Вспомнил про Syberia.
Я тогда не дошел до конца. Что-то захотелось вернуться и попробовать.

---

"Многогранная и совершенно непредсказуемая личность. Причем, не одна.
- В каком смысле, не одна?
- В прямом. Лаполо всегда был несколькими людьми, причем все его Альтер-эго представляли собой полноценные и очень разные личности.
- Ты хочешь сказать, что он шизофреник? - осторожно предположила Пепе.
- Ничего подобного, - возразил Андерс, - Просто он привык работать с глубокими легендами прикрытия. Настолько глубокими, что настоящего Жерара Лаполо не существует вовсе. Бессмысленно даже спрашивать, какой он на самом деле".

---

Список кораблей

Огласите весь список!

Рыжий ловец
Поговорить об этом
Зигмунда Фрейда

если лайвбук разрешит

[Строитель мостов]
[Почтаркина сумка]
[Мэри-горюшко]
[Всего лишь комочек звездного воска]
[Так светла твоя улыбка]
[Вечеринка на Туманной косе]??

Семь небес света
Ключ от всего
Аудьярта, Береньгера, Дианора
И два рубля автоответчику
Рождественское чудо Машеньки Лисициной
Девушка по имени Сердце
Гадкий индюшонок
Подлинная история Дивино

может быть, и их тоже

Голубой, розовый, желтый
Девочки Дока
Козья жимолость
Флоксы

Хайле
Бусики
Кукла
Козлоногий, козлорогий
Врайт Букс
Семь городов
Сорвейн
Роман о Томасе
Ванечка и барабан
Иерихонская роза
Блиц-свидания
День биологического разнообразия


Ну, вроде никого не забыл...
Как же. не забыл он... А Ванечка и барабан? А Иерихонская роза? А Блиц-свидания? А День биологического разнообразия, в конце концов?
Может, я еще чего забыл?..
Думать!

Еще взял Отель "Перекресток".
И даже без частей ВН у меня получается короткой прозы на 15 а.л.
Есть что предложить и из чего выбирать, да.

---

Да. Завтра отправлю. И сборник рассказов. Это я буду собирать неделю. Одно или другое или и одно и другое надеются быть.
Держите кулаки, пожалуйста.

запись создана: 22.02.2015 в 21:54

Вопрос: Держим кулаки, да?

1. Да!		70	(100%)
Всего:		70

---

Что еще не сказано про котов?!

---

Я искал, собственно, что за раритетная машинка у инспектора. Но мне понравилось и я взял все.

newslab.ru/tv/52637

Этот сериал впервые появился на британском телевидении в 2001 году и насчитывает 6 сезонов. Первые два сезона и часть третьего сняты по мотивам произведений современной американской писательница Элизабет Джордж, остальные серии основаны на оригинальных сценариях. Сама Джордж была очень рада, что ее произведения экранизируют. Более того, она считает актера Натаниэля Паркера, сыгравшего инспектора, идеальной кандидатурой на эту роль. "Натаниэль проделал прекрасную работу, воплощая образ Линли на экране, - говорит писательница. - В жизни он совсем другой, ничуть не похож на своего героя. Но оттого еще интереснее наблюдать за тем, каков он в сериале". Кстати, если Элизабет была уверена в актере с самого начала, то Натаниэль Паркер очень переживал, когда продюсеры предложили ему пройти пробы на роль Линли. И это несмотря на то, что к тому моменту Паркеру было уже 39 лет, а его фильмография насчитывала немало успешных проектов - таких как сериалы "Инспектор Морс", "Пуаро Агаты Кристи", "Ярмарка тщеславия", фильм "Телохранитель" и другие. "Я начал волноваться, когда добрался примерно до семнадцатой страницы книги и прочитал, что у Линли был "аристократический подбородок". Я типичный актер, и меня беспокоил мой подбородок - а так ли он аристократичен?! Пришлось отложить книгу на пару недель и успокоиться, прежде чем читать дальше", - смеется Натаниэль. Главный герой, инспектор Томас Линли, настоящий аристократ - лорд и граф, к тому же весьма и весьма обеспеченный человек. "О, я наслаждался богатством своего персонажа, - говорит Паркер. - У него прекрасные простыни и отличные автомобили. У него обеспеченная жизнь, хорошее воспитание и образование. И я старался во все это влиться. Наверное, хорошо получилось, потому как многие теперь считают, что и я сам родился с серебряной ложкой во рту... И, знаете, в какой-то момент я понял, что почти перестал отделять себя от Линли. Как-то спрашиваю художника по костюмам: "Я никогда не носил таких рубашек. Вероятно, это все-таки Линли, а не моя личная?". Кстати, про автомобили, которые упомянул Паркер - они и впрямь весьма хороши. Так, в первом эпизоде первого сезона инспектор разъезжает на автомобиле бизнес-класса Peugeot 607. Затем он пересаживается на раритетный Jensen Interceptor, а потом и на шикарный Bristol 410. Любители хороших машин наверняка их оценят по достоинству. Напарницу графа-детектива - сержанта Барбару Хэйверс - сыграла актриса Шэрон Смолл, известная по ролям в сериалах "Мисс Марпл" (фильм "Синяя герань") и "Аббатство Даунтон". Писательница Элизаберт Джордж сначала была против кандидатуры актрисы, считая ее слишком красивой для своей Хэйверс, однако, увидев девушку в костюме и гриме, поменяла мнение. А вот Натаниэль Паркер легко сработался с Шэрон. "Мы поладили сразу и стали хорошими друзьями, - говорит актер. - Я думаю о ней, как о моей сестренке. Самое печальное, что по окончании съемок "Инспектора Линли" нам уже не нужно работать вместе по пять месяцев в году. А ведь это было хорошее время!" Также в сериале сыграли такие звезды современного британского кино как Джеймс Макэвой, Билл Найи, Генри Кавилл, Мэттью Гуд, Ричард Армитедж - и порой в весьма неожиданных ролях

