больше заботился о маме, она не покинула бы нас. Я виноват в том, что у него нет мамы, значит, я должен ее заменить. «А иначе я тебя убью». Меня он не убил, но убил, уничтожил себя. Отец — мужчина, обманувший его надежды, и вот он убил мужчину в себе. Ох! До чего же сложные объяснения, а дело-то ведь самое простое, самое неприглядное, скверное дело. Мой сын — мужеложец. Мужеложец. Такой же, как мерзкий Сантини с этой его сестрой, которая раздевается в его присутствии. Лучше бы сын мой стал вором, наркоманом, идиотиком. Хочу пожалеть его и не могу. Я знаю, можно найти оправдания, разумные, даже убедительные. Знаю, что во многом виноват и я. Но почему же Эстебан и Бланка выросли нормальными людьми, почему они не свернули с прямой дороги, а Хаиме свернул? И именно Хаиме, самый любимый. Нет у меня жалости к нему. Нет и не будет.
...
Родился мальчик, его назвали Хаиме, она же умерла от родовой горячки через несколько часов. Хаиме вовсе не «длиннолицый, как я». Он довольно красивый, но женщинам нравится недолго, они ему не нужны.
...
Исполнился месяц с тех пор, как Хаиме ушел из дому. Хочешь не хочешь, а я не забываю о нем ни на минуту. Если бы удалось поговорить с ним хоть один — единственный раз!
...
Бланка получила письмо от Хаиме, яростное, неистовое. Строки, относящиеся ко мне, выглядят так: «Скажи старику, что все мои увлечения были платоническими, так что, если его мучают по ночам кошмары, в которых является моя развращенная персона, пусть повернется на другой бок и спит спокойно. Пока». Что-то слишком уж злобно, плохо верится. В конце концов я могу подумать, будто этот сын любит меня немного.
...


Вот так примерно.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мой список. Часть его.

Capitán de Navío Jorge Sabugo Silva, Comandante del Buque Escuela Esmeralda
Capitán de Fragata Julio Vergara, Jefe Servicio de Inteligencia Naval, 1ra Zona
Teniente Rodríguez, Infantería Marina, Buque Escuela Esmeralda

@темы: корабли на рейде

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Планы на день: сдать зачет, после обеда - побегать.
Не сделать ли лазанью?

---

Я тут пазликами балуюсь - драгоценный Д. подсадил на онлайновые пазлики. И выбрал сегодня для разминки картинку с морским берегом, где вода золотистая от того, что мраморные скалы полого спускаются в море.
Смотрю - чуть не до слез. Я был в таком месте однажды, в Турции, мы приплыли на "яхте" тамошней, вся экскурсия, и я даже поплавал там, и вспоминаю до сих пор - и невыносимо хочется туда еще. Но даже если буду в Турции, я туда не поеду, потому что сначала надо ехать на автобусе по такой узкой дороге в горах, где транспорт еле-еле разъезжается, мне одного раза хватило. Ни-за-что.
И это прекрасное место, волшебное место, по которому моя душа тоскует. И я смотрю, собираю картинку - и чувствую эту печаль и желание, и тихую, но ясную тоску.

Но какого же хрена эта тоска точно такая же, как когда я смотрю на те места, которые я вроде бы никогда не видел, где никогда не бывал? Какого же хрена я чувствую эту же - до микрона - точно такую же тоску, когда смотрю на некоторые фотографии мест, которых никогда вроде бы живьем не видел? Какого хрена эту и ту не отличить друг от друга? И какого хрена не та похожа на эту, а эта похожа на ту, потому что сначала я чувствовал ту, а по ней узнал и эту, и какого хрена они нихрена не отличаются?

На эту у меня хоть основания есть, и доказательства, фотографии, все такое.

---

Ф-фух, два зачета сдал. Вчера проективные методы (80%), сегодня психотерапевтическую работу с ощущениями, ответил на все вопросы. Лоуэн, Райх, Ермошин. Вот это всё. Ну, не то чтобы я прямо все-все знал, но на вопросы меня хватило. Еще один зачет из специальных дисциплин, один из общих и два экзамена. И заключительный, квалификационный. Полтора месяца.
Держись, che.