---

Инспектор Линли, третья серия второго сезона, стеклянная стена между кабинетом редактора и опен спейсом.
Что-то как-то неожиданно приложило.
Проверить.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Говоря конкретно: я в панике.
Потому что я-то, конечно, дам что есть. А есть у меня из свободного, кроме рассказов, только ЧКН.
Муахаха, гыгыгы и прочий ДИМАНИЧЕСКИЙ ХОХАТ.

---

Насколько идея предложить вообще какому-нибудь нормальному издательству текст ЧКН - бредовая?
Совсем, или не совсем, или супер-совсем?
Я все-таки прямо вот не знаю.
Получил предложение, от которого невозможно отказаться. А мне и дать нечего. Во дела. Дожил.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

На НГ дорогой друг подарил коробочку травяного чая London Tea Company, мята с чем-то.
Сегодня я допиваю последний пакетик.
Искал в сети - не находится, где купить.
Трагедия.

---

Твою же мать. Твою же мать.


Market, Harar, Ethiopia

Бинго

---

Долго болел, совсем отвык работать.
Не то что устаю, нет. Но так... странно. Работаю. Опа.
Сегодня еще разок поработаю - а завтра уже пятница...

---

Arica, Chile

---

Прежде чем уложить себя спать, я успел легким движением руки опрокинуть на кухонный стол полный заварочный чайник чая.
Зато на столе теперь порядок и ажур, а я все-таки лег спать.
Сейчас еще пойду.

---

Мне сегодня надо добрать учебные материалы и еще написать отчет про прошлую сессию.
А я хочу спать.
Но сначала работать.
А потом спать, насколько это возможно.
Мой отец говорит: будем мы - будет всё.
В том смысле, что не надо гнаться прямо за всем, чтобы успеть. Беречь себя надо. И не надо сожалеть об упущенных возможностях, если они стоили слишком дорого. Будем мы - будет всё. Просто немножко не сразу.

---

Пятиминутка чего-то такого

Ой, ладно, не говорите мне, я знаю, что гештальт господа настоящие психологи в заметном большинстве не любят, очень не любят.
Тем больше лулзов ловит скромный гештальтист, читая в одном посте настоящего психолога (с крутым образованием и все дела) с промежутком в пару строк похвалу "техникам осознанности - mindfullness" и порицание "бессмысленному гештальту".
Ладно, мало ли, надо проверить. Ну, идет скромный гештальтист почитать про этот самый mindfullness и не может с трех раз угадать, чем он от простого awareness'a отличается. Все как описано в незабвенном Практикуме. Даже чуть ли не теми же словами.
Но как, Холмс? Как?
Если обучение гештальтиста в приличном месте начинается с этих мать его техник осознанности и ими же сопровождается всю дорогу.
Я плакал, господа.