Но как-то странно. Я собирался сегодня и завтра готовиться, завтра сдавать, благо день без работы...
И опа, уже всё.
Новый зачет начинать нет смысла в десять вечера-то... Но и спать еще не пора. Блин. А я разогнался учиться. Ну, начну, что ли.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из вконтакта унес. Ничего нового здесь не сообщается.
Но время от времени это просто нужно перечитывать и перечитывать. Потому что размывается, замыливается, все такое.

Мини азбука пропаганды

Хвост виляет собакой. ("Wag the dog") — чтобы избежать большого скандала или «замять», оставить незамеченным какое-нибудь важное, но неприятное событие, часто используется простой, но хитрый и ловкий приём, который англоязычные политтехнологи называют «Wag the dog», а русскоязычные — «Хвост виляет собакой». Он заключается в том, чтобы вовремя поднять волну обсуждения вокруг вопроса второстепенной важности, на фоне которой другое, более важное событие или действие пройдёт незаметно.
Примеры таких вопросов: Отмена перехода на зимнее время, российское гражданство Депардье, поездка Путина или Саши Грей на Ладе Калине по России, полёты со стерхами и т.д.
Своё название этот приём получил в честь английского выражения tail wagging the dog, который, в свою очередь, появился из следующего народного пассажа:
— Почему собака виляет хвостом?
— Потому, что собака умнее, чем хвост. Если бы хвост был умнее, он вилял бы собакой.

Эффект общего вагона (Bandwagon effect) — также называют «Вагон с оркестром», «Общая платформа». Этот приём заключается в подборе фраз, которые требуют единомыслия или единообразия в поведении, создают уверенность, что так делают все: «Ни один нормальный человек не скажет, что...», «Любой вменяемый человек знает, что...», «Все россияне видят, что...», «На Хабре же сидят образованные люди, вы должны понимать, что...» и т.д. Этот приём вызывает у человека ощущение, что большинство членов социальной группы, к которой он себя относит, или хотел бы относить, или мнение которой значимо для него, считают именно так, а не иначе, имеют конкретные ценности, идеи, разделяют одну точку зрения.

«Навешивание ярлыков» (Name Calling) — простой приём, который можно наблюдать на телевидении, в комментариях ЖЖ Навального, Эха Москвы, да и в повседневной жизни. Он заключается в выборе оскорбительных метафор, названий, уничижительных эпитетов, названий для конкретных личностей, категорий людей, явлений. Яркие примеры последнего времени: «Хомячки Навального», «Креаклы», «Либерасты» по отношению к либерально настроенным людям, «Нашисты», «Кремлеботы» по отношению к сторонникам действующей власти, «Фашисты», «Нацики» по отношению к националистам; сознательное перевирание и коверкание имён: «Овальный/Анальный», «Путлер», и т.д. С помощью этого приёма относительно легко можно опорочить, вызвать неприязнь к целой группе людей или к личности.

«Блистательные обобщения» (Glittering generality) — практически полная противоположность предыдущего приёма. Он заключается в подмене названия социального явления, идеи или группы людей на более общую, имеющую ярко позитивную окраску. Этот приём эксплуатирует положительные эмоции людей по отношению к словам «мир», «свобода», «счастье», «патриотизм», «демократия» и т.д. С помощью этого приёма общеизвестному явлению приписываются свойства, качества, взгляды, присущие конкретной личности или группе. Иллюстрацией может служить подмена понятия «православие» более общим, заведомо положительным словом «вера», определение России как «энергетической сверхдержавы» вместо «сырьевого придатка», и т.д.

«Ссылка на авторитеты» (Testimonial) — широко распространённый приём заключается в приведении высказываний личностей, обладающих высоким авторитетом, или наоборот, вызывающих отрицательную реакцию у целевой аудитории. Высказывания должны содержать оценочные суждения о людях, идеях, организациях, выражать осуждение или одобрение. Приведение часто вырванных из контекста цитат классиков, видеообращение террориста Доку Умарова (кстати, вот вам и навешивание ярлыков — никто не знает, чего этот Умаров добивается и за что воюет, но все знают, что он — террорист) перед выборами президента, где он высказал своё неодобрение правящей партии, цитирование Ленина в разговорах с коммунистами, и т.д.