---

Флоксы

Для Енца все началось с любви. Ну, то есть, как сказать – любовью такое обычно не называют. Умный мальчик из глубинки получил престижную стипендию, приехал учиться в большой город, обнаружил, что здесь всё не так, как там, быстро освоился, можно сказать, совершенно переменился, но в глубине его сердца остался нетронутый корешок привязанности и верности.
Как-то раз, уже совсем взрослый и красивый, городской насквозь, на вечеринке у друзей мальчик познакомился с девочкой. Она тоже была студентка, только из медицинского и на пару лет старше. Пила разведенный спирт, курила крепчайший табак в самокрутках, неплохо пела, жила, ни на кого не оглядываясь. Они недолго встречались, она вскоре уехала в другой город интерном в госпиталь, и никакого продолжения не было. Но за те несколько месяцев, что они спали вместе, она успела сделать кое-что. На самом деле – мелочь, но необратимую.
Как-то раз в конце зимы они лежали в постели, уже после всего, и говорили о детстве, у кого что было. У Енца – его звали Тимом тогда – в детстве был огромный самокат на резиновом ходу, тяжелый, большой, как велосипед, с гнутым никелированным рулем, разгонявшийся до немыслимой скорости и тяжело тормозивший. Еще у него был чердак, заставленный ящиками и коробками со всякой всячиной. Мать запрещала потрошить их, но Тим, конечно, потрошил. Сквозь урчание голубей он чутко прислушивался, не заскрипит ли лестница – и если что, убегал на крышу через маленькое полукруглое окно, пробирался по красной, наполовину зеленой от мха черепице до угла и по приставной лестнице, вертикальные жерди которой давно вросли в землю и только что не выпускали почки по весне, скатывался под старые яблони. Там можно было схватить самокат и умчаться по мощеной брусчаткой улочке к ребятам на реку, или можно было нырнуть в тень запущенного сада. Мать его работала на почте, по вечерам брала на дом штопку и другую починку белья для соседей, чтобы сводить концы с концами. В саду росли только травы вроде мяты и розмарина, душицы, чабреца, тимьяна, шалфея... Тим выучил их все, потому что мать часто просила его принести стебелек того, пару листиков сего, веточку еще чего-нибудь. Там было несколько грядок с травами рядом с домом, за ними стояли старые, корявые яблони, приносившие яблоки размером с два маминых кулака, густо-желтые снаружи и снежно-белые внутри, ароматные и сладкие, как мед. Больше нигде Енц таких не встречал. Между яблонями росли флоксы – неприхотливые и незамысловатые, даже простенькие, розовые и бледно-лиловые, самые обыкновенные, их сладковатый запах был почти неуловим, но пропитывал сад насквозь.
Енц увлекся, рассказывая об этом, почти погрузился в зеленые тени и прохладу, почти увидел мать, высунувшуюся из окна на крыше и призывающую негодника на справедливую расправу. Сейчас он видел, что грозный взгляд и голос притворны, и сквозь них сияет любовь. Он пытался сложить слова так, чтобы передать одновременно и эту показную суровость, и этот свет. Он говорил о том, как выглядывал из-за цветущих кустов, стараясь не качнуть сиреневые и розовые шапки.
– Брр, – воскликнула девочка. – Ненавижу флоксы. Они пахнут мертвецами. Точь-в-точь, как в покойницкой.
Ну, понятное дело, девочка уехала, так что они в любом случае бы расстались. Но корешок в сердце Тима был глубоко ранен, и из этой раны не могло не прорасти что-нибудь эдакое.
Прошло несколько лет, Тим закончил учебу и затем внезапно свернул с прямой инженерной дороги, нанялся на секретную службу, стал учиться заново и теперь уже всему на свете. Мать умерла, когда он был где-то далеко, он это пережил. Дом остался ему и долго пустовал, сад зарастал, яблони хирели.
Но однажды в апреле Енц приехал домой. Не сказать, чтобы что-то особенное случилось перед этим, то ли очередные потери в команде, то ли еще что, он ведь о себе не только никому не рассказывает, он и сам не помнит ничего конкретного, когда в отпуске. Кажется, в тот раз они вернулись из Климпо. Или не в тот? Кто его знает, этот секретный секрет.
В общем, он как-то смутно провел ту зиму лет девять назад, плохо спал, ну, то есть, если не предпринимал специальных усилий. И тут сами собой вспомнились девочкины покойницкие флоксы и стали крутиться в голове раздражающе неотвязно. Так что с большой натяжкой можно сказать, что флоксы для Енца начались с любви. Если бы та девочка не сказала про их запах, он бы о них и не вспомнил в таком ключе. И поскольку в этом мире все замыкается само на себя, любовь для Енца тоже началась с флоксов. Просто он понял, что совсем ничего не знает о цветах, за которые так сильно обиделся, и, оказывается, эта обида до сих пор не прошла. Ну, с этого и завертелось.
Енц полез в интернет и первым делом узнал, что название цветку дано не просто так, а со смыслом. Название дал сам первый систематизатор всего живого, Карл Линней, и означает оно ни много ни мало «пылающий», ибо φλόξ, в переводе с греческого, означает «пламя».
Одних названий оттенков ему пришлось выучить несколько десятков. Розовый такой и розовый сякой, розовый, как лосось и как коралл, сиренево-розовый, голубовато-лиловый, лавандово-голубой. Он много узнал про глазки и полоски, про нежный румянец и меняющиеся в зависимости от времени суток оттенки, узнал, что пестрыми бывают не только цветки, но и листья, что различаются шарообразные и пирамидальные соцветия, что кусты могут тянуться вверх или ползти по земле, что лепестки не обязательно должны быть округлыми, и что бывают флоксы, похожие на рожки мороженого с закрученной пимпочкой и на лучистые звезды. В общем, Енц открыл новый континент, выучил новый язык и отчасти даже начал новую жизнь.
К концу апреля он был всесторонне подкован теоретически, в делах случилось затишье, начальство не возражало, так что Енц погрузил в тентованый кузов свежеприобретенного крохотного грузовичка пару десятков кустов сортовых флоксов – для начала, – и отбыл в отпуск на родину.
Перед последним перегоном он переночевал в маленькой гостинице, встал рано и домой приехал еще до полудня. Дом в этот раз показался совсем маленьким и беззащитным – даже в большей степени, чем когда Енц впервые приехал сюда после смерти матери. Сад тосковал, зарастая дикой травой. Енц взял ключи у соседки, вежливо отделался от расспросов и предложений помощи, загнал машину во двор, под деревья, и отправился обживаться. Флоксы сажают вечером, и Енц хотел до того обустроиться в доме, подключить и отладить все коммуникации, вытряхнуть пыль и привести в пригодное для жизни состояние хотя бы кухню и одну спальню. Посторонних в доме он видеть не хотел. Может быть, потом, когда-нибудь, он пригласит ту же соседку поддерживать порядок, такие подработки по-прежнему в цене в этом забытом краю, но сейчас он хотел побыть один. Ни физической работы, ни примитивной техники он не боялся, сказывалось и первое образование, и дальнейший опыт. После обеда он выполол разросшиеся лопухи и прочую траву под яблонями, заодно присмотрелся, каким уже пришел конец, а какие еще стоит попытаться спасти, вскопал землю в заранее намеченных местах и отправился пить чай.
Он обнаружил, что впервые за несколько месяцев движение и нагрузки приносят успокоение. Сколько ни выкладывался он в зале и на полосе, это не давало облегчения, а здесь как будто все по-другому, как будто сам характер и смысл движений был другим, не возвращал снова и снова к мыслям об умерших в Климпо – ведь они вернулись из Климпо в тот раз? Здесь и сейчас ему было так хорошо, как он уже забыл, что оно так бывает. И он сидел и сидел перед дверью в сад, снова и снова подливая чай из маминого веджвудского чайника, драгоценного, единственной роскоши, сохранившейся от лучших времен, когда еще был жив отец. Ему показалось, что и время вокруг застыло, и тени неподвижно покоятся на земле, и ветер остановился вместе с птицами и пчелами в густой солнечной тишине.
Страна мертвых, приют вечного покоя и бесконечной неизменности. Когда-то все были живы, а теперь – не все.
Ну всё, пора, решил Енц, и заметил, что тени заметно удлинились. Допиваю чай – и сажать. Мирный труд успокаивает, надо же. Тоже мне открытие, а? Встал, потянулся, размялся. Всё-всё-всё, хватит, пошли-пошли, быстрей-быстрей…
Когда стемнело, первый десяток кустов занял позиции вдоль забора – самые высокие, полутораметровые сорта, когда они вытянутся и зацветут, будет так красиво, и надо еще привезти, или уж заказать доставку? – Енц обнаружил, что он в саду не один. Это был неприятным сюрпризом, даже не столько само вторжение, сколько то, что Енц его пропустил. Особенно неприятно было, что он был абсолютно уверен, что здесь никого нет, а потом, без всякого перехода, здесь уже кто-то был, стоял у него за спиной, всего в нескольких щагах от него, дышал, не скрываясь. Вот тебе и мирный труд…