«Игра в простонародность» (Plain folks) — преподнесение отдельной личности как человека из народа, простого обывателя, такого же, как и его целевая аудитория. Может быть использована (или написана с нуля) биография человека, может быть использован специфический для аудитории сленг. Примером может служить незабвенное «Мочить в сортирах», истории про детство Ильича, назначение рабочего УралВагонЗавода полпредом, недавняя утка про ветерана чеченских войн Сергея Масленицу и т.д. С помощью этого приёма у целевой аудитории формируется доверие к объекту, позитивное отношение на уровне «свой-чужой».

«Подтасовка карт» (Card stacking) — приём заключается в однобоком, тенденциозном преподнесении фактов, когда оглашаются только положительные, или наоборот, исключительно отрицательные стороны личности или явления, а иные — замалчиваются. «Навальный украл лес», «Лимонов — педик», «При Сталине такого не было» или, напротив, «Кровавый сталинский режим» — иллюстрация этого приёма. Основная цель приёма — используя односторонний подбор фактов, показать привлекательность или, напротив, неприемлемость какой-либо точки зрения или идеи.

«Трансфер» (вы не поверите, Transfer) — приём, заключающийся в искусном, незаметном и ненавязчивом для большинства людей распространении авторитета и престижа того, что ими ценится, на то, что ей преподносит источник коммуникации. С помощью приёма инициируются ассоциативные связи объекта с чем-либо, имеющим ценность и значимость. Например, называть патриотизмом лояльность к действующей власти, снимать президента на фоне гордо реющего флага страны (так же, как олимпийских чемпионов), и т.д.

@темы: реконструкция, полезные приспособления

---

А Виктор Ефимович прав.
Я прочитал "Микробы, гены и цивилизация" (а! и параллельно худлит с применением бактериологического оружия, так получилось) - и спал спокойно.
Я пошарил в зоне канала - и сегодня ночью было шоу.
Но, поскольку Виктор Ефимович прав, и я эти темы разделил и обработал, шоу было так себе. Просто поспать толком не получилось. К сожалению, не только мне.
А Виктор Ефимович прав.

---

Ладно, я все-таки нашел, где посмотреть кино Horcón, al Sur de ninguna Parte - посмотрю между вопросами к зачету. Вдруг есть что. В аннотации вроде искоса намекают на что-то, но хрен же поймешь, на что именно.

---

Невероятно, но факт: Сёма даже пойдет искать поселение хиппи в Орконе в 1973, но найдет все равно Арайю: съемки того времени: следы крови на стене балкона, как черные на белом иероглифы, и сыновей, рассказывающих, как все произошло, и президент - "это был прямой удар по Альенде", и похороны, эта жуткая тележка, этот жуткий оркестр.

с 24.47



...mediante los archivos de Canal 13 de la época, retratan lo que ocurrió los meses antes del golpe de estado en Chile en 1973.

А на 38.16 - про матросов, но мало совсем.

И да, через полчаса после просмотра 24.47 уже вцепился в левое плечо и держался. Что же ты мне рассказываешь, тело-тело?

@темы: реконструкция, корабли на рейде, Вальпараисо forever

---

Проективные методики бесконечны.
Но зачет я, конечно, сдам.
Но бесконечны.

---

Боже, я написал этот отчет... Я герой. Пойду себя чем-нибудь очень тщательно порадую.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Пишу темы для осаленного в Пятнашках, среди прочих, поддаваясь на призыв "И не стесняйтесь. Бессмыслица, Бред, Безумие - названия окрестных деревенек на карте настоящего воображения" - пишу: fhosuynnnsytbg (это тоже тема)

Комментарий от осаленного: хахаха, язык fhosuynnnsytbg переводчик определил как ирландский и перевел: таможенная декларация на ввоз солнца на юг.

Я прямо даже не знаю, на каком варианте настаивать!

---

Нет сил писать отчет. Завтра.
А теперь - слайды
Пока просто картинки.

Три штуки. Никаких разумных объяснений.

---

Как говорит в аналогичных случаях дорогой друг и любимая коллега - шалость удалась.