Лопата сама перетекла по ладони в удобное положение, пока он выпрямлялся и разворачивался лицом к незваному гостю. Гостье, если это имеет значение. Она была высокая, одета в черное слегка помятое платье, сливавшееся в густых сумерках в расплывчатое продолговатое пятно, на голове, поверх капюшона, венок из искусственных темно-малиновых роз. Тени лежали на ее лице, подчеркивая рельеф черепа, из-за этого Енц не мог понять, красивы или отталкивающи ее черты.
– Привет, – сказала она. – А я думала, ты никогда уже сюда не приедешь.
– Мы знакомы? – удивился Енц.
– Конечно! Мы часто играли вместе, не помнишь?
Енц не помнил, чтобы он вообще когда-нибудь водился с девчонками, но она была убедительна и рассказала такие подробности, что он не мог не согласиться: да, это было именно так. И с моста прыгали, и на спор переплывали реку между омутами, гоняли со спуска на том самом самокате на резиновом ходу – а он цел еще? – и спускались в заброшенную шахту, и бегали по оползающей черепице, спасаясь с чердака от матери… Чем больше он смотрел на нее, тем сильнее ему казалось, что он действительно откуда-то знает ее лицо, да и голос ее знаком, и вся манера говорить – спокойная, холодноватая, ритмичная. Она знала все его привычки, манеру, тайные слабости и приметы, она звала его по имени: Тим. И она принесла большой фонарь и помогла ему посадить оставшиеся кусты, потому что уже совсем стемнело, а не оставлять же еще на сутки?
– Ну вот и всё, – сказал, наконец, Енц и вопросительно посмотрел на нее. Она приблизилась, улыбаясь. Он снова поймал мысль о сходстве ее лица с черепом, видимо, так падал свет от фонаря. А ведь она, пожалуй, все-таки была красива. Теперь он разглядел, что не было никакого капюшона, только густые длинные волосы в темноте сливались с черным платьем, и розы, кажется, тоже были натуральные. Было слишком темно и слишком спокойно, чтобы приглядываться. Енц обнял ее – она не отстранилась. Она была не против остаться и вымыть руки, испачканные землей, выпить чашечку чая и даже чего-нибудь покрепче, лечь с ним в постель, чтобы согреть его в пустом и темном доме.
– Когда мы виделись в прошлый раз, все это уже было, – сказала она. – Не вижу, почему бы не продолжить.
Он проснулся в одну из ночей, которые проводил с ней, и смотрел, как она сидит перед зеркалом в колеблющемся свете огарка – она ничего не имела против электричества, но сама не включала его никогда, а потом и Енц перестал. Она погружала пальцы в жестяную коробку и подносила их к лицу. Амплитуда и ритм ее движений на мгновение сбили Енца с толку, ему показалось, что она наносит камуфляжную краску, как перед вылазкой. Но пальцы ее были испачканы в белилах, в кармине. Розы пылали на ее голове, но тонкий, всепроникающий запах флоксов из сада был сильнее. Она обернулась, услышав изменившееся дыхание мужчины. Тогда Енц понял, что ему действительно знакомо это набеленное лицо, разрисованное узорами, подчеркивающими рельеф костей, этот перечеркнутый черными штрихами, как будто зашитый, рот, красные лепестки вокруг глаз, завитки на лбу и на подбородке.
– Боишься? – спросила она, не разжимая простроченных губ.
Енц не знал, как ей ответить. Он действительно боялся, но это была не вся правда. Он боялся до смерти, но до смерти же и хотел ее. Его тянуло к ней, как гвоздь притягивает магнитом, непреодолимой силой, по закону природы. Это притяжение было между ними всегда, с самого рождения, если не раньше. Флоксы пахли ею, теплым пламенем вечности, и он с детства пропитался их запахом, она была ему родной, и еще он вспомнил, когда видел ее в прошлый раз, конечно, как он мог потерять это драгоценное мгновение? Она лежала с ним рядом и обнимала его, она поцеловала его, когда было уже слышно приближающийся вертолет, она ни на кого не оглянулась, она просто отдалась ему прямо на красноватой сухой земле, она принадлежала ему, тогда, в Климпо.

Почистил, поправил, поднимаю.

запись создана: 17.02.2015 в 21:30

@темы: Док и его команда